Алмазная реальность

– Терпи, Чиконе, терпи… Будешь еще… внукам рассказывать… Зараза… Твою мать…

Чиконе молчит. Сопит, делает свое дело и молчит. Совсем обессилел, мне приходится его держать изо всех сил.

Тяжелый… Вот уроню его прямо в его же…

– Мой генерал?..

– Что? – Боги, тупее ситуацию не придумать. Ночной диалог в саванне… Поэзия, мать ее…

– Я все… – шепчет Чиконе.

– Отлично. – Я встаю, дергаю на себя итальяшку, – Рядовой Чиконе, встать… Привести себя в порядок и спать. Завтра трудный день.

Я ухожу в темноту, слыша, как сзади неудачливый белый человек шуршит ремешками. И что-то еще. Какой-то звук вплетается в позвякивание пряжек.

Я обернулся и увидел, что рядовой Чиконе вытирает слезы…

Вот ведь… Я помедлил:

– Тебя звать как?

– Чиконе…

– Нет, я имя спрашиваю.

– Джузеппе. Мой генерал…

– Не реви, Джузеппе. Слезы – это вода… – И, чувствуя себя полным идиотом, я добавил: – Спокойной ночи, Чиконе.

Я снова упал на песок возле своего Абе, когда заметил, что тот не спит. Сторож…

– Все видел?

– Нет.

Врет мерзавец. И на том спасибо.

– Спать, Абе. И придумайте на завтрак что-нибудь для рядового Чиконе. От диареи.

– Будет исполнено, мой генерал.

– Спать… – Я отключил ночное видение и, оставшись в темноте, слышал, как снова укладывается мой денщик.

У меня же сна не было ни в одном глазу.

Как и куда я выведу отряд завтра, когда связи ни с кем нет? Да и сама попытка выхода на связь с кем бы то ни было равнозначна подписанию смертного приговора, потому что на место, где будет перехвачен сигнал, сразу направятся ракеты. И разбираться никто не будет. Не зря же в каждом отряде есть несколько специальных киборгов, которые занимаются проблемой коммуникации. И больше ничем, потому что на другое просто не хватит их нервной энергии.

Своих киборгов я потерял вместе с развел группой. И заблудился. В Африке. В цветущей странными, неживыми, после воплощения в жизнь очередного Великого Плана, деревьями саванне. Когда-то давно это была никому на хрен не нужная пустыня…

А, плевать, поведу завтра своих на запад, как шел до этого. Один черт, шансов куда-нибудь попасть немного.

В темноте беспокойно завозился Абе. И внезапно я испытал необъяснимый прилив нежности к этому парню. Одному из немногих, кто остался верен мне после ослабления позиций «Независимых черных» в Москве. Ослабления? Нет, я неправильно выразился.

Хотя бы с собой я могу быть честен?

После краха власти в группировке «Независимые черные». После того как нас вытеснили почти со всех позиций и зон влияния. После того как мы оказались не в состоянии контролировать даже Белое море… После того как в клане произошел раскол, а я был вынужден бежать из России…

И был прав! Трижды прав!

Потому что те, кто выбрал путь сопротивления, перестали существовать. Да, они красиво и эффектно говорили о том, что нельзя сдавать позиции без боя, что черные способны удержать власть в своих руках, что… Много красивых и хороших слов. И будь я поглупее и помоложе, я так же плюнул бы под ноги такому, как я. Как сделала это вся «Новая Черная Стая».

Только я уже не молод и далеко не глуп… Кажется.

Я хотел сохранить клан. А клан плюнул мне под ноги. Так кто теперь для меня «свои», а кто «чужие»?

В темноте снова завозились.

Я настроил ночное зрение и вгляделся. Тишина… Все спят. Только паучьи шакалы таращатся из кустов. Мерзкие твари, ничего не скажешь.

Дерьмовая ночка, терпеть не могу самокопания… Противная и бесполезная штука. Не люблю.

– Кто ж его любит? – спросила темнота слева от меня.

Я резко повернулся и увидел, как блики костра озаряют голого человека в набедренной повязке. Эбеново-черная кожа атласно отсвечивает…

В костре зло потрескивают сырые ветки. Подсвеченный алым дым поднимается в ночное небо…

Стоп! Какой костер?!

Какой костер, чертова Африка?! Не было никакого костра…

Я попытался вскочить, но ноги стали ватными.

В сущности, какая разница? Ракеты уже на полпути. Не заметить такой источник света в саванне, пусть освоенной, может только слепой. И никто ни в одном из штабов разбираться не будет, кто там, свои или чужие костры жгут. Бабахнут ракетами, и делу конец.

Мы все мертвецы.

Мысль о том, что торопиться уже некуда, наполнила меня спокойствием.

– Правильно. Не дергайся, – произнес черный человек и подбросил в костер еще ветку. – Тебе разве не нравится огонь? Когда-то ты был от него без ума…

– Я долго лечился. – Во рту у меня пересохло. Не осталось на этом свете тех людей, кто помнил бы о моем кошмаре детства. Пиромания. Я сказал уверенно: – И вылечился.

– Брось. – Черный человек смел мою уверенность, как ребенок сметает кучку песка ладошкой. – Нельзя вылечиться от любви. Смотри, как он мерцает… Это зрелище для избранных.

Он говорил с наслаждением, пробуя каждое слово вкусовыми окончаниями языка. Ему нравился этот процесс – обкатывать языком каждый звук, выпускать в ночь слова, полные великого значения.

Человек пошевелил угли, они вспыхнули, и я увидел его глаза. Черные глаза ночи…