А состав, сотрясая окрестность,
Мчится с лесом твоим на восток.
Чиновник на родине
Он вспоминает родину и едет
Повдоль крапивы, по большой стране.
Как дед его когда-то на «Победе»,
С шофёром личным, ездил по стерне.
«Крузак» качнёт, и он уходит в грёзы:
Простор, мечты и пьяная слеза…
Так дед его осматривал колхозы,
И не смотрел в крестьянские глаза.
Нет деревень, и только на пригорках
Погосты всех встречают и молчат.
И с карточек, как будто на подпорках,
Проезжих провожая, вслед глядят
Старинные, безропотные лица…
(Плывёт «крузак» и давит саранчу).
На кладбище он может прослезиться,
А может быть и выдавит мочу.
Субботний дождь
Субботний дождь внезапный и нежданный,
Начал с грозы, но плавно перешёл
В шумящий, моросящий и – желанный
Поток воды вдоль улиц бывших сёл.
Простор парит в клубящемся тумане,
Здесь раньше зрел и колосился злак…
Беззубый бомж шатается в бурьяне,
Смеясь дождю, вскрывает «Doshirak».
Он ничего не помнит, кроме зноя,
Пожарищ и скелетов тополей.
А дождь стучит по толще перегноя
Необозримых пастбищ и полей…
Гений в старости
Всё под себя, к себе. И безвозвратно,
Единственный, идущий лишь к себе.
Невнятный, непонятный. Но превратно
Не толковал он в книгах о судьбе:
Всё было зримо, ясно изначально.
Вокруг него блуждали существа
И познавали радостно, печально
Таинственные звуки естества…
Он изрекал себе и утверждался,
Рассеяв тьму, в ужасной правоте.
А рядом мир трудился и старался
Хотя бы луч увидеть в темноте
Бездонной мглы. И житель этой бездны,
Он понимал безвыходную жуть,
Где бесполезно всё и безвозмездно,
А потому бессмыслен всякий путь.
Теперь, забыв жюри, шорты и лонги