Йерве из Асседо

И тут я все вспомнила! Это была та самая психолог Маша, которая меня интервьюировала на экзамене. Я чуть не вскрикнула от прозрения.

– Прошу прощения, – сказала Машенька. То есть психолог Маша. – Я хотела спросить, что нам известно о ее семье.

– Ее отчим преподаватель фоно в каком-то музучилище в Питере, – ответила Фридочка. – Очень приятный и интеллигентный мужчина. Я с ним пару раз связывалась. Он всегда задает много правильных вопросиков, интересуется детальками: как кормят, что учат, какие оценки, как успехи и все такое. И всегда добрые слова о нас говорит, как он нам благодарен, как на нас полагается, как в нас верит. Заботится о любимой доченьке.

– А мама?

– Нет у нее мамы. Она, по-моему, лишена родительских прав. Отчим ее сам воспитывал.

– Почему лишена? И где ее родной отец?

– Откуда я знаю? Это ваше дело, на отборах выяснять.

– Что говорят девочки из ее комнаты?

– Ничего не говорят. Разве от них чего-нибудь добьешься, кроме “окей”?

– Поспрашивайте у них, может, они что-нибудь знают.

– Я спрашивала, – сказала Милена. – Молчат как бункеры.

– Что же вы предлагаете?

– Я не знаю, – сказал Тенгиз. – Я не понимаю, зачем вы ее приняли. Я бы уже вчера отослал ее домой.

– Стоп. – В голосе психолога Маши зазвучали недовольные нотки. – Откуда такая спешка? Девочка ничего не совершила, а сразу “домой”. Еще и двух месяцев не прошло, вы толком не познакомились с ребятами.

– Ты видела эту девочку? Не видела, – ответила Фридочка самой себе. – Ты, Машенька, здесь бываешь от силы раз в неделю. Если бы на твоей шее круглосуточно сидели двадцать детей, ты бы не рассуждала о спешке, а делала бы выводы и принимала меры.

Маша заняла оборонительную позицию:

– Я затем и приезжаю к вам раз в неделю, чтобы оберегать вас от скоропалительных выводов и необдуманных мер. Давайте все взвесим, обсудим как следует…

– Давай ты с ней встретишься, – предложил Тенгиз.

– Давайте мы сперва всех ваших звезд обсудим, а потом решим, кого в первую очередь ко мне направлять. Будем считать, что Влада на учете. А пока присматривайте за ней и, если что, сразу звоните. У нас осталось пятнадцать минут. Кто еще вас заботит?

– Натан, – сказала Фридочка.

– Что с твоим Натаном приключилось? – удивился Тенгиз. – Да он сильнее всех этих сотрясателей бицепсами. Внешний вид обманчив. Давайте лучше поговорим об Арте. Он мне жить не дает. У меня двадцать человек в группе, а девяносто процентов времени я занимаюсь одним Артом. Давай ты, Маша, на него тоже посмотришь.

– Может, хватит об Арте? – возразила Фридочка. – Мы на этого хулигана и тут постоянно тратим все драгоценное время.

– Что там с Артом? – насторожилась психолог Маша. – Что он опять натворил?

– Перед праздниками поругался с местными на теннисном корте. За день до этого обматерил математичку, которая ни слова по-русски не понимает. В прошлую субботу я нашел в его комнате пустую бутылку лимонного “Кеглевича”, и я даже не знаю, с кем он ее распил.

– Это же кошмар, – сказала Милена. – От этого пойла тараканы мрут.

– Давайте лучше о Натане, – настаивала Фридочка.

– Слушайте, – заявила психолог Маша, – мне кажется, что помощь нужна именно Артему, а не Владиславе. Он буквально взывает о помощи, а мы не слышим, а только его ругаем. Да, он вызывает агрессию, но, видимо, никто не научил его другим методам транслирования трудностей адаптации.

– Я не могу это слушать, – пробурчала Фридочка. – Лучше переходи на иврит, вместо того чтобы ломать язык. А еще лучше, отбрось свою заумную психологию и вспомни о здравом смысле. Ему нужна никакая не помощь, а хороший пинок под зад.

– Как ты можешь так говорить о детях! – возмутилась психолог Маша. – Назначьте мне встречу с Артемом. Владислава может подождать.

– Я хочу сказать за Натана, почему никто меня не слышит? – снова взялась за свое Фридочка.

– Я тебя внимательно слушаю, – заверила ее психолог Маша.

– Печальненький он какой-то в последнее время.

– И злобный, – заметила Милена.

– Вы же говорили, что он цветет, пахнет и счастлив вернуться в Иерусалим, – сказала психолог Маша.

– Сперва цвел, а потом скис, – взгрустнула Фридочка. – Такой мальчик! Такое золотце! Может, и его тебе показать, Машенька? Он разговорчивый и входит в контакт за пять секунд. Он тебе сразу понравится.

– Я думаю, это неразделенная любовь, – вдруг заявила Милена. – Поэтому он страдает.

Я насторожилась, но Тенгиз наглым тоном пресек обсуждение Натана:

– На психолога есть еще кандидаты.

– Как, например, кто? – спросила Фридочка. – Сонечка, которая находит общий язык с местными быстрее всей русской алии, вместе взятой? Нам всем стоит у нее поучиться социальным навыкам.

– Как, например, Зоя Прокофьева, которая Комильфо, – неожиданно выдал Тенгиз.

Тут я чуть не сдохла и совсем слилась со стенкой.

– Зоя! – многозначительно согласилась Милена.

– Ох, да, – вздохнула Фридочка.

– Напомните мне, пожалуйста, кто такая Зоя, – попросила психолог Маша. – И если с ней все комильфо, зачем тратить на нее время?

– С ней не все комильфо, это кличка такая, – объяснил Тенгиз. – Очень прилипчивая. Я теперь иначе ее называть не могу.

Милена и Фридочка согласились.

– Неуважительно называть детей прозвищами, – пожурила их психолог Маша. – Это нарушение границ.

– Она сама себя так называет, – сказал Тенгиз, – и ей нравится. И я не считаю, что прозвища – это неуважительно. Иногда имя, которое ты сам себе избрал, важнее того, что дали тебе при рождении.

– Ладно, – не стала спорить психолог Маша, – пускай будет Комильфо. Кто же она такая?

– Девочка из Одессы, которая живет в своем мире и ничего вокруг не замечает.