– Ну, ключ в скважине заело.
– Ключ, значит, заело.
Тенгиз развернулся и с видом ищейки принялся разглядывать банки, склянки, расчески и диспенсеры на полочках под зеркалом.
Он кивнул на бурое пятно возле унитаза. Мне стало дурно.
– Это кровь, – уверенно сказал Тенгиз.
– Кровь, – подтвердила я. – И что в этом такого?
– Ты с ума сошла?! – заорал вдруг вожатый незнакомым страшным голосом.
Я сделала вид, что очень смущена, и сказала:
– Мы же девочки, в конце концов, у нас бывают… ну… ты знаешь.
Тенгиз опустился на закрытую крышку унитаза, как будто сдулся в одно мгновение. Поскреб лысину ногтями.
– Девочки не выдирают створки с мясом. Кто окно сломал, я спрашиваю?
– Я сломала, я уже тебе ответила. Я сильная. Я же бывшая акробатка. Низшей позиции.
Наверное, это могло прозвучать смешно. Но не теперь.
– Почему ты не позвала старших, вместо того чтобы окна ломать?
– Я вас искала, но не нашла, – соврала я.
– Никого не нашла? Во всей Деревне?
– Никого.
– Слушай меня, Зоя, ты заплатишь за окно.
– Заплачу, – с готовностью согласилась я. – Сколько окурков мне собрать?
– Не нужны мне твои окурки! – снова рассвирепел Тенгиз, а я вовсе была не рада, хоть столько времени и усилий тщетно потратила недавно, чтобы вывести его из себя. – Просто не попадайся мне больше на глаза.
Я хотела спросить: “Вообще никогда?”, но сдержалась.
Тенгиз резко встал и ударился головой о шкафчик, который висел над унитазом. Он чуть не обматерил шкаф, но тоже сдержался.
Я понимала, что сейчас Тенгизу очень хотелось поругаться со мной, но не могла доставить ему такого удовольствия. Мне было бесконечно жаль его – отсюда до самой Стены Плача.
– Я починю окно, клянусь мамой, – поспешила я успокоить Тенгиза. – Не надо так переживать.
– Да при чем тут чертово окно!
Если бы Тенгиз в гневе встретился мне в одесской подворотне, я бы неслась от него прочь с криками “Караул!”, но сейчас я его не испугалась. Ведь я понимала, в чем дело.
– Вы же взрослые люди! Вас отобрали в эту программу, потому что вы доказали свою самостоятельность и ответственность! Вас что, нельзя оставить одних на два часа? – Тенгиз вдруг внимательно на меня посмотрел. – Что это у тебя на лице?
Я спохватилась и отвернулась.
– Что у тебя на лице, Зоя?
– Я поцарапалась о гвоздь, когда лезла в окно, – снова соврала я. – Ничего страшного, всего лишь ссадина.
Тенгиз, кажется, очень старался взять себя в руки.
– Я не знаю, что ты от меня скрываешь, но это просто глупо. Я же все равно узнаю.
“Не узнаешь”, хотелось мне возразить. Отчасти из сострадания, отчасти назло.
– Зайди в кабинет и продезинфицируй царапину, – приказал Тенгиз. – Немедленно.
Гигантскими шагами покинул комнату. Я пошла за ним.
В кабинете Аннабелла вертела в руках провод телефона, зажав трубку между ухом и плечом, и выглядела так, будто победила в конкурсе красоты. Трудно было поверить, что несколько часов назад она занималась кровопусканием, а потом утверждала, что ее никто не любит.
Тенгиз достал аптечку и всучил мне вату и йод.
– Может, хватит болтать? – со злостью бросил он Аннабелле. – Вы скоро увидитесь.
– Целую-обнимаю, солнце, – проворковала она в трубку, и ее взгляд счастливо затуманился.
– Кто сломал окно в туалете? – спросил Тенгиз у Аннабеллы. – А ты молчи, – бросил он мне.
– Это перекрестный допрос?
– Тише! Отвечай, Влада.
Аннабелла встала со стула с таким апломбом, словно на ней был не спортивный костюм, а королевская мантия.
– Юра Шульц сломал окно, – заявила Аннабелла. – Он хотел влезть ко мне в комнату, а я его не пускала.
– Юра?! – У Тенгиза глаза на лоб полезли.
– Ну да. Комильфо пыталась ему воспрепятствовать, а он ее ударил. Случайно.
Я потеряла дар речи и ничего больше не могла сказать, ни правду, ни ложь. Аннабелла воспользовалась моим замешательством.
– Помогите Юре, Тенгиз. Он нуждается в моральной поддержке и в психологической помощи.
– Юра?! – Тенгиз тоже готов был потерять дар речи. – Это правда, Зоя?
Все это перестало быть комильфо и превращалось в ужасный, кошмарный моветон. Но Аннабелла кидала на меня такие взгляды, а Тенгиз был настолько выпотрошен и измучен психологической помощью, что я ответила: