Дядя Кузя – куриный начальник

– Бери, – махнула рукой хозяйка. – Все равно пропадет. Спасенья нет от этого бандюги. Третье лето разбойничает, проклятый, возле нашего двора. Я уж его как-то косой подрубила.

«Вон, оказывается, отчего у балобана лапа-то клюкой сделалась», – думал дядя Кузя и, поглаживая курицу, наговаривал:

– Касатка, Касатушка… Обидел тебя враг, поранил. Ну, погоди, попадется он нам!

Вернувшись на ферму, дядя Кузя вытащил из ранок птицы пух, изломанные перья и смазал ранки жиром.

На «госпитальном положении» Касатка пробыла месяц и выздоровела. За это время она успела прижиться на птичнике и так привязалась к старику, что пришла к нему обратно после того, как дядя Кузя вернул ее хозяйке.

Старик вел с курицей «душевные разговоры», кормил и холил ее. Из-за особых забот и догляду дяди Кузи Касатка сделалась грузной, степенной и красивой птицей.

Может быть, поэтому, а может, потому, что Касатка была приметной, балобан снова выследил ее, бросился ловить. Она отлетела в сторону и помчалась в открытую дверь птицефермы. Белый вихрь кур метнулся за ней.

Балобан оказался не только злым, но и упрямым хищником. Он влетел в дверь, промелькнул мимо опешившего дяди Кузи. Затравленная Касатка бегала по просторному птичнику, спасаясь от погибели.

С криком и бранью кинулся дядя Кузя на балобана.

Тот издал тревожный крик и легкой тенью выскользнул в распахнутую дверь. Дядя Кузя за ним. Да разве птицу догонишь!

– Чтоб тебе ни дна ни покрышки! – грозил дядя Кузя балобану кулаком. – Чтоб тебе кость куричья поперек горла стала, чтоб ты околел! – Отругав балобана, дяди Кузя напустился на себя: – А ты, плешивый олух, чего думал? С метелочкой побежал… Размахался! Дверь-то запирать кто будет? Вот тебе, полоротый! – При этом дядя Кузя сложил дулю и поднес к своему же носу.

Касатка больше не решалась отходить далеко от птичника. Но и здесь, у самой птицефермы, в третий раз, высмотрел ее настырный балобан.

Дядя Кузя был в это время у речки. Заслышав шум в птичнике, он схватил черемуховую палку и побежал что есть духу. На этот раз он уже не забыл захлопнуть дверь. Кривоногий балобан кричал пронзительно и гонялся за Касаткой.

– Лиходей! – гаркнул дядя Кузя и топнул ногою. (Балобан вильнул вправо, влево, ринулся за печь, к дверям.) – Попа-ал-ся-а! – лютовал дядя Кузя. – Я те угощу! Я те попотчую курятинкой!

Голос старика прерывался. А куры, охваченные паникой, летали, кудахтали, хлопали крыльями, бились об окна, стены. Одна из них подвернулась на пути осатаневшего балобана и потащила за собой кровавый след: хищник успел рвануть ее когтями.

– Уконтромлю! Изничтожу! – закричал дядя Кузя и швырнул палку.

Палка хоть и не задела балобана, но оказалась пострашнее грозных криков. Балобан сложил крылья и тугим клином ударился в окошко, да угодил не в стекло, а в переплет рамы. Резиновым мячом отскочил он, упал вниз, очумело затряс головой и застучал клювом.

Дядя Кузя схватил палку и начал молотить хищника так, что перья кругом полетели.

Уработался старик, выдохся. Присел на ящик с песком. Куры сбились в угол птичника, кудахтали, а петухи кричали. Когда сердце унялось, перестало сильно стучать, дядя Кузя дрожащими руками взял мертвого балобана за крыло, отнес к реке и повесил на черемуху – для острастки, чтобы и другим разбойникам неповадно было за курами охотиться.

Как дядя Кузя лису перехитрил

Лиса-плутовка повадилась таскать курочек еще от старой птицефермы: старая птицеферма стояла ближе к лесу и речке.

Дядя Кузя долго ничего не подозревал. Летом пересчитать кур невозможно: некоторые из них ночевать оставались на улице.

Однажды старик отправился в лес наломать веник. Под пихтой он увидел белые перья, свежую кровь и лапку курицы, а на сучке валежины заметил клок шерсти, рыжей, с проседью. Взял старик шерстку в руки, помял в пальцах.

– Так-так, значит, кумушка здесь промышляет, – и вздохнул. – Ну, эту мудрено изловить, это тебе не балобан. Хитрущая, старая лиса прикормилась…

Дядя Кузя не ошибся. Лиса и в самом деле охотилась очень осторожно. К капканам, поставленным дядей Кузей, она не подходила. Лишь иногда рано утром дядя Кузя замечал лису на опушке леса или на поляне, возле стога сена, приметанного к ели.