– Мне всего тринадцать, откуда я знаю, какие у тварей на кораблях планы, лучше сам расскажи.
– Он не хочет, чтобы его рабы-мутанты сдохли зря, глупо рассчитывать, что они еще раз попадутся на уловку с подрывом. Так что, разведка пройдет, а потом можно взрывать! Как думаешь, у наших все хорошо там?
Шрам глянул на Сестру, висевшую под потолком, пристально вглядывающуюся куда-то вдаль, в сторону заката. Красный диск солнца потихоньку пропадал за горизонтом, слившись расплывчатым маревом пожаров, охвативших мертвый город.
– Ты меня слушаешь? – возмущённо сказал Сергей
Сестра немного спустилась и, совсем тихо, скрепя нервно жвалами и оторвавшись от заката, сказала:
– Ты знаешь, мне было тринадцать лет, когда начались мутации. Мне сейчас пятнадцать или шестнадцать, а я даже этого не знаю. Я была дурная, избалованная девчонка. А сейчас – просто инструмент для убийства себе подобных.
– Мы все инструмент в чужих руках, поэтому ты грустишь? – сказал Шрам, не открывая взгляда.
– Нет, я просто думала, что я во сне. Я и сейчас так иногда думаю. Я конечно хочу убить того, кто это все сделал, но еще мечтаю проснуться нормальной. Я это осознала, увидев Мико.
Шрам отвел взгляд. Так ему казалось, что он говорит с человеком и даже ее скрипучий голос не раздражал. Он вынырнул из раздумий и продолжил:
– Понимаю, на надежде построено все наше общество. Я думал, что ты уже не чувствуешь ничего. Ты вроде ее убить хотела вначале?
– Да, хотела, Шрам, я еще ребенок! Знаешь, каждый новый день, проведенный вот так, отделяет меня от всего человеческого.
– Я тебя не совсем понимаю, расскажи.
– Когда это только началось, я верила, что проснусь и буду нормальной, думала это пройдет. Изменения вначале не были столь радикальными, все ухудшалось постепенно. Я постоянно об этом думала, и это стало моей жизнью. Первое время отец прятал меня в шкафу от соседей и друзей. Но я все видела. Моя мама страдала. Ночами я слышала, как она плачет. Так отец начал пить, не в силах что-то изменить.