Новые миры взамен старых

"Украина? – фыркнула я. – Вам было бы невероятно трудно онемечить Украину".

"Да, но, согласно теории этих людей, поскольку Украина была оккупирована немецкими войсками во время войны, она просто обязана нам принадлежать".

"Старая добрая идея 'Дранг нах Остен'[26 - От переводчика: Немецкое " Drang nach Osten" – "Поход на Восток".]?"

"Что-что?" – с тревогой спросила фрау Б.

"Стремление, марш Германии на Восток с целью колонизации России. Что ж, это уже пытались сделать раньше, но безуспешно".

"Именно так, – сказал доктор, – но план возродился. Основная идея, однако, состоит в том, чтобы передать Украину Польше в обмен на Польский коридор[27 - От переводчика: В период между двумя мировыми войнами (1919 – 1939), наименование польской территории, которая отделила германский эксклав Восточная Пруссия от основной территории Германии. Эти земли были переданы Польше после Первой мировой войны по Версальскому мирному договору. За пределами Польского коридора остался город Данциг (Гданьск), где немцы представляли большинство населения.]. В этом реальная причина наложить лапу на Украину".

"Всё очень просто. Гитлер, Геринг и Геббельс – люди Тиссена, – подключился к беседе студент, – и их роли строго определены. Гитлер – это лидер нации, а Геринг как премьер-министр ведёт подготовку к новой войне так быстро, как только может. Просто внимательно взгляните вокруг, и вы везде увидите военную пропаганду".

"Да, это правда. Повсюду открылись военные музеи, и их так много по всему городу, словно грибов, – согласились мы. – И они не показывают жестокость войны, а скорее прославляют её саму".

"Роль Геббельса, в полной координации с Розенбергом, – продолжил Оскар, – заключается в распространении нацизма по всему миру".

"А нацистская пропаганда сильна, друзья мои, – воскликнул доктор. – Вы увидите, что она распространится методично, в истинно немецкой манере. Вы же знаете, что, начав какое-то дело, мы всегда доводим его до конца".

"Но, разумеется, не в Америке?"

"Почему же, вы получите её плоды и в Америке, и в Южной Америке, и почти во всех странах Европы".

И он принялся рисовать для нас схему расположения нацистских подразделений по всему миру.

"Пожалуйста, Фа?тэ[28 - От переводчика: Немецкое "Vater" – "Отец".], никаких рисунков, никаких записей, – вскричала фрау Б., помахав перед ним шарфом. – Ты же помнишь, что обещал …"

"Хорошо, хорошо, не буду. Посмотрите, как она со мной строга!" И он наклонился, чтоб поднять покатившийся по комнате клубок ниток.

"Есть и другая сторона медали, – сказал Оскар. – Пусть они изначально и планировали истребить все профсоюзы и раздавить социалистов и коммунистов. Что ж, теперь все профсоюзы уничтожены, и рабочие абсолютно беспомощны. Но анти-нацизм придёт именно от рабочих и низших слоёв среднего класса. И он уже существует, этот подпольный объединённый фронт, и по мере его роста две силы в конечном итоге столкнутся, и произойдёт революция".

"Оскар!"

Его мать в волнении вскочила, уронив всё на пол и опрокинув корзину для рукоделия, стоявшую на подлокотнике её кресла. "Ты такой же негодяй, как твой отец, даже хуже. Разве я сто раз не просила вас обоих быть осторожными? В наши дни даже у стен есть уши. Подумай о том, что случилось с Вилли, и всё из-за того, что тот распускал свой язык".

Она повернулась к нам и прошептала: "Он друг Оскара и сейчас сидит в тюрьме за то, что слишком много болтал. Его бедная мать сходит с ума".

"По?лно, по?лно, Матушка, мы больше не скажем ничего такого, что могло бы вас расстроить".

И доктор с Оскаром, поцеловав её, усадили обратно в кресло вместе корзиной пряжи, шарфом и всем прочим.

Но прошло совсем чуточку времени, прежде чем они оба снова взялись за старое, устроив с Матушкой ещё несколько перепалок.

"Чего я не могу понять, – сказала я, – так это столь внезапного краха 'коричневорубашечников', отправки их в месячный отпуск и запрета им появляться в своей униформе. В конце концов, это ведь они привели Гитлера к власти – как вы говорите, на деньги и с помощью Тиссена. Тогда почему он не продолжает ими пользоваться?"

"Видите ли, 'коричневорубашечников' насчитывается почти три миллиона, и они были набраны в основном из низших слоёв среднего класса. Но теперь, когда они сыграли свою роль, их, очевидно, следует распустить, а их место займут триста тысяч 'чернорубашечников', выросших из личной охраны Гитлера и отобранных из сливок 'коричневорубашечников', из верхушки среднего класса.

Ситуация, безусловно, не является обнадёживающей. Наша внешняя торговля разрушена, мы по-прежнему окружены Францией, Италией и Советским Союзом, настроенными враждебно по отношению к Гитлеру. Да даже Австрия против нас. Несомненно, речь пойдёт либо о внешней войне за возвращение наших территорий, либо, что ещё хуже, о гражданской войне внутри страны. Как же вышло, что ваш президент Вильсон оказался бессилен против безумцев в Версале[29 - От переводчика: Вудро Вильсон, американский политик, историк и политолог, занимавший пост 28-го президента США в 1913 – 1921-ом годах, приложил немало усилий по мирному урегулированию после окончания Первой мировой войны, в результате которого Германия не была бы столь унижена и её внутриполитическая ситуация не скатилась бы к анархии и большевизму, однако не нашёл поддержки своим так называемым "Четырнадцати пунктам" со стороны других участников подготовки Версальского мирного договора от Франции, Италии и Великобритании, а также республиканской оппозиции в Конгрессе самих Соединённых Штатов.]? И что он дал, этот мирный договор? Привёл к падению, к разорению Германии, одного из самых цивилизованных государств в мире".

Мы ещё долго разговаривали, пока бедная фрау Б. громко не зевнула, показывая, что с неё довольно этой гнусной беседы, которая неким таинственным образом может привести нас всех в тюрьму. Итак, мы пожелали друг другу спокойной ночи и отправились в отель.

По дороге мы заглянули в кафе "Альт-Ба?йерн". Там было многолюдно, а воздух был насыщен сигарным дымом, который висел под низким потолком и наполнял помещение густой голубоватой пеленой. Поскольку свободных столиков не нашлось, нас усадили за большой стол, где трое мужчин и трое женщин пили пиво и возбуждённо обсуждали великие дела, совершённые для Германии Гитлером. Особенно на эту тему разглагольствовал один мужчина, тогда как его товарищи кричали: "Хайль Гитлер!" – поднимая свои кружки, а затем с громким стуком опуская их на поверхность стола.

"И вот, – произнёс мужчина, очевидно, продолжая свой рассказ, – тогда я и сказал Иоганну: 'Ты что, слепой? Разве не видишь, что наш Фюрер является спасителем Отечества, что он вытащил нас из мрака, в котором мы жили после войны, что он дал нам то, на что можно надеяться, чего мы ждём с таким нетерпением? Разве он не сказал нам, что мы не побеждённая нация, а великая, и, более того, что мы ещё станем величайшей нацией в мире?'"

"И что на это ответил Иоганн?" – нетерпеливо поинтересовалась одна из женщин.

"О, он, конечно же, согласился. Но он также сказал, что его бизнес по производству игрушек идёт всё хуже и хуже и что сейчас он теряет больше денег, чем когда-либо прежде".

"Это потому, что он пытался иметь дело с евреями. Теперь, когда они изгнаны, он должен забыть о них и наладить добротное и чисто немецкое производство. Германия для немцев – вот чего хочет наш Фюрер".

"Хайль Гитлер!" – завопила компания, и кружки снова жахнули о стол.

От дыма и всего, что я услышала за этот вечер, у меня болела голова, и когда один из друзей Иоганна начал напевать песню Хорста Весселя, а его кружка пива, заскользив по столу, чуть не пролилась мне на колени, я была более чем готова отправиться спать.

Битва за марку

Виктор Блейксли

Если в Европе и есть нечто, что, на мой взгляд, хоть как-то компенсирует тоскливый континентальный завтрак, состоящий только из кофе и чёрствых булочек, подаваемых с минимальным количеством масла, так это тот факт, что каждое утро в одно и то же время выходят Париж-Нью-Йорк Геральд и Чикаго Трибьюн. Будучи всего лишь миниатюрными версиями своих более внушительных родителей, они всё же являются несомненной связью с домом: краткие новости дня, рекордная жара в Вашингтоне, кто сегодня сошёл на берег в Гавре и сел на корабельный поезд до Парижа, а также в каком отеле он или она остановились – вот, пожалуй, и вся скудная информация, но без этих небольших листочков бумаги человек чувствует себя абсолютно отрезанным от родины – экспатриантом, – несмотря на то, что он всего лишь в отпуске.

Каково же было моё смятение, когда в одно утро, спустившись вниз, я обнаружил, что Трибьюн запретили, отняв тем самым ровно пятьдесят процентов из того, что я всегда брал с собой в столовую, дабы правильно начать день. Никто не знал, почему это было сделано, – "Просто запрещено", – таков был лаконичный, но не удовлетворивший меня ответ девушки в газетном киоске, клерка за стойкой регистрации, портье и даже самого управляющего отеля. И все они смотрели на меня холодно, будто то, что я американец, было достаточным основанием, чтоб привлечь меня к ответственности за любой вред, который могла причинить моя газета.

Целую неделю мы заказывали газеты заранее. В противном случае пришлось бы вставать ни свет ни заря, дабы найти хоть что-нибудь в городе. Причина столь внезапной популярности американской газетной бумаги была вполне понятна. Немецкий народ гораздо сильнее интересовался тем, что выдавала о Чистке иностранная пресса, чем тем, что скармливали ему его собственные издания, находившиеся под неусыпным контролем Геббельса, тем более что последние не могли похвастаться большим объёмом информации. В тот месяц ежедневные берлинские газеты использовали хорошо известный трюк с ловкостью рук, выкладывая перед вами все новости, которые вы не желали знать, и тщательно скрывая то, что считалось для вас неподходящим. Очевидно, девиз "Все новости, которые годятся для печати" был слегка изменён на "Только те новости, которые годятся для печати".

Я попытался представить себе аналогичную ситуацию в Нью-Йорке, где Таймс лежала бы в газетных киосках ненужной и невостребованной, тогда как американская общественность поднималась бы с рассветом и бешено носилась в поисках последней Берлинер или Франкфуртер Цайтунг, чтоб узнать, что на самом деле происходит в Соединённых Штатах. После чего Вашингтон запретил бы обе Цайтунг, к всеобщему огорчению, и в особенности немецкого путешественника по Америке, знавшего, что Таймс была подвержена цензуре и не содержала ничего, что ему действительно хотелось бы знать.

Соответственно, запрет Трибьюн был ужасно досадным, и если его дружелюбный соперник Геральд и испытал от его участи хоть какое-то удовлетворение, то Трибьюн таки посмеялся последним, так как позже Геральд получил свою дозу того же лекарства.

После завтрака мы, дабы выяснить, что происходит, отправились гулять, но сначала нам нужно было зайти в компанию "Американ Экспресс"[30 - От переводчика: Американская финансовая компания, занимающаяся международными банковскими операциями и в те времена дававшая путешественникам возможность приобретения и использования так называемых дорожных чеков.] для получения ежедневной пачки немецких банкнот, достаточной, чтобы прожить следующие двадцать четыре часа. Получение денег в Германии превратилось в своего рода проблему, да к тому же чрезвычайно запутанную из-за двух видов денежных знаков: рейхсмарки, или обычной государственной валюты, и новой райземарки.

Пламенная реклама туристических бюро призывала нас перед отъездом из Америки купить данные "райземарки" и сэкономить тридцать пять процентов на всём, что можно получить за деньги. Это, как показали дальнейшие события, дало нам бесценную возможность наблюдать за "Первой кровавой чисткой Отечества" со скидкой.

"Райзе" (что означает "туристические") марки, появившись внезапно и из ниоткуда, стали в одночасье популярными и потому единодушно прославленными гитлеровским правительством, международными банкирами и, что не менее важно, само?й сбитой с толку туристической публикой как великое изобретение того времени, просто обязанное привлечь иностранцев к посещению Германии.

Общественности, как водится, не сообщили, кто был ответственен за такой несказанный подарок, то есть за столь своевременное рождение райземарки. Однако возникло сильнейшее подозрение, что у неё имелись важные родственные связи, благодаря которым в ней потекла кровь представителей многих национальностей.

Ходили слухи, что немецкий Рейхсбанк[31 - От переводчика: Центральный банк Германии с 1876-го по 1945-ый год.] первым заложил начальную концепцию, решив, что было бы совершенно колоссаль[32 - От переводчика: Немецкое "kolossal" – "колоссально".], если бы гитлеровское правительство смогло заинтересовать путешественников, раз за разом приезжая в Германию, тратить там все свои деньги. Тогда пустая казна вновь бы наполнилась зарубежной валютой, оживилась бы внутренняя торговля, были бы опять запущены в обращение иностранные кредиты, и, возможно, – хотя никто не мог гарантировать это наверняка – дела закрутились бы так быстро, что одному Богу известно сколь долго бы это удерживало на плаву гитлеровский государственный корабль.

Международные банкиры, хотя и согласившись с тем, что такое желание Рейхсбанка заслуживает самой высокой оценки, имели собственные соображения по поводу своих зависших в Германии кредитов. "А как же насчёт нас? – спросили они. – В чём наш интерес?" Им казалось, что, располагая огромными суммами рейхсмарок, которые никак нельзя было вывезти за пределы Германии, они могли бы найти другие способы стимулирования торговли в Фатэланд[33 - От переводчика: Немецкое "Vaterland" – "Отечество".], позволившие бы уменьшить свои замороженные там балансы и, что было бы гораздо более колоссаль, одновременно превращать их в доллары, фунты, франки и почти любую другую валюту.

"Но ведь у нас нет долларов, фунтов и франков, чтоб конвертировать в них ваши местные балансы, да и нашей внешней торговле капут, вот в чём вопрос", – причитал Рейхсбанк.

Международные банкиры, однако, были сделаны из очень прочного материала. Они не проглатывали подобное так просто. "Это всего лишь ответ, – заявили они. – Вопрос в том, что нужно сделать, дабы вернуть наши деньги?"

И после долгих размышлений и обсуждений на разных языках была создана райземарка. Под давлением настойчивой рекламы она росла, расширялась и приобретала замечательные характеристики. В Америке вместо сорока центов, которые стоила её предшественница – рейхсмарка, эта оценивалась в двадцать шесть или двадцать семь центов, либо же в близкое значение, определяемое международными спонсорами, которые изо дня в день устанавливали её курс. И компания стала активно развивать свой бизнес.

Американскому путешественнику объявили, что цены в Германии не выросли, хотя мы отказались от золотого стандарта и рейхсмарка за одну ночь подорожала с двадцати пяти до сорока центов. Потом я услышал, как чрезмерно эксцентричный и убедительный агент туристического бюро сказал одурманенной им доверчивой пожилой даме: "А теперь послушайте, Мадам, эта райземарка стоит ненамного дороже, чем недавно стоила старая рейхсмарка, и вам лучше купить её сегодня за двадцать семь центов, пока она всё ещё, как я это называю, молода и привлекательна. С возрастом она может стать очень популярной и будет стоить вам намного дороже. Поэтому я ещё раз предупреждаю, что вам лучше приобрести её сейчас. И помните, что вам не удастся купить её в Германии. Вы можете сделать это лишь за её пределами, а потратить в Фатэланд. И нельзя забрать её с собой, когда вы будете оттуда уезжать. Они боятся, что, позволив вам это, слишком сильно вас осчастливят, ведь, купив эту новую райземарку за двадцать семь центов, вы легко потом обменяете её на старую рейхсмарку за сорок центов. Так что, пока вы будете в Германии, они, дабы обуздать великую американскую страсть к спекуляции, разрешат вам получать на руки лишь пятьдесят юных райземарок в день. Тогда у вас не будет соблазна. Или, по крайней мере, он будет не так силён".