– Благодарю вас, святой отец. – Ответил рыцарь, отвешивая земной поклон перед входом в часовню. – Тем не менее, прошу вас к Дню Всех Святых подготовить подробный счет, который и препроводите мессиру сенешалю де Леви. Мы не вправе нагружать земными хлопотами слуг Господних, у которых и так полно забот более возвышенного рода.
Аббат улыбнулся, морщинки покрыли уголки век, наполняя теплотой, худощавое лицо старика, украшенное следами, переживай, прожитых лет, испытаний и лишений. «Немного добрых морщин не помешает ему… – подумал рыцарь, вглядываясь в аскетическое лицо аббата. – Слишком много горестей он повидал в этом мире…»
– Сын мой, я счастлив, что могу снова видеть вас во здравии, – священник предложил присесть на скамью. – Для того мы и нужны, чтобы беседой облегчать страдания, находить ответы и путь к Господу. То, что вы, как я уже понял, совершили, было актом мщения за убиенных воинов, полегших в нескольких лье от нас?..
– Да, отче, только мщение… – грустно вздохнул рыцарь и уронил свою голову на ладони священника. – Верно ли я поступил, предавшись чувству, охватившему меня при виде тел своих товарищей?..
Аббат поднял глаза к небу, вздохнул и, гладя его ладонью по волосам, ответил:
– На все воля Божья, сын мой. Конечно, грех смертоубийства никогда не смыть с души человеческой. Но, для этого и существует наша вера, дающая помощь…
– Отче! Я казнил только врагов церкви… – Бушар поднял голову и посмотрел в глаза священнику. – Они были виновны…
– Конечно, сын мой, они были виновны… – покачал головой аббат. – А ты, часом, не забыл одну из заповедей Господних? Не суди, да не судим будешь… Или, какой мерой меришь, такой и…
– Я помню, отче… – заплакал суровый рыцарь. – Но, поймите и вы меня, отче, как же я мог простить врагов! Они убили крестоносцев, отправленных только для защиты вашего монастыря и аббатства…
– От имени Создателя, я снимаю с тебя эти грехи, сын мой. – Священник положил руку на голову крестоносца. – Убивая врагов церкви, ты служил мечом Господним…
– Но, отче, я казнил вместе с катарами старост тех селений, где мы обнаружили раненых, я сжег дома крестьян…
– Значит, так было угодно… – уклончиво ответил священник, отводя глаза от крестоносца.
– Кому угодно, отче? – Переспросил Бушар, хватая руку аббата.
Священник грустно улыбнулся, встал, подошел к купели и зачерпнул небольшим серебряным ковчежцем святую воду, бережно обтер края салфеткой и протянул ковчежец крестоносцу:
– Испей святой воды, Христов воин, испей воды очищения и всепрощения. Смой с себя невзгоды и тягостные думы, открой сердце и душу чистоте помыслов и любви Господа.
Бушар дрожащими от волнения руками принял серебряный ковчежец из рук аббата и прикоснулся губами к прохладным краям. Святая вода освежающей и очищающей прохладой проникала в тело воина, наполняя его сердце покоем и тишиной. Гул, витавший в его голове, улетучивался, исчезал, превращаясь в еле слышные шепоты, всполохи, вместо него приходило облегчение, тело рыцаря становилось легким, словно невесомым, голова приятно кружилась.
Аббат зачерпнул рукой немного святой воды и осторожно, капля за каплей, пролил ее на волосы воина. Бушар закрыл глаза, чувствуя, как прохладные капли приятно касаются его кожи, сбегают небольшими освежающими струйками к шее, оставляя после себя ощущение чистоты и первозданной белизны, смывая грязь и ужасы кровавой войны, в которой, словно в кровавой ванне, купались до сего момента душа и тело рыцаря.
– Позволь, я оставлю тебя в храме одного… – тихо произнес священник, обращаясь к рыцарю, сидевшему на скамье с закрытыми глазами. – Тебе надо посидеть в тишине. Твоя душа сама найдет дорогу к Богу, не бойся, она не станет блуждать в потемках…
Бушар молча покачал головой. Священник осторожно вышел из часовни, прикрыл двери и шепнул монаху, стоявшему возле них:
– Никого не впускай, брат Иероним, благородному сеньору надо побыть наедине с Господом…
– Слушаюсь, отче… – монах склонился перед аббатом.
Бушар де Марли тихо сидел на скамье часовни, он закрыл глаза и слышал только свое ровное, глубокое дыхание, сопровождаемое гулкими ударами его сердца. Голоса и наваждения прожитых месяцев отступили, исчезли в небытие, оставляя после себя кровоточащие раны, заживающие медленно, но, с Божьей помощью, как полагал рыцарь, они вскоре должны исчезнуть.
Он увидел свой родной замок, речушку, омывающую стены и башни, вспомнил себя совсем маленьким. Рыцарь улыбнулся сквозь дремоту. Старый рыцарь, верой и правдой служивший его отцу и деду, вырезал из сухой доски первый деревянный меч, а мальчик с черными, словно смоль, и кудрявыми, как шкурка ягненка, волосами стоял рядом с ним и нетерпеливо переступал ножками, ожидая окончания этой долгой, как ему казалось, работы.
Бушар открыл глаза и посмотрел на свои большие ладони. На мгновение ему показалось, что он видит на них свой маленький деревянный меч, вырезанный ему стариком рыцарем. Он тряхнул головой – наваждение растаяло. Рыцарь грустно вздохнул. Ему было жаль расставаться с таким ярким и детским воспоминанием, пришедшим к нему из глубин его души.
– Спасибо тебе, Отец Небесный… – он перекрестился, после чего, выпрямился и вышел из часовни на яркое солнце.
Воины разговаривали с англичанами и обсуждали последние события. Рыцарь прошелся между ними, прислушиваясь к их разговорам, встретил одного из монахов, спешившего куда-то по делам, и спросил у того, где находятся раненые крестоносцы и Артур де Беллем. Монах указал рукой на небольшой одноэтажный каменный флигель, видневшийся в дальнем углу фруктового сада. Крестоносец поблагодарил его и пошел к зданию. Раненые крестоносцы уже пошли на поправку и, опираясь на костыли или плечи своих товарищей, спешили навстречу воинам, прибывшим в аббатство. Они радостно улыбались и приветствовали де Марли, тот улыбался им в ответ и справлялся о здоровье, спеша к Артуру. Он нашел Артура де Беллем, лежащим в тени кроны большой груши. Тот был бледен, хотя и старался держаться молодцом при встрече с грозным рыцарем.
– Здравствуй, благородный де Беллем! – Радостно произнес Бушар, присаживаясь возле Артура. – Вижу, что руки монахов и Божья благодать сослужили хорошую службу и поставили тебе на ноги…
Тот кисло улыбнулся, на его бледном лице промелькнула тень сомнения, перемешанного с тоской, тревогой и грустью от сознания своего временного убожества, слабости и никчемности.
– Ничего-ничего, – продолжал де Марли, хлопая его по плечу, – скоро ты снова сядешь в седло и вынешь меч своих славных предков.
Артур застонал. Бушар слишком переусердствовал, выражая свою радость похлопыванием плеча раненого воина.
– Ой, прости меня, ради Христа! – Испугался де Марли. – Забыл, что ты серьезно ранен…
– Ничего, просто царапина, мессир де Марли… – вежливо ответил Артур. – Как там поживает мессир де Клэр? Здоров ли?..
– Слава Создателю! – Засмеялся в ответ рыцарь. – Мы с мессиром де Клэр познакомились с двумя прелестницами, скрасившими наше одиночество! Они перевернули всю нашу жизнь, наполнив ее красотой, яркостью и любовью…
Раненый улыбнулся уголками губ и снова спросил:
– Как дела у Гуго? Надеюсь, что юный де Арси не подкачал?..
– Нет, что ты, де Беллем! Гуго – славный парень и, клянусь Небом, он станет со временем великолепным рыцарем! А, как ты, как себя чувствуешь, как спина?..
Артур сделался мрачным, закрыл глаза и тяжело вздохнул. Бушар испугался, думая, что тому сделалось плохо, но англичанин открыл глаза и, тоскливо смотря в глаза собеседнику, ответил:
– Иду на поправку, правда, медленно. Боюсь, что я уже не буду тем рыцарем, которого вы помнили раньше, мессир де Марли…
– А вот это перестань говорить! – Пожурил его Бушар. – Ерунда! Помнится, меня так хватили сарацины в Палестине, что я, признаться, уже думал, что душу отдам в руки Господни! А, поди-ка, выжил, снова жив и здоров, как прежде! И ты, мой славный де Беллем, еще покажешь врагам!..
– Полагаю, сеньор де Марли, что моя рана затронула не только спину и часть печени… – ответил молодой воин.
– Не понял? – Испугался де Марли. – А, ну-ка, рассказывай, что там у тебя еще случилось…
Артур весело улыбнулся и погладил его руку:
– Все, слава Господу, мессир. Только, лежа в постели, я стал задумываться о смысле нашей жизни и пришел к выводу, что…
– Что лучше вина, женщин и хорошей схватки на копьях и мечах ничего нет лучше на белом свете! Так? – Засмеялся Бушар, пытаясь угадать продолжение слов раненого.
– Не совсем, мессир де Марли. – Пожал плечами воин. – Позволю не согласиться с вашими славами. Есть еще служение Господу, сюзерену и стране…
– Эх, как ты завернул! – Восхитился де Марли. – Вот, до чего может довести рыцаря излишняя грамотность! Правильно я сделал, когда послал монаха куда подальше, ну, в общем, отказался продолжить обучение письму в отрочестве! Я даже помыслить боюсь, куда бы меня завели знания…
Артур весело засмеялся, но тут же поморщился от боли, возникшей в ране.
– Что такое? Болит? – Забеспокоился рыцарь. – Терпи, мой друг, Бог терпел, и нам велел…
– Да-да, конечно, мессир де Марли. – Раненый открыл глаза. – Признаться, я хочу посвятить оставшуюся жизнь служению Господу…
– Да-а-а… – покачал головой Бушар. – Поразительно! Кому скажешь – не поверят…