Тайный советник императора Николая II Александровича

Так, почти не прекращая добродушного ворчания, пожилой моряк Тимофеич полчаса тщательно подбирал мне мундир по размеру. Моё мнение в расчёт не принималось, я только надевал, снимал. Да и зеркала не оказалось. Под конец он напомнил мне, как выбраться на палубу, и я отправился к адмиралу. Да, вот так вот, без приглашения. Показать, как исполнен его приказ. Ну и потом – а куда мне?

Никакой охраны перед каютой адмирала нет. Захожу туда в новой чёрной форме и сапогах.

– Сергей Михайлович? Ну что – совсем другое дело. Признаться, эта форма вам больше идёт. Ну не похожи вы на матроса, несмотря на возраст. Выражение лица не то, и все манеры. Но где же мне вас разместить? Вы где ночевали? А гамак где? Гм… Этот Тузовский… Впрочем, корабль хоть и не маленький, но поймите – Государю прилична свита. Тут ещё и матросов много. В общем, живём тесновато. На мою каюту не смотрите – сюда сам Государь заходит. Ну, я выясню, возможно, в офицерском кубрике… Хотя, нет там свободных мест. Пока не знаю. Вы пока тут посидите, у меня. Может, желаете что-то почитать? Газеты? Они не совсем свежие.

– Константин Дмитриевич, я ведь газет начала этого века не читал совсем. Для меня всё новое.

– А, ну читайте, читайте.

Вскоре колокол сигналит обед. Я на этот раз обедаю в офицерской кают-компании, но ни с кем там не разговариваю, да меня и не представил никто. Нилов обедает где-то в другом месте, составляет компанию самому царю.

После обеда снова читаю газеты, привыкая к наличию лишних букв и странному стилю местных журналюг. Кроме обычного для их профессии желания погромче крикнуть и привлечь внимание, я замечаю ещё и желание этих образованцев выглядеть прогрессивными. В наше время это так в глаза не бросалось. Кажется, даже в перестройку чувство меры не настолько изменяло этим «зверькам». А вот манера ориентироваться по запаху присуща им в полной мере.

Нилов приходит гораздо позже меня, и ничего не говорит. Перебирает бумаги за своим столом. А, должно быть, скучно им без компьютеров. Затем снова уходит. Хорошо, что газет у адмирала много. Издалека слышатся песни, и довольно долго, около часа. Не только три моих, но и другие. И снова появляется Нилов:

– Собирайтесь, Сергей Михайлович. Вы удостоены Высочайшей аудиенции. Не робеете?

– Собирать мне нечего, что у меня есть в этом мире? А робеть… Вы же все давно умерли, вы исторические персонажи. Это как такая странная игра.

Нилов осуждающе качает головой, но ничего не говорит. Молча ведёт меня на корму. Ага, это, видимо, и есть царь. Стоит, слегка выдвинув вперёд одну ногу. Усы, борода, фуражка в значительной степени скрывают его лицо. Впрочем, и в видимой части лица я особых эмоций не замечаю.

Вряд ли это его каюта, скорее, одна из небольших гостиных. Есть столик, кресла. Но садиться меня не приглашают. Я слегка наклоняю голову, царь продолжает стоять как истукан.

– Здравствуйте, Николай Александрович. Разрешите представиться, Попов Сергей Михайлович, предприниматель.

Ну, не знаю, что ещё сказать или сделать. Он так и будет стоять и молчать? Наконец, как бы желая сгладить неловкость, Николай начинает говорить:

– Сергей Михайлович, я тут слушал песни… Мне сказали, что это вы научили матросов и казаков. Вот и Константин Дмитриевич за вас хлопотал. И я согласился с вами встретиться в надежде, что и мне вы что-то споёте. Что-то новое, необычное, – царь делает неопределённое движение правой рукой.

– Охотно, Ваше Величество. Но, вероятно, Константин Дмитриевич вам рассказал, что дело обстоит очень серьёзно. У меня есть уникальные знания, не только песен, но и будущей истории, науки, техники. Думаю, нам с вами предстоит большая работа. Возможно, есть смысл начать прямо сегодня.

– Господин Попов, я разрешил вам одну песню, на ваш выбор. Что касается всего остального – это меня не интересует. Возможно, когда-нибудь я вас призову, но не советую на это рассчитывать.

Он что – не понимает? Он что – идиот? Но прямо идти против воли царя – вариант не лучший. Где-то я читал, что волю Николаю заменяло упрямство. И я врубаю, правда, вполголоса:

– В куски!

– РазлетеласякороначестьРоссии и законы всё к чертям!

Нилов выглядит испугано, а Николай внешне невозмутим. Но когда он начинает говорить, я понимаю, что привёл царя в ярость.

– Так вы… Вы из этих писак… Из тех, кто всеми силами стремится опозорить…

– Он из купцов. Но родился в 1970 году, а к нам попал из 2020. Ему 50 лет. Поэтому и знает столько. Песни, математику, ещё много чего. Машины, которые ещё не изобретены. Представляете, если попадёт к немцам, и они эти машины сделают? – это Нилов неожиданно показал, что сохраняет полное присутствие духа.

Царь молчит. Наконец, начинает говорить, голос его звучит глухо:

– Хорошо, давайте пройдём в кабинет.

До кабинета недалеко, и успокоиться Государь не успевает. Лицо он, видимо, привык держать кирпичом, но дрожащий голос его выдаёт:

– Вы, конечно, станете предлагать конституцию, и всё сделать как во Франции. Поверьте, всё это я уже не раз слышал.

– Россия не Франция, и сделать как во Франции здесь невозможно. А конституция – это всего лишь основной закон, но, кажется, в ваше время это слово имеет и другое значение.

– Значение очень простое: отнять у меня власть, и отдать… Писакам, адвокатам, болтунам…

– Вот уж такого безумия я точно не хочу. Можно же прямо написать в конституции: верховная власть принадлежит монарху, который вправе отменить или издать любой закон. Да что угодно можно написать. Зато под это дело можно изменить судебную систему. Если я правильно помню историю, у вас сейчас суд присяжных, и иногда трудно осудить политических преступников. Приходится их ссылать в административном порядке. Это большой недостаток. А можно было бы вывести преступления против государства в отдельную категорию, судить особым судом. Всяких террористов, шпионов, даже тех, то запрещённую пропаганду ведёт.

– Да, эта последняя мысль мне нравится. Но ведь какой поднимут вой… И даже если это назвать конституцией – тем больше будут злиться и насмехаться. А ещё вы что предлагаете?

– Очень многое надо сделать, большой комплекс взаимосвязанных дел. Но есть и попроще дела, которые тем более надо поскорее сделать. Вот, патриарха вернуть. Не думаю, что это мелочь. А церковь вас поддержит, ваше положение укрепится. В наше время патриархи есть. Это долгая история, когда и как их стали избирать.

– Но это была реформа моего великого предка. Если начать менять все основы… Вам надо поговорить об этом с Победоносцевым, Константином Петровичем.

– Разумеется, нужна преемственность, без этого не может быть нормальной жизни государства. Но и изменения нужны обязательно, и без них тоже нельзя. Можно всё заморозить на короткое время, но если сделать крайний консерватизм постоянной политикой – всё рухнет, и довольно скоро.

– Вы, господин Попов, вероятно, считаете себя очень умным. И на этом основании полагаете, что лучше меня знаете, что нужно России. Но не забывайте, что я помазанник Божий. Меня ведёт Его промысел. С этим как быть вы полагаете?

– Мой ум? Не думаю, что он имеет решающее значение. Я неглуп, но таких неглупых людей немало. Есть и поумнее. Моя уникальность не в уме, а в знании будущего. И в знаниях, которые станут известны в будущем. Скажите, я такой один? Или появлялись уже люди из будущего?

– Я ничего о таких не слышал, пока вы не появились.

– И я не слышал. Или таких больше нет, или это строжайший секрет. А что касается промысла… Да, он действует. Раньше я бы усомнился, но после вчерашних событий сомневаться уже нельзя. Бог не говорит с вами, как с Моисеем, Бог послал вам меня. Ну а если вы такой щедрой помощью Бога не воспользуетесь…

И я развожу руками.

– Хорошо. У вас, вероятно, уже есть программа?

– Спасибо. Меня вчера выловили из моря, я долго не мог поверить, что теперь 1903-й год. И вот, не прошло и суток, а вы полагаете, что я уже и программу выработал для всей России. Вы и верно считаете меня чрезвычайно умным. Я, признаться, полагал, что моя задача – передать вам мои знания, а дальше – ну, помогать по мере сил.

– Хорошо, но что вы считаете самым главным?

– Думаю, комплекс мер по преобразованию аграрной России в индустриально-аграрную. Развитие тяжёлой индустрии, и, главное, моторостроения и машиностроения. Войны 20-го века – это войны моторов. Ну а чтобы индустрию развивать – надо и с крестьянством разобраться. Имеющаяся система крайне неэффективна, крестьяне сами всё съедают, при этом ещё и голодают. 90% населения не могут получить образование. Вы представляете, сколько талантов пропадает? А это именно те, кто может вывести Россию в первые ряды в науке и технике.

– Вы намерены искать таланты среди крестьян?

– Думаю, процент талантов примерно такой же, как и среди дворян. Надо создать систему их поиска, и обеспечить таким образование. Ну и, конечно, дать им возможность трудиться в науке и технике. А по поводу крестьянских хозяйств… Постоянное деление земли на ничтожные клочки неминуемо ведёт к голоду и крайней бедности. Эффективны только большие хозяйства капиталистического типа, с наёмными работниками, техникой, сортовыми семенами, удобрениями, породистым скотом, переработкой сельхозпродуктов.

– Это у вас такое мнение откуда? Вы в деревне-то были?

– В этом времени я нигде не был, кроме этой яхты. А мнение – из будущего, конечно. Техникой – тракторами, комбайнами – легче обрабатывать большие поля. Ну и экономится труд, а рабочая сила направляется в промышленность, стройки, большие проекты.

– Вот именно. Вся эта техника, удобрения, вероятно, минеральные. У нас с этим небогато. Возможно, сначала надо научиться эту технику производить, а уж тогда… А то создадим систему под несуществующую технику.

– Ну, возможно, вы и правы… Вы же понимаете, что простой человек не может знать всего, а тем более о том, что было давно, 117 лет назад.

– Знаете, господин Попов, я ведь тут на отдыхе. Признаться, от вас ждал короткого разговора, возможно песни. Да уж, получил песню. Если это можно назвать песней. Давайте о делах ещё завтра поговорим, я через Константина Дмитриевича вас приглашу. А сейчас… Думаю, мне потребуется время в себя прийти, после этой вашей песни и всего остального.