Афган, любовь и все остальное

– Я расплатился двумя трофейными стволами с проводниками. Кто считает, что я поступил не правильно?» – молчат. – Я бы не хотел, чтобы об этом узнали в особом отделе. Как вывезти нас отсюда, так их нет. А дело раздуют легко и просто. В общем сами смотрите и думайте. – больше эту тему не поднимаю. Но в особом отделе об этом узнают. Будут долгие и нудные допросы.

Вывозили нас еще двое суток. Все у них там что-то не получалось. Последние сутки ели только сухой рис. От голода ни о чем думать не хочется. Мысли о куске хлеба забивают все. Рация вот – вот скиснет. А пока «дышит» выхожу на связь. Уточняю точку нашей обороны. И еще раз довожу до сведения высокого начальства, что продукты кончились. Как всегда обещают скорую эвакуацию.

Вертолет появился неожиданно через два часа после последней связи со штабом. Чутка коснулся колесами снега и мы через минуту были на борту. А уже через час приземлились в своей родной роте, где нас встретили без особой радости, просто и буднично. А чему радоваться, если очередное задание провалено по полной. Ну вернулись и вернулись, хорошо что обошлось без потерь. Еще повезло, что «вертушка» штабная подвернулась. У душманов появилось новое оружие, и за последние десять суток сбито три вертолета. Один рухнул в пропасть и сгорел вместе с десантной группой. Так что еще мол спасибо скажите, что вас вывезли. А так бы и списали на боевые потери. Должен был особист штабной прилететь нас потрясти. Но видно с нехваткой средств доставки и большой опасностью, раздумал. Мы от этого не сильно расстроились. Три дня отдыха и доппитание: пятьдесят грамм сливочного масла, по банке тушенки и сгущенки. Это поощрение лично от командира. Да еще баня самая настоящая и новенькое х\б. Новый год начался не очень хорошо. Но и грех жаловаться. Ведь все живы и здоровы.

А дальше все снова серо, обыденно, грязно. И нет никого азарта править службу, гонять бойцов до седьмого пота в полной выкладке. Но через силу, а гоняю. Сам впрягаюсь в эту по лошадиному тяжелую работу. И никуда не денешься, впереди еще служить и служить. И только с удовольствием стреляю. С удовлетворением вспоминаю, как со ста метров сбил душмана.

В конце января прилетела «вертушка» с продуктами и новым замполитом, старшим лейтенантом Вячеславом Гориным. Из вертолета выпрыгнул спортивного вида офицер, небрежно козырнул. И всем рядом стоящим солдатам, и мне в том числе, пожал руки. Я еще не знал, что мы станем друзьями. И что именно я спасу жизнь командиру и получу за это орден. А пока лечу этой самой «вертушкой» в Кандагар, в штаб нашей воздушно – десантной дивизии за первой наградой, медалью «За боевые заслуги».

Неделя в штабе дивизии пронеслась незаметно. На второй день по прибытию вручили медаль. Не сказать чтобы очень уж торжественно, но вполне солидно. В генеральском кабинете командира дивизии. Коробочку с наградой вручил начальник политотдела, жал руку и говорил правильные и торжественные слова, которые пронеслись мимо моих ушей. И пока полковник изощрялся в красноречии, генерал достал из тумбы стола бутылку коньяка и рюмки.

– Хорош полковник в красноречии упражняться. Мы люди взрослые, десантники, все понимаем. – полковник понимающе улыбнулся, взял две рюмки, одну передал мне. Сто грамм хорошего коньяка проскочили бархатом. На душе стало легко и радостно. И захотелось конечно еще добавить. И когда после генеральского кабинета оказался в комнатухе штабных писарей, то уже знал как устроить продолжение банкета. Главному из писарей, старшему сержанту Витальке Сударикову, моему земляку из Новосибирска, все по силам. Тот еще проныра. Одно то, что больше года при штабе кантуется, уже о чем то говорит. А в тюбике «Поморина», который я предусмотрительно взял с собой, те самые двести баксов, заработанные продажей трофейного пистолета.

Пока дождался Витальку, хмель потихоньку улетучился, но желание продолжить банкет осталось.

– Слушай, земеля. Надо награду обмыть. Я человек тут новый, так что вся надежда на тебя. – писарь посмотрел на меня внимательно, как бы изучая. Думал целую минуту.

– Не вопрос, все можно организовать по высшему разряду. Но только маленькое но. Валюта нужна, доллары. Ну афгани в крайнем случае. – я уже хотел было брякнуть, что мол с этим нет проблем. Но вовремя прикусил язык. Уж больно странно смотрел на меня землячок. Как то очень уж напряженно. Постой паровоз, не стучите колеса. Что-то тут не так.

– Проясни тему подробней. Откуда у солдата из глухой точки доллары?

– Ну вы же на боевые ходите. А там как без трофеев то.

– Боевые разные бывают. Мы в основном вплотную с противником не контачим. Постреляли и разошлись.

– Все понятно. До тебя здесь много прошло орденоносцев. И очень многие, если не все, долларами трясли. Некоторые умудрялись даже погулять по купечески. Вот только потом вся эта гульба им боком выходила в Особом отделе.

– Ты хочешь сказать, что здесь у вас кругом глаза и уши.

– А ты как думал. Все же штаб дивизии.

– Ты тоже стучишь?

– Не буду тебе лапшу на уши вешать. А как бы я при штабе больше года отслужил? И думаю до конца службы здесь продержаться.

– Все понятно. Спасибо за откровенность. Так что ты мне посоветуешь?

– А ничего. Долларов то у тебя нет, а значит и дел ни каких быть в принципе не может.

– А если бы были? Что тогда?

– Ну во первых, можно было сходить в чайхану таджикскую. Там все на высшем уровне. Правда дорого. Потом к Надюхе можно смело завалиться. На коммутаторе есть у нас такая деваха. Вес под сотню, и полная безотказность. Но опять же, только за двадцать долларов и ни цента меньше она выполнит любой твой каприз. А утром, ну к обеду в крайнем случае. Это смотря как вы погуляете. В Особом отделе будет лежать ее рапорт. Ну как, все еще хочется расслабиться?

– Конечно. Вот только проясни, а какое наказание за все это будет?

– Ну кому какое. Тут один сержант Красную Звезду получил. Ну и загулял соответственно. Потерял контроль и продал по дешевке, вернее подарил телефонистке за качественные услуги серьги старинные. Раскрутили голубчика. Этот сержант мирных афганцев где то в кишлаке за просто так пострелял. Мародерство соответственно приписали. Говорят к вышке приговорили.

– Все понятно кроме одного. Зачем ты мне свои оперативные секреты выложил?

– Ты земляк. Тебе всего полгода служить осталось. А засветишься не по делу, кинут в такую дыру, что фиг живым – здоровым домой вернешься.

– Спасибо тебе конечно, но выпить все равно хочется.

– Хочешь папироску сладкую?

– Спасибо, не употребляю и тебе не советую.»

– Есть еще один вариант в виде майора Кириченко. Он продовольствием рулит. Кстати, и на твою точку продовольствие формировал. С ним можно поговорить. Но опять же, за просто так он бутылку не даст, удавится.

– А ты тоже особисту обо всем этом доложишь?

– Про Кириченко нет. Он тема отдельная. Не моего уровня. Я просто тебя с ним сведу. А как ты с ним договоришься, это не мое дело. Да и этот майор никого не боится. Все у него тут в штабе куплены. Ну как, идем? – майора нашли быстро. Он в своем кабинете сидел обложившись бумагами, фактурами, накладными. Комнатка маленькая, не развернуться. Все пространство занимает массивный, старинный стол. Наверное штука очень дорогая. Не понять как его сюда затащили. Скорее всего собирали на месте. И за этим монументальным столом восседал не менее монументальный офицер. Глянув на которого, никогда не скажешь, что это человек торговли, крыса тыловая. Судариков представил меня и тут же исчез. Майор встал, пожал мне руку и снова опустился в такое же, как и стол, монументальное кресло. Моего роста, или даже чуть-чуть повыше. Косая сажень в плечах, черные гвардейские усики подковкой, ни какого живота. Гвардеец, гусар настоящий.

– Что нужно, сержант?

– С точки прибыл. Медаль получил. Обмыть бы надо. Бутылку водки в долг не одолжите. – смотрит внимательно, думает.

– Что за точка? Кто командир?

– Разведрота. Командир старший лейтенант Тарасов.

– Все понятно. У меня нет такого понятия, как долг. Короче, через неделю к вам борт пойдет с продуктами. Вместо десяти ящиков тушенки будет девять. С Тарасовым сам будешь разбираться. Вот такой расклад. Согласен?

– И что мне будет за ящик тушенки?

– Бутылка конька высшего качества. Правда узбекского, но качество гарантирую.

– И все?

– А что ты еще хотел?

– Да не знаю. Очень уж не равноценно.

– Короче, думай минуту. Время пошло.

– А я уже надумал. За две бутылки по семьсот грамм плачу сто долларов.

– Круто сержант. А почему на тушенку то не хочешь? Ну не расстреляет же тебя твой Тарасов.

– У нас с питанием плохо. Консервов не хватает даже на паек, на боевые.

– Все понятно. Хозяин – барин. Деньги с собой? – я вытащил из нагрудного кармана заранее приготовленную купюру. Майор внимательно ее рассматривал. Пальцем тер борта пиджака Франклина. Я потом тоже так буду проверять долларовые стольники. Самый надежный способ. Под пальцами четко чувствуется шероховатость бумаги в этих местах. Закончив проверку, майор убрал ее в стол.

– Подошлешь Сударикова. Ему не говори, что на доллары купил. На тушенку обменял и дело с концом. Здесь все так делают. – через час Виталька принес три пятьсот граммовые бутылки коньяка. К ним палку сухой колбасы, пять баночек греческого, апельсинового сок и две банки тушенки из стратегических запасов родины. Той самой без жира. А заодно поведал, что Галина уже в госпитале не работает. Вышла замуж за кого то из офицеров и отбыла вместе с мужем в Союз. После этого известия Кандагар стал мне неинтересен.

Два дня не выползал из комнаты писарей. Я там и приписан на временное житье, до своего отбытия к постоянному месту службы. Но коньяк закончился, сутки отходняка. И только от скуки и безделья вышел в город, в котором как оказалось есть очень даже много любопытных и интересных мест. Когда служил здесь в госпитале, кроме пары выходов на ближайший базар, нигде не был. Но опять же, не имея под рукой оружия, побаиваюсь отрываться далеко от центра города. Зашел конечно в госпиталь, но там ничего интересного. У них свои заботы, я там для всех чужой. Чтобы влиться в ту же госпитальную компанию, или к тем же писарям, нужны деньги. А я не собираюсь тратить сто долларов на какое то мутное застолье. Но и назад везти деньги тоже не разумно. Кто знает, что ждет меня впереди. И не придумав ничего лучшего, заворачиваю в знакомую чайхану Али. Вывод из всего этого один, без денег человек не живет, а просто прозябает. Это я запомнил на всю жизнь. А еще понял одну, для себя не очень приятную истину. Я все время один. Даже тогда, когда нахожусь среди людей. И до армии только при случае, при надобности шел на контакт. Был Серега Ситников, кореш, друг детства, да и того посадили. Я еще не знал, что он живым с зоны не выйдет. Вот и сейчас, вместо того чтобы загаситься с сослуживцами из госпиталя, тащусь черт знает куда, искать на жопу приключений. Мне кажется, что я совершенно один в этом огромном мире. Один среди толпы. Я сам по себе. Понимаю что это плохо, а ничего с собой поделать не могу. Не хочется ни с кем долго общаться. И от этого, в часто меняющейся обстановке, поначалу легкая неуверенность, даже боязливость. Которая быстро меняется на злость. Матерю себя неизвестно за что, маму – родину с ее дебильной международной политикой. И эту горную страну, с ее враждебными ко мне жителями.

Кофейня Али процветает, народу в ней полно. И как в тот раз меня сразу же примечает тот самый старичок-официант. И который, оказавшись рядом со мной, почему то не предлагает место за одним из столиков. А глядя мне прямо в глаза, что-то негромко говорит. И я, чтобы расслышать, склоняюсь к нему.