Невыдуманные морские истории

А вот наш «оператор» в Лондоне вообще посоветовал не обращать на это внимание и ни в коем случае не задерживать отход судна, с беглецом не общаться, а лишь с агентом оформить все формальности. Приказом капитана была создана комиссия, которая осмотрела каюту Бальчунаса и составила список всех его вещей для передачи в полицию. Правда, полупустую бутылку рома, обнаруженную в шкафу, в список не внесли. Выписку из судовой роли и перечень всех его документов сдали агенту для передачи в полицию. Без всяких замечаний и проблем мы вышли из Балтимора, о чем доложили судовладельцу и представителю флага. А были мы, точнее наше судно, под флагом Сент-Винсента и Гренадин.

Последняя история имела продолжение. Через две недели после нашего отхода американцы отправили матроса Бальчунаса назад в Украину в город Одессу. Они, американцы, видите ли, посчитали, что ему на Украине ничего не угрожает. По правде говоря, он им был абсолютно не нужен. В наше суровое время к убывающим на ПМЖ гражданам уже другое отношение, чем 20–30 лет назад. Моряки к беглецам и алкашам по-прежнему относятся негативно, и их доводы весьма убедительны. Никто не хочет работать за людей, которым, по правде говоря, на других наплевать. Конечно, к пострадавшим и больным это не относится. Правда, и беглецов с судов не наблюдается в последнее время.

Африканские страсти

Часть 1. Сомалийские зарисовки (лейтенант Ахмед)

Ситуация на Африканском роге и ближайших территориях уже многие годы далека от стабильности. Когда-то здесь хозяйничали итальянцы, и сама территория называлась Итальянским Сомали. Перед Второй мировой войной итальянцы успели повоевать в Абиссинии (ныне Эфиопия). Потеряв много своих солдат и офицеров, особой победы итальянцы в Эфиопии не добились. Но все меняется со временем. Эти государства приобрели независимость и поменяли строй, но жизнь от этого лучше не стала. Полезных ископаемых так и не появилось, и земли плодороднее не стали. Если чего и много, так это песка. Руководители этих стран решили строить социализм. Естественно, полагались на помощь Советского Союза. Особенно интересно это выглядело в Сомали. Президент страны назначил себя Генеральным секретарем партии, своих генералов – членами ЦК, а офицеров и служащих – членами партии.

Несмотря на всю комедийность этой ситуации, наша страна, как могла, оказывала различную помощь Сомали.

Еще в далеком 1969 году мы подошли на рейд столицы Сомали, Могадишо. Со стороны этот город больше напоминал заброшенную провинцию, чем столицу. Единственный порт на всем побережье Сомали со стороны Индийского океана был Могадишо. Итальянцы начали когда-то строить порт, но потом забросили это дело. Зайти в порт из-за малых глубин большие суда не могли. Лишь в зимнее время, когда стихал юго-западный муссон, производилась выгрузка на баржи. Но и в это время года из-за зыби при выгрузке на рейде груз падал за борт и тонул.

Следующий заход нашего судна состоялся в 1977 году. Рейс был специального назначения, поэтому для сохранения секретности нам пришлось огибать всю Африку. Два социалистических государства, Сомали и Эфиопия, начали к этому времени выяснять отношения военной силой. Не знаю, кто именно, но сомалийцам помогли разминировать акваторию порта, углубить фарватер и построить один причал, поэтому мы были почти первыми, кто стал к этому причалу. Правда, это тоже было небезопасно, так как кранцевая защита причала отсутствовала полностью, и оберегать корпус судна приходилось всеми доступными средствами, а именно: старыми автомобильными покрышками, бревнами и списанными швартовыми концами. Надо отметить, что получателями военного груза были, конечно, сомалийцы, а вот указания по работе мы получали из Москвы и от нашего военного представителя.

В один из дней военный представитель прибыл на судно в сопровождении лейтенанта сомалийской армии. Как потом выяснилось, это был сын министра обороны Сомали. Новое задание заключалось в следующем: надо было принять энное количество вооружения и тяжелые машины связи, а затем перебросить в порт Бербера, что в Аденском заливе. Вопрос «хочу или нет» даже не предусматривался, и вскоре приступили к грузовым операциям. Из одних трюмов шла выгрузка, а в другие – погрузка. В завершении погрузки на крышки трюмов поставили тяжелую колесную технику. Правда, это тоже прошло волнительно, так как наши краны, работая в спарке, с трудом подымали этот груз. Наконец все закончилось, и на отход из Могадишо, помимо властей, оформлявших отход, прибыл наш представитель, а вместе с ним уже знакомый лейтенант по имени Ахмед. Тут же выяснилось, что на Берберу Ахмед пойдет с нами в качестве сопровождающего груз.

Ахмеда расселили в отдельной каюте. Удивило большое количество сумок при нем.

Путь до Берберы планировали пройти за четверо суток. Однако уже на вторые сутки пришлось поинтересоваться у старпома, откуда на судне запахи, как в английском пабе. Старпом даже не пытался что-то врать. Просто заявил, что Ахмед угощает всех виски. Пришлось Ахмеда вызывать на ковер. Учитывая, что образование он получил у нас и с крепкими русскими выражениями был знаком, я особенно не церемонился. Ахмед пытался мне объяснить, что труд моряка тяжелый и надо помочь ребятам снять стресс. Но когда он заявил, что мне хотят вручить сомалийский орден и папа сказал ему об этом, то пришел мой черед просить его, чтобы ради бога никто этого не делал. Только этого мне не хватало.

В назначенное время мы прибыли в Берберу. Уже в процессе выгрузки на борт зашли в гости старшие офицеры с наших военных кораблей и командир подводной лодки. Информация, полученная от них, несколько насторожила. Они имели приказ срочно покинуть Берберу. Как известно, наши были и в Эфиопии. Свою политику проводили и кубинцы. Их многочисленный контингент вел боевые действия на границе двух стран.

Через день наши боевые корабли действительно покинули Берберу, а через два дня и мы закончили выгрузку. Вроде было пора и уходить, но военные получатели груза заявили, что отход будет только на следующее утро, а на сегодняшний вечер руководство судна приглашается на банкет.

Глядя на песчаные барханы и глинобитные постройки в тропическом мареве, я не ощущал, что очень уж расположен к веселому вечеру, но и мой отказ мог обернуться неизвестно чем.

Помполит у меня был довольно приличным и храбрым человеком. Между прочим, был он участником штурма Рейхстага. Однако, сидя со мной в джипе, который заехал за нами перед заходом солнца, он как-то невесело заметил, не последний ли это наш вояж. Наконец джип остановился у развалин старинного форта, а охрана предложила нам спуститься по ступенькам вниз. В большом бункере с прекрасным освещением и кондиционером был установлен большой стол с приличной закуской и выпивкой. Несмотря на лейтенантское звание, Ахмед был здесь уважаемым человеком. Присутствовавшие здесь старшие офицеры прекрасно знали, чей он сын.

Несмотря на мусульманские законы, наши сомалийские «братья» не побрезговали виски и водочкой «Столичная». Ахмед со знанием дела заявил, что после захода солнца Аллах этого не видит и что в штабе Северного фронта нас хотели угостить от души.

Единственное, что мы попросили, когда уходили, так это взять с собой восточные сладости. Уж больно был богатый выбор. Утром мы действительно, как и запланировали сомалийцы, покинули Берберу и взяли курс на Могадишо.

Естественно, капитан и экипаж – подневольные люди. Они действуют по указанию с берега и согласно Уставу, а что грузить и куда везти, знают «наверху». В этот раз погрузка оружия осуществлялась назначением на Мозамбик. В этот раз оружие было производства Франции и Англии. В этот же день на судно прибыл наш военный представитель. Судя по всему, настроение у него было печальное, и его даже не смутило, кто является производителем оружия. Неожиданно он обратился ко мне с печальной просьбой, чем удивил меня. Дело было в том, что «военспец» получил указание из Москвы срочно покинуть Сомали. А проблема была в том, что при нем проживал пес-далматинец по кличке Лорд, а взять его с собой при столь срочном отъезде он не мог. Единственный вариант, чтобы не бросить пса, было передать его нам. Поэтому, передав нам Лорда и попрощавшись, он с тоской сошел с судна. А вот дальше произошли интересные дела.

На отход из Могадишо власти привели с собой здоровенного негра и сообщили, что этот человек – сопровождающий груз на Мозамбик в порт назначения Лоренсу-Маркиш. Такое португальское название было у теперешнего города и порта Мапуту. Сомалийские власти заверили, что все согласовано, и покинули судно. Вскоре прибыл лоцман, и начали отдавать концы. В этот момент кто-то доложил, что от ворот порта к нашему причалу несется машина «Волга». «Военспец» стремительно выскочил из машины и что-то нам кричал, но расстояние между судном и причалом стремительно увеличивалось. Так я никогда и не узнал, что он хотел сказать, а, вероятно, ему стало кое-что известно в последний момент. В истории часто происходило, что дружественные нам государства вели «свою политику» и случалось, что в дальнейшем обнимались с нашими врагами.

В дополнение ко всему, уже на выходе, буксир без команды отдал конец, который намотало на винт. Двум членам экипажа пришлось надевать акваланги и, проворачивая валоповоротку, освобождаться от конца. Вскоре появились акулы, но все обошлось. Ребята благополучно поднялись на судно. Так безрадостно начался рейс на Мозамбик. Но это уже другая история.

Часть 2. Мозамбикские приключения (Токае Масанда)

Отойдя от побережья Сомали на безопасное расстояние, я решил уточнить, что за пассажира нам подсунули наши сомалийские друзья. Немало меня удивило то, что, зайдя в каюту, я обратил внимание, что он читает томик Ленина, изданный на английском языке. Да и на русском он мог объясняться. Я спросил у него основные сведения, якобы для заполнения судовой роли на пассажира. В ответ он протянул мне паспорт гражданина ЮАР и поинтересовался, когда мы будем в Мозамбике. Особенно не затягивая время, я вкратце изложил всю эту историю, отправив шифр-телеграмму в Москву. Ответ не заставил себя ждать. Более того, был срочным и с не менее важными указаниями. Суть заключалась в следующем. Наш пассажир Токае Масанда является членом ЦК партии «Африканский национальный конгресс» и военным руководителем Отдела этой партии. Фигура довольно важная, а потому предписывалось уделить максимум внимания и воспрепятствовать выходу на берег в порту Лоренсу-Маркиш. Об этом были проинформированы наши представители в Мозамбике. В адрес агента в порту Лоренсу-Маркиш был своевременно дан нотис о подходе к лоцманской станции. Однако, подойдя к приемному бую, мы никого не обнаружили. Не было ни лоцманского катера, ни судов на якоре, ни выходящих судов из порта – просто никого. Неоднократные вызовы по УКВ ничего не дали. Надо было что-то предпринимать. Город и порт просматривались где-то на горизонте, фарватер с буями тоже был виден. Мы решили на «малом ходу» в маневренном режиме следовать в порт по фарватеру, пока не наступила ночь. Якоря приспустили в воду на 8–9 метров, где-то на один-два метра больше нашей осадки, на баке выставили третьего помощника и боцмана и начали медленно пробираться. К счастью, все закончилось благополучно в припортовой акватории, где глубины были безопасными, и мы смогли стать на якорь. Вскоре подошел большой катер с двумя десятками вооруженных до зубов десантников. Вид был у них угрожающим. Увидев в этой толпе гражданина со славянской внешностью, я немного расслабился. Краткое совещание, которое состоялось в каюте капитана, внесло некоторую ясность в сложившуюся ситуацию. Наш полковник-военпред объяснил, почему нас не встретил лоцман. Оказывается, за два дня до нашего подхода был взорван лоцманский катер, и два наших лоцмана, работавших по контракту в Мозамбике, погибли. На собрании был представлен координатор действий по нашему пребыванию в Лоренсу-Маркише – майор генштаба мозамбикской армии, некто Назарио. Этот здоровенный под два метра верзила сносно говорил на русском и заметил, что они уже дали новое название городу и порту: теперь это Мапуту. Меня это как-то мало волновало. Важнее было решить, как осуществить выгрузку «спецгруза» и что делать с важным пассажиром. Майор Назарио, вероятно, не был полностью уполномочен решать эти вопросы, и предложил, несмотря на поздний час, отправиться в Генштаб. По распоряжению майора на борту оставили с десяток десантников, а мы отбыли в Генштаб. Проезжая по плохо освещенным улицам, я не испытывал никакой романтики. Больше тревожила мысль, а правильно ли я поступаю. Но советоваться было не с кем. На удивление, в Генштабе вооруженных сил нас ждали. В просторном конференц-зале было с десяток военных и, вероятно, были они в «больших званиях». Правда, среди присутствующих оказался наш консул. К такому форуму я был не особенно готов, но то ли случайно, то ли благодаря их предусмотрительности, консул и военпред сели по обе стороны от меня. Мой доклад был, в общем-то, коротким. Вкратце изложив о сложности подхода в порт, я ожидал дальнейших указаний. Теперь наступила их очередь, и то, что сказал переводчик, майор Назарио, поставило меня в затруднительное положение. Выгрузка в Мапуту отменяется, Токае Масанда не будет сходить с судна. Выгрузка переадресована в порт Накала. Для уточнения деталей на месте с нами пойдет до порта Накала наш военпред. Между прочим, он хорошо говорил на португальском языке. Но и его высокие военные чины особо не спрашивали. Мне было предложено взять на борт до порта Накала около двух сотен десантников. Я было открыл рот, чтобы подтвердить согласие оказать братскому народу Мозамбика интернациональную помощь, как почувствовал, что с двух сторон на левую и правую ногу мне наступили. Пришлось срочно выдумывать причину отказа. Как бывает в экстремальных ситуациях, мозг подсказывает оптимальное решение. Я как бы был согласен, но отсутствие спасательных средств не позволяло этого сделать. Время, которое тратилось на переводы, давало шанс все нормально взвесить. Вероятно, я убедил наших мозамбикских друзей, и совещание скоро закончилось. Наш консул одобрительно пожал мне руку, и мы распрощались. С военпредом мы сели в военный джип и поехали в гостиницу, чтобы забрать его вещи на период вояжа до порта Накала.

Стояла тропическая ночь, город был затемнен, а вот легкий ветерок с океана разносил запах цветущих олеандр и других многочисленных благоухающих растений. Ничто не предвещало неприятностей. Тем более что сзади следовал второй джип с вооруженной охраной. К этому времени мы перешли на «ты», и полковник Вадим Раевский вкратце рассказывал о достопримечательностях мозамбикской столицы. Правда, в конце разговора заметил, что, в общем, в городе не очень-то спокойно. Разведка ЮАР и диверсионный спецназ время не теряют. Да и португальцев в столице проживает довольно много. Вскоре мы подъехали к довольно красивой гостинице. Полковник пошел в номер забрать вещи, а я вместе майором Назарио и каким-то особистом в гражданской одежде остался в холле. У входа в гостиницу расположились вооруженные десантники. В холле было довольно много белых. Мы невольно испытывали на себе недружелюбные взгляды. Через несколько минут мы все вышли из гостиницы и поехали в сторону порта.

Вскоре произошло нечто совершенно для меня неожиданное. Я почувствовал резкое торможение, удар в лицо и звук разбивающегося стекла. Затем послышались автоматные очереди. Но это, оказывается, стреляла наша охрана куда-то в темноту и по зарослям вдоль дороги. Вскоре все прекратилось. Я свое лицо не видел, а вот разбитую губу чувствовал. Вадиму поцарапало руку стеклом, и кровь сильно запачкала рубашку, а вот водитель получил пулевое ранение. Но в целом, как мне показалось, мы отделались легким испугом. Когда мы вернулись на судно, то уважаемый Токае Масанда, вероятно, хотел уточнить, когда он попадет на берег. Но увидев нас, у него отпала всякая охота задавать вопросы.

С рассветом, немного придя в себя, мы снялись с якоря и опять же без лоцмана пошли на выход из порта. На вечерней вахте старпом все же полюбопытствовал, что же произошло. Я вкратце поделился с ним случившимся, а ночью неожиданно для этих мест и времени года разразился довольно сильный шторм. Правда, у старпома хватило оптимизма на черный юмор, и он сказал: «Не дай бог судно затонуло бы! Вероятно, спасатели были бы удивлены, что с торгового судна плавает в нагрудниках столько черненьких десантников». Локальный ураган так же быстро закончился, как и начался. Лишь на ленте барографа осталась галочка самописца о прошедшей ночи.

Места на подходе к порту Накала были прекрасные, вода – удивительной прозрачности. А вот новая власть, мягко говоря, плохо организована. Конечно, лоцман нас не встречал. Только на подходе к причалу подошел буксир и помог пришвартоваться. Местные власти с доброжелательными улыбками заявили, что они нас давно ждали. Не хотелось спорить и портить себе и им настроение. Получив свой бакшиш, они покинули судно довольными. Под усиленной охраной спецгруз благополучно выгрузили, и наступил момент прощания с Токасом Масандой. Он отвернул лацкан пиджака, отстегнул какой-то значок и торжественно вручил его мне. На мой немой вопрос последовал ответ: «Когда мы придем в ЮАР к власти, то с этим значком вы сможете спокойно зайти в наш парламент». На том мы и расстались, а вскоре тепло попрощавшись с полковником Вадимом, мы вышли из порта Накала. Спустя годы я не раз бывал в ЮАР, но посещать местный парламент мне даже в голову не приходило.

Учебная пожарная тревога

Григорий был покладистым и немногословным малым. Университетов не кончал, но в люди выбился. Иногда в кругу близких он выражал обиду за невнимание власти к его персоне. Правда, при этом не конкретизируя, на кого именно обижается. Обида заключалась в том, что ему не дали медаль «Партизан Великой Отечественной войны». Григорий в партизанах не был, но по его утверждениям, будучи в пионерском возрасте, он поджег в селе немецкий мотоцикл. Может быть, так оно и было, и вид пылающего мотоцикла пробудил в юном Григории желание стать пожарным. Прошли годы, и Григорий стал не только пожарным, а пожарным помощником капитана на пассажирских судах. Следующей ступенью роста стало его назначение на флагман научно-исследовательского флота. Отдать должное, Григорий добросовестно выполнял свои обязанности, а пожарные матросы, находившиеся в его подчинении, никогда не скучали.

Григорий очень стремился достичь прекрасных показателей по пожарной безопасности, поэтому на очередном совещании у капитана он предложил усложнить «вводные» при проведении учебных пожарных тревог. Аргументы его были вполне убедительны. Практика часто подтверждала, что всегда и везде на учениях слишком быстро докладывают об обнаружении очага пожара и еще быстрее о том, что он потушен. Руководители служб, присутствовавшие на совещании при капитане, дружно согласились с убедительностью доклада Григория, не вдаваясь в подробности, о чем впоследствии весьма сожалели.

На судне было 1247 помещений и, естественно, многие из них были нежилыми, а постоянное вахтенное обслуживание в них не проводилось. В этот раз Григорий решил подготовиться к проведению учений основательно. Он взял с камбуза противень, достал промасленную ветошь и надежно припрятал очаг будущего пожара. Об этом он никому не сказал. В день проведения учений Григорий поджег эту адскую смесь. Эффект действительно оказался мощным. Уже не старший помощник, а капитан объявлял пожарную тревогу, и, заметьте, уже совсем не учебную. Черные клубы дыма заволокли надстройку, а судовая вентиляция успешно разносила эту гарь по всем помещениям. Более-менее натренированный экипаж начал действовать по-боевому и обесточивать участки судна, останавливать вентиляцию. Группа разведки безуспешно пыталась найти в темноте очаг пожара. Григорий наконец-то понял, что переборщил, и осмелился доложить капитану о своем инициативном поступке. Диалог в подробностях лучше опустить. Беда заключалась в том, что в темноте и дыму он и сам уже точно не помнил, где положил злополучный противень.

После героических часов борьбы пожарным удалось локализировать, а затем и полностью ликвидировать очаг возгорания. Научно-исследовательское судно было большим и занималось в океане обеспечением безопасности полетов космических кораблей. Творческие эксперименты Григория чуть не привели к срыву очередного сеанса связи с космическим кораблем. Хорошо, что все закончилось благополучно, но на очередном совещании у капитана Григорий уже ничего не предлагал. Инициатива на флоте наказуема, и Григорий это запомнил навсегда.

Учебная тревога «Человек за бортом»

Ливан Григорьевич, как и все капитаны, мечтал иметь свой экипаж. Но с годами становилось понятно, что мечта эта неосуществима. В эпоху развитого социализма за этим внимательно следили уполномоченные органы, судовладельцы развитого капитализма также не стремились, чтобы экипаж был полностью укомплектован людьми капитана, особенно на подфлажных судах. Так, на всякий случай, чтоб чего не вышло. С годами Ливан Григорьевич усвоил эти правила и решил иметь хорошо подготовленный натренированный экипаж из тех, кто есть на борту. И вот для этого подвернулся удобный случай. Просматривая судовую роль, его взгляд остановился на мотористе Саше. В прошлом Саша был не то мастер спорта, не то перворазрядник по плаванию, и у Ливана Григорьевича начал созревать план.

Судно прошло Босфор и следовало в Черном море в Одессу. А, как известно, базовый порт – это не только родные берега и встреча с близкими, но и встреча с различными организациями, которые жаждут проверить судно и найти возможные недостатки. Учитывая, что тревога «Человек за бортом» должна производиться как можно быстрее, в голову Ливана Григорьевича пришла гениальная идея: провести тревогу «по-боевому», в условиях, максимально приближенным к реальным, и наконец-то опробовать на практике тот план, который к этому времени уже полностью созрел.

Всем известно, как быстро и слаженно почти всегда проходят учебные тревоги, чего нельзя сказать про действия экипажа в реальных ситуациях. Поэтому Ливан Григорьевич пригласил к себе в каюту моториста Сашу и, обрисовав ему ситуацию, предложил прыгнуть за борт. Задание не было опасным: погода была прекрасной, летнее Черное море – просто-таки освежающим, солнечный полдень за иллюминатором… «Моряки, увидев за бортом своего друга в открытом море, будут действовать быстро и слаженно. Вот тут-то мы и увидим в реальности, как быстро они спасут человека, упавшего за борт», – уговаривал обалдевшего Сашу Ливан Григорьевич. В заключение Ливан Григорьевич пообещал Саше бутылку отличного армянского коньяка, чтобы не простыл. Капитан был убедителен, а обещанная бутылка отличного армянского коньяка окончательно убедила моториста согласиться на непосредственное участие в эксперименте. Саша приступил к выполнению ответственного задания. Вначале все шло строго по сценарию и укладывалось во временные нормативы, но вытащили заслуженного спортсмена по плаванию еле живым. Придя в себя, моторист Саша поведал свою историю. Уверенно прыгнув с кормы в воду, он сразу начал искать глазами удаляющееся судно. И тут его осенила страшная мысль. А знал ли кто-то еще об идее капитана? Тем временем судно быстро удалялось за горизонт. Судорога свела все тело. Больше он не помнил уже ничего. Даже рук друзей-моряков, втянувших его в спасательную шлюпку.

Как говорится, шило в мешке не утаишь. Ливан Григорьевич уже не смог отделаться одной бутылкой хорошего армянского коньяка. Сколько их там было в тот день, вряд ли кто-то мог вспомнить точно. Но спустя несколько лет вспомнили капитану эту самую тревогу. Кто-то все-таки заложил капитана, но за давностью лет все спустили на тормозах.

Почта Нептуна

Вряд ли еще где-то было такое, чтобы распитие одной бутылки водки, при этом без эксцессов и последствий, рассматривалось на дипломатическом уровне. Но для начала все по порядку.

Бывалые мореходы всегда тщательно собираются в рейс. Они не забывают даже разноцветные нитки и иголки и все, что необходимо в дальнем плавании. Само собой, они всегда прихватывают и пару бутылок горячительных напитков. Несмотря на то, что это запрещалось всегда, но даже бдительная таможенно-пограничная служба смотрела на это сквозь пальцы. Все понимали, что люди уходят в море на долгие месяцы, и дни рождения, праздники, а то и рождение ребенка придется встретить далеко от берега.

На сей раз это тоже было далеко от берега. Судно шло в Индонезийском архипелаге. Уж какой именно праздник и у кого конкретно тогда был, мало кто мог бы и вспомнить. Об этом история умалчивает. Собрались семь молодцев, выпили бутылку водки, и кому-то пришла в голову идея задокументировать это событие. Учитывая, что пол-литра на семерых не такая уж большая доза, все записали грамотно: название судна, время, дату, координаты судна и фамилии участников события. Затем бутылку тщательно закупорили и отправили в океанские странствия. Плавать бы ей десятилетия или навсегда сгинуть в океане. Но на беду утром следующего дня бутылку подняли индонезийские моряки. Не понимая смысла написанного, они бережно доставили сей трофей на берег и сдали местной полиции. Полиция, в свою очередь, разобравшись в датах и координатах, срочно отправила депешу в столицу. Там наконец-то поняли, что текст составлен на русском языке и предположили, что судно нуждается в помощи, а эту запись сделали оставшиеся в живых. Вскоре злополучная записка оказалась в советском посольстве, где к ней отнеслись со всей серьезностью и срочно переслали текст в Министерство иностранных дел Советского Союза. Дальше пошло по нисходящей. Министерство иностранных дел информировало Министерство морского флота, а оно, в свою очередь, выяснив, что судно принадлежит ЧМП, соответственно его начальству. Разбор был коротким: немедленно запросили капитана о состоянии судна и экипажа и, убедившись, что все в порядке, не стали информировать экипаж обо всех подробностях. Начальство предпочло дождаться возвращения судна к родным берегам.

Спустя три месяца судно ошвартовалось у Одесского причала. Великолепная семерка была приятно удивлена, что им предоставляется неожиданный отпуск и что они приглашены в отдел кадров ЧМП. Все оказалось просто до банальности. Великолепная семерка была незамедлительно приглашена на дисциплинарную комиссию и на месяц отправлена в ближайший колхоз «на картошку». А ведь могли бы и визу прикрыть на годик, но, как оказалось, такой прокол экипажа лишь позабавил начальство.

Ураган в Атлантике

Очень давно кто-то мудро подметил, что «тот, кто в море не бывал, тот и горя не видал».

Очень хорошо, когда на улице лето, прекрасная погода и почти штиль, и это ты на белом пароходе где-то в экзотических странах. И, конечно, думается, как же прекрасно быть моряком. Но так бывает не всегда. Зимой, особенно в Северной Атлантике, проносятся такие ураганы, что на земле даже трудно представить их мощь и разрушительную силу. Вот в такие моменты, находясь в этой обстановке, наверное, каждый моряк задумывается, а правильно ли он выбрал профессию. Погода в море меняется часто, а вот люди же не меняются никогда, они просто раскрываются по-новому в разных обстоятельствах.

На протяжении веков люди пытались познать природу и не столько победить ее, как обезопасить себя от ее разрушительной силы. И прогнозы погоды, и рекомендации по расхождению с ураганами, и наставления по плаванию в штормовую погоду спасли, наверное, не одну сотню кораблей и моряков. Как правило, каждый капитан старается обойти ураган, и право изменить курс судна у него есть. Но из всех правил имеются и исключения. Особенно часто эти исключения относились к судам специального назначения, а именно к судам Службы космических исследований Отдела морских экспедиционных работ Академии Наук СССР. По роду своей работы они должны были находиться в той точке мирового океана, которую им назначили с берега.

В феврале 1978 года НИС «Космонавт Юрий Гагарин» находился в Северной Атлантике, на траверзе Нью-Йорка, в шестистах милях от побережья Америки. Судну предстояло участвовать в обеспечении стыковки другого корабля, а именно «Союз-26» и станции «Салют-6». Эти космические аппараты находились над акваторией Атлантического океана, и все операции по осуществлению контроля их сближения осуществлял НИС «Космонавт Юрий Гагарин». Наземные центры были вне радиовидимости. К моменту начала стыковки, когда от НИС «Космонавт Юрий Гагарин» зависела вся операция, над океаном дул «ветерок» со скоростью до 40 м/с – полтора урагана, так сказать. Само собой, центр управления полетами был проинформирован о сложившейся погоде в районе нахождения судна. Приказать остаться в точке и рисковать судном и почти четырьмястами членами экипажа и экспедиции на земле не рискнули, но как-то по-дружески объяснили, что от нашей работы зависит имидж и престиж Родины. Особая проблема была в четырех приемно-передающих антеннах, диаметр двух из которых составлял 25 метров. При этом огромный диск антенны, вращаясь в различных направлениях, нередко оказывается как бы гигантским парусом. При нормальных погодных условиях сеанс связи длится 7 минут. Но это при нормальных, а в тот момент ураган достиг своего пика, апогея, вырывая штыревые антенны и прочную мелочь на палубе, как соломинки. Надо было что-то решать. Посоветовавшись с начальником экспедиции, приняли решение не включать системы стабилизации антенн, а из положения «смотрю прямо в зенит» обеспечить связь хотя бы на несколько минут. К моменту подхода космических объектов в зону слежения все были готовы: команды были выданы, приняты в космосе, стыковка осуществилась успешно. Но на этом все не закончилось. Ураганный ветер разогнал огромную волну-зыбь. Это были не волны, а какие-то горы. Хотя обороты двигателя были снижены, и курс был выбран наиболее безопасный, судно испытывало сильную килевую качку, и удары по корпусу судна были ошеломляющими, когда судно, очередной раз, проваливалось в бездну и ударилось в набегающий вал.

Говорят, уверенность в подчиненных удваивает собственные силы. В экипаже была уверенность, но надо было принять решение и выбраться из этого кошмара. Все кричало о том, что судно находится в опасной четверти урагана. Надо было совершить резкий поворот и лечь на контр-курс. А вот здесь все решали секунды. Надо было определить длину волны и ее период, точно дать указание рулевому, когда положить руль на борт и одновременно дать команду в машинное отделение о резком увеличении оборотов. Все это надо было сделать до наступления темноты, в противном случае был большой риск. Ветер мог поменяться в любое время. Так это происходит в урагане. Положение судна, при котором борт поставлен к 10-12-метровой волне, в ночное время могло привести к опрокидыванию судна. Тяжелым грузом лежала ответственность за 400 человеческих жизней и судно. Напряжение нарастало. На мостике все молчали. Не до задушевных бесед было. Предупредили весь экипаж и экспедицию о предстоящем повороте. И наступили жуткие секунды. Судно начало поворот, и с каждой секундой он ускорялся. При этом все больше увеличивался крен. Начало падать все, что, казалось, закреплено намертво. Падали и люди, которые вовремя не ухватились за что-то надежное. Слава богу, удержался рулевой. В критический момент поворота кренометр показал 35 градусов крена, а может и больше. Через 20–25 секунд судно выровнялось, и все облегченно вздохнули. Видимых повреждений судна не наблюдалось. Оставалось обойти внутренние помещения судна. А вот здесь была неприглядная картина. Везде царил сплошной хаос. В салонах сорвало закрепленные телевизоры и холодильники. Между перевернутой мебелью валялись книги и бумаги. Но самое главное – глаза людей. Никогда в жизни я больше не видел такого количества глаз, в которых замер страх, ужас…

Через несколько часов на ленте барографа кривая поползла резко вверх. Ураган стал уходить. А на рассвете из-за туч показалось солнце, и вроде ничего и не было, и казалось, что океан прекрасен.

Пожар на танкере

Наши старший помощник и судовой врач были добрыми друзьями. Просто не разлей вода. Мало того, что длительное время работали на одном судне, так еще и жили в одном доме. Вскоре судьба забросила их вместе на наш новый крупнейший танкер.