Нация. Апокалипсис. Том третий

Такой порядок рассмотрения вопросов для украинской делегации оказался абсолютно неприемлемым, потому что убедительной позиции у украинского руководства по оплате долгов за газ просто не было, впрочем, как и денег. Все дальнейшие действия со стороны России выглядели как ультиматум – «загнав в угол» украинскую делегацию, Черномырдин предложил идею рассчитаться с Россией за газовые долги флотом. Украинская делегация и слушать не хотела о подобной идее, но после беседы с Кравчуком согласилась передать в счёт государственного долга большую часть украинского флота.

После одобрения документа президентами предполагалось, что на 80-ти процентах плавсредств будут подняты Андреевские флаги, на 20-ти – украинские. Здесь же решили вопрос и базирования флотов. Крым и Севастополь, как базы, предоставлялись России на условиях аренды сроком на пять лет с последующей пролонгацией (80 процентов инфраструктуры Черноморского флота находилось в Севастополе). Договорными обязательствами было согласовано, что плата Украине за аренду Черноморского флота в Крыму и в Севастополе будет состоять как из «живых денег», так и из дополнительных средств, получаемых за счёт снижения цены поставок в Украину российского природного газа. Украина оставляла себе право довольствоваться остальными базами от Измаила до Донузлава. Такой подход устраивал обе стороны, особенно украинскую, судя по словам Леонида Кравчука: «Разведённым жить на общей жилплощади не только неудобно, но и опасно».

Так, вопреки решению Верховного Совета Российской Федерации, русские святыни – Крым и Севастополь, за которые Россия пролила реки своей и чужой крови, а украинское государство несколько капель чернил, были отданы Украине. Недальновидное решение Ельцина по Крыму и Севастополю ещё больше подтолкнуло националистов к разжиганию антироссийского курса. После того как «новые украинцы» увидели слабость, неуклюжесть и продажность политической элиты России, у них загорелись глазки на Кубань и на другие области России, где украинцы якобы жили много тысяч лет назад. Чувствуя свободу и безнаказанность, они смело подчинили себя поиску доказательств отличия украинца от русского, козака от казака, стремясь, таким образом, без всякой истории создать на новом месте свою украинскую государственность, о которой они мечтали, как они заверяли, много тысяч лет. Всё это объяснялось простой истиной: в доме, где нет кошки, всегда резвятся мышки.

Глава XI

Встреча с Сергеем Пронько не заставила себя долго ждать. Не прошло и недели, как Сергей позвонил Сомову и в разговоре, который был не очень долгим, попросил встретиться в ближайшие дни. Выслушав товарища и не задавая лишних вопросов, Егор согласился. «Почему бы не встретиться и не поговорить с товарищем по душам, – подумал он. – Тем более, что в этом общении я тоже нуждаюсь. Во всяком случае, – заключил он, – от меня не убудет».

Через пару дней, предварительно созвонившись с Пронько, он приехал на троллейбусе № 12 к дому, что находился на улице Владимирской. Это было небольшое старое двухэтажное строение из красного кирпича. Перед тем как зайти в подъезд, он обратил внимание на информационную табличку, что висела справа от двери на фасаде здания. «Общественная приёмная – Народное Движение Украины. Украiнська народна партiя “Рух”»[17 - В 1989 году, когда в СССР провозгласили демократию, Политбюро ЦККПСС решило развивать многопартийность, в республиканские ЦК пошли соответствующие циркуляры. 16 февраля в Киеве на I Учредительном Собрании стараниями партийной номенклатуры было создано «Народное движение Украины за перестройку» (Рух). Руховцев курировали завотделом пропаганды и агитации ЦК КПУ Леонид Кравчук и Председатель КГБ УССР Николай Голушко. Председателем движения был избран литератор Вячеслав Черновол.] – прочитал он без всяких эмоции.

Войдя в подъезд и пройдя небольшой узкий коридор, он осторожно, как бы нехотя, постучал в деревянную дверь, которая была отделана филёнчатыми элементами и окрашена в белый цвет. Не дожидаясь ответа, он осторожно открыл дверь и сразу почувствовал запах сигаретного дыма: накурено было так сильно, что можно было, как говорят в народе, вешать лом.

– Есть кто? – перешагивая порог, спросил Сомов.

– Егор, заходи, я сейчас, – донёсся из соседней комнаты знакомый ему голос.

– Так вот вы чем тут занимаетесь, – увидев идущего к нему навстречу Пронько, проговорил Егор.

– От дыма аж в горле, кхе-кхе, запершило.

– Это дело поправимо, – проговорил Пронько, крепко, по-мужски, пожимая руку приятелю – Сейчас выпьешь водички, и всё пройдёт. А пока открою форточку. Не возражаешь?

– Да нет, конечно!

Пронько тут же подошёл к окну и резким движением открыл настежь форточку. Затем подошёл к столу, где стоял графин, и, налив полстакана воды, подал Сомову, сказав при этом:

– На, выпей.

Сделав несколько глотков, Сомов тут же сказал:

– Спасибо, действительно лучше.

– А я что говорил! – усмехнувшись, проговорил Пронько. И, помолчав несколько секунд, добавил:

– Извини, не успел проветрить. Встреча с активом была, надымили, черти. Сейчас всё выветрится.

– Другое дело, – почувствовав свежий прохладный воздух, проговорил Сомов.

Он обратил внимание на Сергея, на его одежду, в которой преобладали цвета серые и коричневые. На нём были хороший пиджак коричневого цвета и серые брюки. Под пиджаком виднелась рубашка светло-коричневого цвета. Лицо было свежим и чисто выбритым. Короткие волосы с проседью придавали ему серьёзный, деловой вид. Можно было подумать, что он собрался на какое-то торжественное мероприятие. Если же и было в нём что-то отталкивающее, то этого Егор не замечал и не чувствовал.

– Присаживайся поудобнее, – поймав взгляд Егора, проговорил Пронько. – Когда собираешь партийный актив, то приходится соответствовать…

– Как сказал один умный человек (не помню, правда, кто), «статую красит вид, а человека – его деяния».

– Правильные слова, Егор! Только в обычные дни у меня всё по-фронтовому.

– А что, у нас уже война? – глядя по сторонам, иронично проговорил Сомов.

– Война – не война, а порох нужно держать сухим.

– Ну, не знаю, не знаю…

– А что тут знать. Как говорится, «хочешь мира – готовься к войне».

– Серёга, ты меня пугаешь своей воинственностью.

– Да это я так, к слову. Не принимай близко к сердцу.

– Да я и не принимаю, просто война ассоциируется у меня с ужасами и нравственной извращённостью, отрицанием истины и гуманности, – глядя куда-то в угол комнаты, проговорил Сомов, стараясь не только рассмотреть всё то, что его окружало, но и удобно разместиться в небольшом кресле, в котором ему было некомфортно сидеть.

Разглядывая всё вокруг, он заметил, что достопримечательностей в комнате было немного: шифоньер для одежды, два рабочих стола, шесть стульев, две тумбочки, пара небольших кресел, телефон и узенький настенный шкаф с небольшим набором книг, состоящий из четырёх полочек. На верхней полке стоял небольшой бюст какого-то мужчины в профиль влево. На столах лежали кипы разных бумаг, похожие на какие-то документы. Рядом с ними лежали газеты, журналы и другая печатная продукция. Справа, в углу, прямо на полу, лежали в несколько рядов пачки с какой-то литературой. В ярком свете от лампочки он обратил внимание на плакат, на котором была изображена фотография первого президента Украины Кравчука с крупной надписью «Кравчук – это мир!»

– Не могу понять, кто это… – глядя на бюст, проговорил Сомов.

– Степан Бандера!

– Бандера?! – удивлённо проговорил Егор. – Но он же…

– Каждая историческая эпоха, Егор, рождает своих героев. История Украины в этом плане показательна. У нас никогда не было ни королей, ни монархов, ни царей, зато были, есть и будут свои герои, которых выбирает не только время, но и народ.

– Понятно.

Сомов не стал больше развивать разговор на эту тему, дабы не показывать свою неосведомлённость в этом вопросе.

– А это, насколько я знаю, главный идеолог Украины? – глядя на плакат, спросил Сомов.

– Был главным, да весь вышел.

– А что так?

– Ирония заключается в том, что когда, как снег на голову, свалилась независимость, то оказалось, что никакой вдумчивой стратегии и плана действий у «отца нации» нет. Одно прожектёрство!

– А мне казалось, что он хорошо ориентировался в этом деле.

– «Ориентировался», как ты говоришь, может, он и хорошо, только выборы проиграл. А как ты думаешь, почему?

– Не знаю, – глядя на Пронько, чистосердечно признался Егор. – У меня не столь острый ум, чтобы упражняться в рассуждениях на такие политические темы.

– А я тебе скажу: потому что он ни нашим, ни вашим – вот такой он человек. В подтверждение моих слов, – продолжил Пронько, – расскажу тебе один анекдот. Не успел приехать Леонид Макарович в одну из областей Украины, как начался дождь. Охранник ему говорит: «Леонид Макарович – зонтик!». А тот отвечает: «Ничего, ничего, я так – между капельками».

– Понятно, – улыбнувшись, проговорил Сомов. – А что тогда портрет висит?

– Он никому не мешает. И потом – это же история. А к истории, сам знаешь, надо относиться как к сокровищнице наших деяний. Пусть висит для примера и поучения для настоящего и предостережения для будущего.

– Ясно.

На втором плакате, который был ближе к Сомову, он увидел три фотографии…