Дважды возрожденный

– Ты долго еще собираешься свои прелести Витьку демонстрировать! – раздается из комнаты рассерженный голос Стаса.

Рита опускает глаза вниз и ойкнув скрывается в комнате.

– Тебе ведь положено наверху быть? – не подходя ближе, спрашиваю у невидимого Стаса.

– А я Малыша уболтал полчасика подежурить. Сам понимаешь…

– Ну хорошо тебе отдохнуть… Если получится, – говорю я захлопнувшейся двери.

Сегодня все стремятся захлопнуть дверь перед моим носом.

Зайдя в комнату, сажусь на угол кровати и ложу прямо на матрас грязный автомат. В угол летят один за другим сперва бронежилет, потом испачканные какой-то дрянью брюки и куртка. Кучу малу дополняют высокие ботинки, сплошь покрытые подсохшей слизью языков и жирным пеплом. Только поле этого, облегченно вздохнув, откидываюсь на кровать, пододвинув автомат поближе. За последнее время выработалась привычка держать оружие под рукой.

Глаза закрываются сами собой. Я еще пытаюсь бороться со сном, но с каждой секундой все больше и больше проигрываю. Тяжелые веки гирями тянут вниз, пряча реальность комнаты. Последнее, что я вижу это топор, мирно висящий на стене напротив кровати. Сквозь пелену сна ко мне приходит высокая пепельноволосая красавица. Она полностью обнажена и призывно машет рукой. И я иду к ней… Иду… Иду…

Глава 4.

В связи с последними событиями Мичман решил усилить выездные группы, и вот теперь нас в джипе трое. Учитывая возможность повторного появления нового, хорошо вооруженного противника, Малыш пристроил в районе задних сидений автомобиля турель с танковым пулеметом. Теперь джип выглядит очень забавно. Такой себе мерседесовский кабриолет на больших колесах с тяжелой артиллерией на борту. Мичман обозвал результат творчества Малыша карманным крейсером. Взаимосвязи между карманом и крейсером я не нашел, но догадался, что это значит что-то маленькое и мощное.

Отсутствие крыши увеличивает угол обстрела. Да и как на меня удобнее, когда и вокруг и сверху все видно. Дожди здесь бывают крайне редко, поэтому крыша над головой абсолютное излишество.

Стас остался в Цитадели вместе с остальными расчищать поле битвы. Своего рода взыскание, за нерасторопность у шахты. Его это ни чуть не расстроило. Он для вида повозмущался и взялся за лопату. Если учесть, что ему грозило быть похороненным заживо, то уборка вонючих кишек может даже показаться приятным занятием.

Мы только закончили уборку одной стены и бастиона, как завыл гудок гномьей рации в центральном зале. Пообщавшись с ними, Мичман вышел из Башни с хмурым лицом и приказал готовиться выездной группе. Видите ли, гномам приспичило поработать, и нас вызывали для охраны.

В машине кроме меня Аня и Мотор. Я старший.

Перед выездом Мотор долго ругался с Мичманом, но тот так и не дал ему мотоцикл. Устав спорить, Мотор смачно сплюнул, и уведомил всех, что за рулем будет он. Я не имел ничего против, так как ночной штурм, а потом дневная расчистка стен и приведение одной из пушек в рабочее состояние вымотали меня окончательно.

Под мерное покачивание джипа идущего по Пустоши я удобнее устроился на заднем сидении и прикрыл глаза. До шахты №24 часа четыре. Времени выспаться более чем достаточно, если конечно не обращать внимание на сильную тряску и подпрыгивание машины.

Мотор, засунув наушники-капельки плеера в уши, что-то горланит на английском, заглушая гул двигателя. Судя по знакомой мелодии, это, скорее всего, «Металлика». Аня шумно возится с автоматом на переднем сидении. Что-то у нее не получается и она периодически тихонько чертыхается и в сердцах бьет маленьким кулачком по пластиковому прикладу.

Молодцы девчонки. На штурме работали не хуже нас… А может даже в чем-то и лучше… Одна только Аня со своим огнеметом чего стоила… Прыгала как чертенок вокруг турели вращая ее из стороны в сторону и поливая огненным дождем надвигающихся языков.

Такого штурма мы еще ни разу не видели. Массы животных прущих с такой настойчивостью были похожи на накатывающиеся волны шторма безумной плоти. Шторма, который невозможно усмирить. Шторма, сметающего все на своем пути. Но мы смогли… Мы не просто усмирили, мы повернули его вспять.

– Спишь? – вырвал меня из полудремы Анин голос.

– Угу, – бурчу я не открывая глаз. – Устал как собака. Эти кишки на стенах меня доконали. – Смачно зевнув, добавляю. – Я малость подремлю. Ага? А ты по сторонам поглядывай.

– Хорошо. – Она наклоняется ко мне через спинку переднего сидения и легонько бьет ладонью по колену. – Круто ты их!

– Кого?

– Слонов… Я наблюдала за тобой во время штурма и видела, как ты положил серию фугасов на спину большого слона.

– Мелочи… Все мы такие… Жить захочешь и не такое сотворишь, – лениво отмахнулся я. – У нас все равно выхода нет. Либо борись, либо сдохни. Мне первый вариант нравится больше… Не намного, но все же больше.

– Нет. Ты не прав, – она задумалась подбирая подходящие слова. – Многие из нас воюют как бы в напряг, через силу… Борясь при этом со своим внутренним я… Ты же, как бы живешь этим. Ты как Мичман… Для тебя это все является нормой. Тебе даже не приходится убеждать себя, что это нужно делать. Ты просто берешь и делаешь…И в то же время ты стараешься казаться грубее и злее, чем ты есть. Я ведь знаю, точно знаю, что ты внутри совсем другой. Ты как будто сидишь внутри прочной эмоциональной скорлупы, боясь высунуть наружу мягкое, уязвимое тельце души.

– Вот когда меня язык выпотрошит, тогда и увидишь, какой я внутри, – не желая продолжать разговор, жестко произнес я.

Аня хороший человек… Иногда даже чересчур. Добрая, надежная, храбрая. На нее всегда можно положиться. Когда она стоит за спиной, за тыл я спокоен. В ней удивительным образом сочетается мужская стойкость, женская мягкость и обаятельная внешность в виде крепко сбитой не по женски мускулистой фигуры и симпатичного улыбающегося личика… Ее иногда называют мужиком в юбке. На что она серьезно обижается.

Приоткрыв глаза, смотрю на ее лицо. Обиделась. Точно обиделась. Надула губы и отвернулась. Сопя, возится с автоматом. Теперь я вижу только затылок, прикрытый коротким ежиком темных волос.

Зря я так. Она ко мне с добром, а я… Даже не знаю, почему я себя так с ней веду. Стас мне неоднократно намекал, что Анюта бросает мне в след нежные взгляды. Да и ее поведение после боя в дверях комнаты говорит само за себя. Возможно, именно это меня и пугает. Самое страшное, как на меня, это привязаться к человеку, а потом его потерять, или наоборот оставить одного, уйдя туда, откуда не возвращаются. Учитывая нашу жизнь, абсолютную неуверенность в завтрашнем дне и срок Договора я считаю, что я не вправе проявлять чувства в ее адрес. Вот вернемся домой…

При мысли о доме в груди потеплело, и стало как бы уютнее. И вроде я уже не на сидении колышущегося на неровностях скального грунта джипе, а дома на любимом диване, низком и широком, стоящем у стены с большим ворсистым ковром. В углу тихонько играет магнитофон «Маяк», выплескивая из стареньких колонок в пространство небольшой комнаты забытые мелодии семидисятых. На столе, дразня обоняние, дымится чашка хорошего кофе. В руках интересная книга, обязательно фантастика… И я погружаюсь в вихрь, затягивающий меня в мир благородных космических пиратов и злобных уродливых пришельцев. Я живу главным героем… Вместе с ним преодолеваю трудности и коварные западни, расставленные врагами. И нет в тех иллюзорных мирах ни тушканчиков, ни языков жаждущих отправить меня на тот свет. Нет кровавых мозолей на ногах, от длительного хождения по горам, нет жутко воняющей потом грязной рубахи под тяжелым бронежилетом, предназначенным хоть как-то защитить легко уязвимое тело от агрессивного мира, нет похорон друзей погибших ради жизни каких-то уродцев воняющих заплесневелым сыром… Там я не валялся на холодных камнях, прячась от пробегающего мимо стада, и не умолял бога, в которого не верю, остаться незамеченным и прожить еще хотя бы день.

Там романтическая, красивая иллюзия. Здесь жестокая реальность. Здесь нельзя пролистать несколько страниц, чтобы пропустить неинтересный кусок или перестать читать…

Здесь как в некогда популярной песне – «It’s my life.» . Это моя жизнь.

Глава 5.

– Просыпайся лежебока! – рявкнул трубным басом над ухом Мотор. – Приехали.

Душевно потянувшись, осматриваюсь. Джип пристроился на склоне скалистого холма у входа в шахту. Вдалеке возвышаются Пальцы – пять высоченных каменных шпилей, упирающихся в серое облачное небо. Если напрячь воображение, то эти исполины действительно кажутся пальцами, с кривыми когтями, вырастающими из каменной толщи. Иногда кажется, что это какой-то великан высунул из-под земли руку, желая убрать с неба мешающее спать солнце.

Люблю бывать на этой шахте. Дело в том, что большинство шахт находятся или в скальных массивах или в ущельях, а двадцатьчетверка уютно устроилась в основании невысокого холма. Расположившись на его вершине можно без труда держать под контролем окружающую равнину.

– Гномы прибыли? – интересуюсь, вылезая из машины и разминая затекшее от длительного сидения тело.

– Не-а.

Мотор закуривает сигарету и устраивается за турелью танкового пулемета на заднем сидении. Сухо лязгает затвор, загоняя первый патрон из змеящейся по сиденью ленты в ствол.

Делаю круг почета вокруг джипа, с деловым видом постукивая носком ботинка по скатам.

– Скоро задние менять придется, – ни к кому не обращаясь, говорю я. – Совсем уже истерлись. Вон, даже кое-где корд потрескался.

– Еще бы, – переклоняется через борт машины Мотор, глядя на колесо. – По таким камням… У них же края острые. Тут никакая резина не выдержит. Хоть железные ставь.

– А Аня где?

– Там, – машет он рукой на вершину холма.

Оперативно девчонка работает. Мы только прибыли, а она уже на позиции. Зато я продрых всю дорогу как последний лентяй. А еще старший группы.

– Я прогуляюсь. Осмотрю местность, – извещаю напарника. – И вот что, Мотор, плеер не включай. А то до тебя потом не докричишься.

– Yes, ser! – козыряет он.

Забрасываю автомат на плечо и плетусь в сторону шахты. Внутрь нам заходить запрещено Договором. Черт бы его забрал этот Договор. Как кость в горле. Туда нельзя. Сюда нельзя. Мол, ваше дело воевать и нас защищать… Прям девочки недотроги.

Подойдя к отверстию шахты, заглядываю внутрь. Шахта – не совсем правильное название. Скорее уж копальня или может рудник.