Нация. Апокалипсис. Том третий

– А это основатели, можно сказать, воины нашего движения – Вячеслав Чорновил, Михаил Горынь и поэт Иван Драч.

– Не слышал.

– Услышишь ещё, какие твои годы.

– Где это они?

– В конференц-зале Киевского политехнического института на Учредительном съезде «Народного движения Украины за перестройку».

– Ясно, – глядя на Пронько, сказал Сомов. – А это что?

– А это наша символика: сине-жёлтый флаг, трезубец и гимн «Ще не вмерла Украши i слава, i воля».

– Всё серьёзно.

– Ну, а как ты хотел? Кстати, вся эта символика была утверждена на этом же съезде. Без этого никак.

– Почему?

– Ну как почему? Вещи они, можно сказать, незначительные, а идею соединяют. Двигаться вперёд без знамени и прочих символов, как ты знаешь, невозможно!

– Ну да, тут ты прав!

– Я знаю, что говорю. Поверь мне: придёт время, и украинцы будут жертвовать жизнью за них.

– Как всё у вас практично, – с некой иронией проговорил Сомов.

– Зря иронизируешь, ты не представляешь, как украинский народ соскучился по воле, по свободе! Как там, у Руставели, дай бог памяти: «Преступно промедленье, если путь великий ждёт». Так, кажется? И это свободу мы будем защищать…

– Так-то оно так, главное, чтобы ваши идеи не были лишены крепкого зерна жизни.

– Ты это о чём?

– Я говорю о том, что если неправильно чувствовать время, то оно уносит течением всё то, чем ты обладаешь.

– Не унесёт, Егор, не унесёт, ты не представляешь, как будет сильна Украина!

– Почему не представляю, представляю!

– Это хорошо, что представляешь! Знаешь, что мне в тебе нравится? – глядя на Сомова, проговорил Пронько.

– Любопытно!

– То, что ты честный и порядочный человек. Насколько я тебя знаю, ты жил и живёшь так, чтобы были не запятнаны не только руки, но и глаза.

– Да брось ты.

– Нет, нет, признаюсь тебе честно: иногда мне тебя не хватало, чтобы вот так сесть и поговорить обо всём; какая-то хорошая энергия от тебя.

– Я тоже рад, что мы встретились. Жаль, конечно, что судьба нас вот так тряханула. Хотя судьба нередко поступает разумно.

– Кто её знает, где она разумно поступает, где нет. Пока я усвоил для себя только один урок: пока своим лбом стену не прошибёшь, ничего в жизни не достигнешь.

– Да, тут ты прав. Ничего больше не могу сказать насчёт судьбы.

– Ты извини, что выдернул тебя, – глядя на Сомова, проговорил Пронько.

– Да брось ты, ну какие могут быть тут извинения. Мне тоже хочется пообщаться. С этим переездом, знаешь, всё так завертелось, закрутилось, что некогда сесть и подумать о жизни. По сей день голова кругом.

– Да, в этом ты прав, Егор. А всё потому, что не хлебом единым жив человек. Иногда нужно предаваться и радостям жизни, а проще говоря – наслаждениям!

– Это точно. Главное, чтобы эти наслаждения не вытеснили наш разум.

– Не вытеснят, не бойся.

– А я и не боюсь, чего мне бояться.

– Вот и я про то же, – глядя на Сомова, весело проговорил Пронько. И тут же продолжил, давая простор своим радостным чувствам: – В этом году нашему движению будет пять лет! Вот готовимся отпраздновать маленький юбилей.

– Пять лет – детский возраст!

– В политике, Егор, год идёт за два, не меньше, а то и больше, – проговорил Пронько, передавая свою мысль так, как он сам её понимал. И, помолчав несколько секунд, тут же спросил: – Что будешь: чай, кофе?

– Кофе!

Через пару минут в комнате запахло свежезаваренным кофе.

Поблагодарив и взяв чашку с горячим напитком, Сомов тут же сделал несколько небольших глотков.

– Какой крепкий, насыщенный вкус!

– Не крепче арабики.

– Согласен.

– Пока ты пьёшь кофе, – глядя на Сомова, проговорил Сергей, – мне нужно сделать пару звонков, а потом я предлагаю отметить нашу встречу. Как ты к этому относишься?

– Ну, не знаю… А надо?

– Надо, конечно, надо, Егор! Я чувствую непреодолимое желание выпить с тобой и поговорить по душам, а то у меня последнее время такой конфликт, что не дай Господь…

– Конфликт?

– Да не человеческий, не переживай, У меня, скажу тебе по секрету, конфликт души и тела. Только водочкой и мирю их, окаянных.

– Понятно, – улыбнувшись, проговорил Сомов.

– Ты как относишься к немецкой кухне?