Сломать судьбу

Сломать судьбу
Виктор Борисович Мурич

В руки Олега странным образом попадает загадочная книга, не имеющая ни автора, ни названия. Она повествует о страшном доме, пожирающем незваных гостей. Не более чем дешевый ужастик с избитым сюжетом… Но проходит всего немного времени и книга становится его уже написанной судьбой. Олег, зная, что его ждет, пытается изменить ход событий – сломать судьбу.

Глава 1.

Двери лифта хищно чавкнули за спиной, смыкаясь словно пасть – порождения ночного кошмара. Невольно вздрагиваю от этого звука, наполняющего и так трясущуюся, как заячий хвост, душу жутким холодом. Револьвер нервно подпрыгнул в руке и уставился на зашитые девственно чистым пластиком двери, за которыми с тихим подвыванием кабинка лифта устремилась вниз, словно вызванная каким-то торопыгой, нетерпеливо раз за разом, нажимающим кнопку. В больших домах всегда так. Сколько бы лифтов не было, их вечно не хватает. Никогда не бывает так, чтобы вы подошли, нажали кнопку и сразу же без промедления распахнулись двери, гостеприимно предлагая вознестись ввысь, либо наоборот низвергнуться в пропасть бездонной шахты, пронизывающей бетонную махину как гигантская артерия. Вечно приходится выжидательно поглядывать на табло, беспристрастно отсчитывающее не то этажи, не то мгновения оставшейся жизни.

Вот и сейчас я, затаив дыхание, смотрю на мельтешение цифр над двухстворчатой дверью. Они, издеваясь надо мной, становятся то больше то меньше, как будто лифт раздумывает, куда же ему все-таки ехать – вверх или вниз. Наконец он определился и неторопливо пополз вниз.

Третий.

Второй.

Первый.

Подвал.

И замер.

Нет не замер – притаился в ожидании, когда беспечная жертва сунется в зеркальное нутро. Он еще не знает, что кроме меня здесь никого нет, а я никогда больше не повторю подобной ошибки. Я быстро учусь и редко спотыкаюсь дважды на одном и том же месте. Наверное, только поэтому ещежив.

Еще раз опасливо глянув на задремавшее табло, засовываю револьвер за широкий ремень потертых джинсов.

Большой холл, обильно утыканный искусственными деревьями в деревянных кадках, окутывает меня фальшивыми джунглями. Неприемлемая смесь хрупких березок и разлапистых карликовых пальм перемеженная еще какой-то неизвестной мне растительностью режет глаз. Дизайнеру руки поотрывать надо за такой интерьер. Надо же додуматься – подружить русскую красавицу с хмуро осунувшейся чужеземкой. Упрятанные в подвесной потолок лампы заливают «джунгли» мягким светом, рождая неясные тени на ковровом покрытии и строгих стенах. Выстроившиеся солдатами на параде черные кожаные кресла замерли у большого панорамного окна, разделяющего меня и черноту. Именно черноту. Иначе не назовешь. Я словно внутри грозовой тучи переполненной темной влагой переливающейся мраком. Кажется, что за стеклом мелькают призрачные лица, скалясь в недобрых усмешках. Надеюсь, что кажется.

Пристально вслушиваясь в тишину, выглядываю в коридор. Частокол закрытых дверей тянется вдоль одной из стен.

Никого. Только лампы угрюмо зыркают чахоточными глазами.

Облегченно вздохнув, пытаюсь унять нервную дрожь. Я никогда не считал себя слабодухим или, что еще хуже трусом, но это место доконало меня. Шелестит под непослушными пальцами пачка сигарет. Еще раз прислушавшись, чиркаю зажигалкой и горький дым наполняет легкие.

Так, нужно взять себя в руки. Я должен быть в форме, иначе…

Устало опускаюсь в кожаные объятия. Чернота давяще пялится в затылок, напоминая о своем существовании. Ну и пусть пялиться. Лучше уж терпеть ее присутствие, чем повернуться спиной к холлу, с тремя точками входа: коридором, лифтом и лестницей, по которой я поднялся. Уверен, стоит лишь на мгновение утратить бдительность, повернуться спиной и тот час же за это придется заплатить. Проверено. В предыдущий раз я отделался глубокой царапиной на шее, до сих пор напоминающей тупой болью об одном из полезных уроков. Сколько же часов назад это было? По привычке бросаю взгляд на циферблат наручных часов. Дрыхнущая секундная стрелка, осчастливленная моим вниманием быстренько запрыгала с одного деления на другое, наверстывая часы простоя. Стоит лишь отвести глаза, и она опять окунется в дрему как ленивый подмастерье, который работает лишь когда чувствует на себе испытующий взгляд наставника.

Вытащив из-за пояса револьвер, уже в который раз пересчитываю патроны. Всего четыре свинцовых горбика виднеются в шахтах барабана.

Плохо!

Это слово я повторяю мысленно наверняка уже в сотый раз. Естественно плохо. Чего уж тут хорошего. Четыре пули против бесконечной неизвестности… Как не крути а карты на руках у меня паршивые. Не то, что козырей, даже завалящей десятки нет.

Ковбойским жестом кручу револьвер вокруг указательного пальца правой руки. Рукоять с белыми костяными накладками неловко бьется об основание большого пальца и, в результате оружие чуть было не оказывается на полу. Ругнувшись вполголоса, помещаю блестящего помощника на прежнее место.

Эх, сейчас бы уснуть хоть чуть-чуть. Хоть самую малость, дать отдохнуть измученному телу. Но, увы. Здесь сон равносилен пуле собственноручно пущенной в висок. Процесс может выглядеть по-другому, но результаты без сомнения идентичны. Да и какой может быть сон при дрожащих как тетива только что спущенного лука нервах и бешеном количестве адреналина в крови.

Подкуриваю еще одну сигарету от жгущего пальцы окурка, и точно так же как минуту назад считал патроны, пересчитываю содержимое измятой пачки. И тут четыре. Скупая улыбка превращается в гримасу боли. Вспухшая щека и пара отсутствующих зубов результат еще одного урока. В общем-то не особо большая плата за шанс еще побегать. Морщась, ощупываю языком кровоточащие десны, развороченные как земля после бомбежки. Вот и решилась проблема с нежеланием посетить стоматолога. Во всем плохом всегда можно найти хоть каплю приятного. Горьковата вышла капелька. Конечно, я бы предпочел, чтобы удаление производилось под наркозом и с помощью надлежащего инструмента, а не увесистой урной, но, что есть, то есть. Точнее чего нет, того нет. А если уж быть совсем точным то нет пары зубов и изрядной пряди волос, вырванных с корнями. В качестве компенсации имеетсяесть бесчисленное количество синяков и царапин, равномерно покрывающих тело причудливыми узорами не то карты, не то китайского манускрипта. Не так уж и много по сравнению с моими спутниками… Бывшими спутниками. Все они либо плохо учились, либо имели на руках карты намного хуже моих. В результате я уже, если судить по внутренним часам, в отличие от наручных они не так врут, уже больше часа суечусь один. Не могу сказать, что это вселяет надежду на успешный финал. Я даже не знаю, возможен ли этот финал вообще. Не исключено, что этот отдых может оказаться последним. Но в любом случае я должен держаться и пытаться выжить, что, в общем, то и делаю. Точно знаю, если страх сменится отчаяньем и чувством безысходности – я проиграл. Человек держится на плаву до тех пор, пока верит в спасение. Насколько оно реально роли не играет. Главное верить и надеяться, но не на чудо, горький опыт показывает, что все чудеса это удел сказок, а не реальной жизни, а на себя. Пока я верю…

Верю, что гарантированно переживу четырех противников.

А пятый?..

Вот когда опустеет барабан, тогда и буду о нем думать. Будем решать проблемы по мере их возникновения.

Как бы в противовес моему шаткому оптимизму запрыгали цифры на табло над дверью лифта. Вот так всегда, помянешь черта и он тут как тут, выскакивает как его младший кукольный брат из табакерки.

Несколько раз поглаживаю пальцами веки. Глаза устали и режут как от песка. Это все напряжение и длительное отсутствие сна.

Цифры неумолимо приближаются к пятнадцати. Неимоверно хочется, чтобы лифт проскочил мой этаж и помчался дальше, но, к сожалению желанию не суждено сбыться. Без сомнения он идет за мной и через несколько мгновений выплюнет навстречу… не знаю, кто или что это будет на этот раз. С разнообразием здесь проблем нет.

Мысленно готовлю себя к встрече, доставая из-за пояса оружие. Хромированная сталь в руке придает некоторую уверенность, но я знаю, что это иллюзия. Прежде всего, оружие это я а уж потом револьвер. Без меня он ничто, всего лишь машинка, да мощная, да смертоносная, но лишь тогда, когда на курке лежит палец, а твердая рука указывает ему направление. Без моей силы воли, реакции его мощь останется невостребованной или реализуется впустую. Мои спутники с успехом доказали это.

Потный палец касается курка, пожимая руку старого знакомого. Я чувствую каждую царапинку, мельчайшую неровность на истертом металле. Нервные окончания все там, в пальце, придавая сверхчувствительность. Даже сердце на время переместилось туда же и теперь часто трепыхается под ногтем, как рвущаяся из клетки птица. Прищуренные глаза устремлены на вертикальную щель, разделяющую половинки дверей.

– Я жду тебя чертик из поднимающейся табакерки, – кривятся в ухмылке губы.

Пятнадцать!

Створки вздрогнули, и щель между ними начала превращаться из еле заметной ниточки в расширяющуюся пропасть. В туманной глубине плещется огненная лава, норовя гибкими щупальцами расплавленной материи ухватить мельтешащих черных призраков. Они точно стая саранчи наполняют пропасть. Беззвучно хохочущие лица в один миг уставились на меня пустыми глазницами-колодцами с последними каплями живительной влаги на каменистом дне.

Глубокий вдох. Револьвер застыл в вытянутой руке. Палец скорчился бегуном на старте, ожидая сигнала.

– Привет, – глянули на меня ангельские глазки под рыжей челкой.

– Привет, – оробев, отвечаю я. – Ты кто?

Маленькая девочка лет восьми шагнула из лифта. Белоснежный накрахмаленный передник поверх стандартной коричневой школьной робы. Стоптанные туфельки на тонких ножках. Топорщатся переплетенные шелковыми лентами тугие поросячьи хвостики.

Револьвер предательски дрогнул, отводя взгляд глубиной в полторы мои ладони. Девочка без интереса посмотрела на оружие и натоместь начала пристально изучать меня. На веснушчатом лице с носом-кнопочкой удивление сменилось любопытством. Так смотрят на кости ископаемых в палеонтологическом музее. Наверняка я выгляжу не намного лучше. Джинсы разорваны на колене и забрызганы красным, выбившаяся из под ремня клетчатая рубаха лишена части пуговиц, и поверх этого гардероба вспухшая скособоченная морда. Не лицо, а именно морда – многострадальное несчастье напоминающее задницу бабуина страдающую от геморроя и чирей.

– Танечка, – непонятно почему засмущалась девочка и опустила глаза. – Ты бомж?

– Кто?

В ее устах это слово звучит не ругательством, а лаконичным описанием сухопарого мужчины среднего роста с совершенно обычным лицом и блеклой тенью детских мечтаний в глазах застывшего перед ней. Обычно именно это я вижу стоя перед зеркалом. Не могу сказать, что я в восторге от собственного отражения, но радует, что бывает намного хуже. Хотя, наверное, хуже чем сейчас не бывает, если конечно опять не сравнивать с конкретной частью бабуина.

– Бомж. Мой папа всегда говорит, что эти бомжи его достали. Все лезут и лезут на стройку. Как воши на собаку. А зимой так и совсем спасу нет от них. – Она попыталась сказать это взрослым голосом. Так, как говорит ее отец. Получилось забавно. Я почти улыбнулся.

– Нет, Танечка, я не бомж. А кем твой папа работает?

– Охранником. У него такая красивая одежда. С нашивочками. И еще палка есть. Такая гибкостная и черная. Он ней бомжей выгоняет отсюда. И тебя тоже выгонит.

– Я бы с радостью и сам отсюда выгнался, но как-то пока не получается.

– Ты заблудился?

– Увы, – согласно киваю.

– Пойдем со мной. Я покажу.