Захват Неаполя. Берёзы

– Гоше, почему мы молчите?! – Шарль де Анжу пристально посмотрел на казначея. – Где обещанные поступления в казну?! Чем мне рассчитываться перед братом Людовиком?! Ухо, что ли, отрезать?!..

– Сир… – проблеял в ответ перепуганный казначей. – Это просто небольшая задержка, только и всего…

– Только и всего?! – Шарль сделался пунцовым от злости. – Учтите, Гоше, что если я и решусь отрезать уши и отослать их моему брату-королю, то это, простите за хамство, будут, прежде всего, ваши ушки, мой бестолковый и бездарный казначей!.. – Гоше побелел от страха, отступил несколько шагов назад и машинально дотронулся левой рукой до своего уха. Лука тихо хмыкнул, увидев такой испуг у казначея, но король уже перевел свой взгляд на начальника тайной службы и личной охраны, сердито насупил брови и произнес, стараясь придать своему голосу наибольший цинизм. – Боже мой! Мессир Лука усмехается над страхами моего казначея! – Лука инстинктивно вжал голову в плечи, ожидая разноса со стороны Шарля де Анжу.

Король же медлил, оглядывая статную фигуру рыцаря, он словно взвешивал что-то в своей голове. Наконец он усмехнулся и произнес:

– Нечего ухмыляться, пора рассказывать, до каких это пор я буду сидеть возле разбитого корыта, и слушать байки о неуловимой девице, умыкнувшей несколько миллионов золотом у меня из-под носа и отирающейся, как я понял из твоего взгляда, незнамо где?!..

Лука набрал в рот воздух, но вместо ответа лишь что-то промычал, причем, довольно неразборчиво.

Гоше де Белло с явным облегчением вздохнул – король нашел себе новое приложение для вымещения накопившейся злости.

Шарль нервно дернул за кожаный шнурок своего пурпуэна и зло сжал губы, сузив их до маленьких посиневших щелочек, морщинки покрыли уголки глаз, выдавая напряжение своего хозяина.

Лука помялся с ноги на ногу, посмотрел по сторонам, словно ища у кого-то защиты, вздохнул и, опустив голову, произнес:

– Вы полностью правы, сир. Мы упустили ее снова… – он посмотрел глазами побитой собаки, привыкшей к незаслуженным пинкам и ударам от своего хозяина. – По последним сведениям, ваше величество, оная Беатрис убыла на генуэзском торговом судне толи на Кипр, толи в Афинское герцогство…

– Толи, толи… – Шарль устало закрыл глаза. – Надоело! Я выделяю из практически пустой казны уйму денег для ваших наймитов и соглядатаев, а в ответ слышу только мычание… – король пристально посмотрел в глаза Луке. – Порой мне кажется, что от коровы и то больше толку! Она, помимо мычания, еще и молоко дает…

– Сир, вы несправедливы ко мне и моим людям. – Лука понял, что король начинает успокаиваться, поэтому решил высказаться. – Я уже потерял восемь надежных агентов, зарезанных этой чертовкой и ее слугой, которого считаю сущим дьяволом. И вообще, сир, я все еще не верю в существование легендарных миллионов в золоте, о которых уже сложено столько небылиц, что…

– Ваше дело, мессир де Сент-Эньян, – король резко перебил его, вскакивая с кресла и потрясая в воздухе кулаками, – исполнять мою волю, а рассуждение о смысле бытия и деяниях прошу оставить дома, а не притаскивать их к моим ушам! Насколько мне не изменяет память, – Шарль едко скривился, – она уже бывала в ваших руках…

– Да, сир, и вы приказали отпустить ее восвояси… – не преминул ткнуть Шарля в его же ошибку Лука. – Она была у меня в руках…

– Надо было напрячь голову и догадаться выставить за ней тайных агентов!.. – Король направился к выходу из комнаты, роняя на ходу. – Вместо этого вы, мессир, сопли жевали…

Лука раскрыл от изумления рот. Он не смог найти никаких слов, и был настолько поражен столь резкими словами своего короля и, мало того, приятеля детства, что просто окаменел. Гоше де Белло, понимая, что и ему может влететь по первое число, отступил назад и спрятался за широкой спиной де Сент-Эньяна, полагая разумно, что выгоднее смолчать и остаться при своих, нежели высказаться против короля и получить такой нагоняй, от которого мало не покажется.

Шарль понял, если он не выйдет из комнаты и не переложит всю свою злость на кого-то другого, его верным помощникам придется очень туго, ведь приступы его ярости, злости и неконтролируемой агрессии начинали тяготить самого короля.

Он взялся за ручку двери и потянул ее на себя, намереваясь выйти в коридор дворца, но внезапно столкнулся с молодым рыцарем, одетым в цвета папских войск. Юный рыцарь, которому едва перевалило за шестнадцать лет, испуганно уставился на него, онемев от изумления и неожиданности.

Шарль упер руки в бока и пристально посмотрел на него, пронзая рыцаря насквозь своим неотрывным, тяжелым и сверлящим взглядом. Рыцарь побледнел и упал на колени, протягивая пергамент, скрепленных красной лентой и большой сургучной печатью с изображением ключей от ворот Рая. Король зло усмехнулся, качнул головой и резким движением сорвал печати, разворачивая пергамент. Он еще раз посмотрел на рыцаря, который едва не потерял сознание, перепугавшись столь грозного вида короля Неаполя, после чего стал читать послание, меняясь на глазах по мере того, как осиливал латинский текст письма. Он несколько раз бросал взоры на посланника, топтался с ноги на ногу, кряхтел и краснел, сдерживая злобу и ярость, клокотавшие внутри него, после чего вошел обратно в комнату и с силой захлопнул дверь прямо перед самым носом растерянного рыцаря.

Лука и Гоше, которые уже потихоньку стали отходить после страшной взбучки, с ужасом переглянулись между собой и, раскрыв рты от изумления, молча уставились на короля.

Он подошел к ним, хотел, было, что-то сказать, но лишь вздохнул и в сердцах взмахнул бумагой, прошел к креслу и плюхнулся в него, вытягивая свои ноги, обутые в высокие сапоги рыжей испанской кожи. Золотые шпоры противно и как-то виновато звякнули о каменные плиты пола, после чего наступило гнетущее молчание.

Шарль молча сопел, закрыв глаза. Его рука, сжимавшая скомканный пергамент, нервно подрагивала, выдавая потрясение прочитанным известием.

Лука переглянулся с казначеем Гоше и тихо приблизился к королю, склонился над ним и прошептал:

– Сир, что бы ни случилось, можете располагать нами пока у нас, еще бьются сердца…

Шарль открыл глаза и невидящим, словно растерянным, взглядом посмотрел на него, потом молча протянул пергамент и сказал:

– На. Почитай на досуге… – он надул губы. – Весьма поучительная история о том, как один папа ткнул носом в навоз не в меру расшалившегося королишку…

Лука взял пергамент, осторожно расправил его и кивком головы подозвал Гоше де Белло. Они уставились в послание и, медленно шевеля губами, стали читать его. Лица их вытягивались и стали походить на карикатурные изображения, настолько они были потрясены.

– Сир. – Гоше грустно покачал головой. – Может он в чем-то и прав, а?..

– Да ты что, обалдел?! – Шарль вспыхнул, сверкая страшными глазами. – Этот прыщ еще будет меня, сына короля Франции, учить уму-разуму?! Ему, видите ли, не понравилось то, с какой рыцарской галантностью я обошелся с телом убитого Манфреда! Он, видите ли, отлучил его от церкви, а я, значит, должен был, словно поганый наемник, бросить его тело на съедение воронам и оставить без простого погребения!..

– Вы во всем правы, сир. – Лука положил руку на плечо короля. – Рыцарь должен всегда чтить смерть своего врага. Особенно, если он погиб, как и подобает настоящему воину. – Лука гордо вскинул голову. – С мечом в руках и впереди своей армии, а не в пьяном угаре где-нибудь в тыловой палатке! Плевать я хотел на этого папу и его посланников! Вот, сейчас, возьму, да и набью морду этому прыщу, что посмел привезти столь похабное письмецо!

Он развернулся и решительной походкой направился к дверям, но Шарль остановил его:

– Остынь! Он совсем ребенок! У него на усах лишь скромный пушок… – король скривился. – Климент хитрец – он все предугадал, поэтому и послал юнца! Рыцарь ребенка не обидит, хотя, видит Бог, следовало бы…

– И что же мы будем делать?.. – Гоше вставил робкое словечко.

– Снимать штаны и бегать! – Резко огрызнулся на него Шарль. – Гоше, право, какой же ты порою идиот! Матерь Божья! Даже слов нет… – казначей побледнел и стал белым, словно чистый снег в горах. – Папа Римский своим письмом налагает на меня и королевство епитимью! Он предписывает мне в годичный срок отправиться в искупительный крестовый поход! Он, что, не понимает, что мне нельзя сейчас покидать границы своего королевства? Бред какой-то, да и только! Я понимаю, если хотя бы через два или три года, но сейчас?!

Король посмотрел на Луку, на этот раз уже более спокойным и взвешенным взглядом. Рыцарь напрягся, ожидая неожиданного вопроса.

– Как там Конрадин? Он, случаем, не ринется в наши пределы, пока я буду воевать во славу Христову?..

Лука вздохнул с облегчением, как ему казалось, здесь он полностью контролировал ситуацию:

– Принц оставил затеи выступить в поход за короной своего отца и дяди. Он, похоже, смирился и притих, охотясь в горах Южной Германии. Мои люди сообщают мне, что он серьезно мается грудью и кашляет, того и гляди, может разыграться чахотка… – Лука облегченно выдохнул и расправил плечи. – Здесь нам нет угрозы.

– Надеюсь, хотя бы здесь ты прав… – Шарль грустно улыбнулся. – Он, случаем, никуда не уезжал или не собирается уезжать? – Внезапно спросил король.

– Да нет, вроде бы… – Лука пожал плечами в ответ.

Король удовлетворенно потер руки и обратился к казначею:

– Отпиши слезное письмо моему брату Людовику и попроси его заступиться за меня перед Климентом. Второе, – он поднял палец к небу, – отпиши самому папе Римскому, что мы смиренно подчиняемся его воле и начинаем готовить армию к походу. Только, – он хитро подмигнул казначею, – пусть он пришлет нам Ордонанс или Буллу, где позволит взимать десятину со всех его приходов, аббатств, монастырей, церквей и… -Король Шарль засмеялся, – короче, со всего, что приносит доход… – Лука засмеялся, Гоше тихонько крякнул. – Посмотрим, как сам папа Римский посмеет нарушить собственные Указы о поддержке крестоносных армий, формируемых в Европе для освобождения Святой земли от неверных!..

К вечеру оба письма были написаны, запечатаны и отправлены по адресатам. Шарль де Анжу, сам того не понимая, своим торопливым и глупым письмом настолько разозлил папу Климента, что этого не могли не заметить все гибеллины, прятавшиеся в городах северной Италии. Восстание, словно пожар в торфяниках, разгорался очень тихо, осторожно и медленно, но, когда он вылезет наружу, его уже ничем не потушить! Вместо примирения Шарль получил рассерженного папу Римского, встревоженные города и ненадежное местное население, начинавшее уже изнемогать под бременем тяжких налогов, введенных новой властью Неаполя…

Конрадин, окрыленный любовью прекрасной Беатрис, вернулся в Швабию только к концу января и был потрясен еще одной приятной новостью – папа Римский наложил наказание на Шарля де Анжу. Но больше всего принца обрадовало другое известие – в большинстве городов северной Италии стали поднимать головы недобитые гибеллины, образуя новые очаги заговоров против гвельфов, папской власти, превратившейся к этому моменту в обыкновенную тиранию и абсолютизм.

Уже в феврале, марте и апреле к нему стали прибывать тайные посланники, сулившие буквально золотые горы и уговаривавшие Конрадина немедленно выступить в Италию. Принц, как и советовала Беатрис, отнекивался, отмалчивался и старательно изображал из себя дурачка, интересующегося лишь охотами да забавами. Время еще не настало, да и Беатрис еще не подала весточку о том, что добралась до Италии нормально и ей не угрожает опасность. Приходилось врать всем и ждать, мучительно, томительно и невыносимо. Приходилось обманывать несчастных посланников и слушать из их уст весьма нелестные отзывы о себе, граничащие с откровенными проклятиями. Конрадин долго плакал ночами, вгрызаясь зубами в подушки, словно пытался выместить на них всю свою злобу за вынужденное бездействие, а утром он уже снова был тем самым «недалеким юнцом, от которого проку мало и который не желает короны Неаполя», как писали в своих тайных депешах агенты папы Римского и короля Шарля де Анжу. Он только и делал, что усыплял всеобщее внимание, надеясь, что оно, наконец, затихнет и предоставит ему большую свободу действий.

ГЛАВА IV.

Как Ги де Леви отправился на поиски сокровищ, но нашел невесту для сына и титул наследственного маршала графа де Фуа.

Замок Мирпуа. Южная Франция. 22 марта 1267г.

Ранним и погожим весенним утром Ги де Леви вместе с группой рыцарей, оруженосцев и загонщиков отправился на охоту. Грязь и слякоть превратила лесные дороги, которые и в летнее время годы не баловали путников ровным покрытием, превратились в сплошные грязные трясины, в которых кони застревали почти по колена, а в некоторых местах, превратившихся в болота или озера с грязной жижей, по грудь. Весенняя прохлада забиралась под теплый гамбезон и меховую короткую охотничью накидку, пронизывая просто могильным холодом и продирая всадников до костей.

После нескольких загадочных смертей, унесших жизни его повара, виночерпия и хлебодара, Ги де Леви всерьез задумался над возможностью угрозы его жизни. Слухи о вендетте, которую ему непонятно за что (так он полагал) объявила Беатрис Анибальди, Ги стал более внимательно и придирчиво следить за всеми приготовлениями пищи, заставляя крестьян из соседней с замком деревни поочередно пробовать еду, приготовляемую в замковой кухне. Пока, слава Богу, смерти миновали его подданных, но постоянно заставляли оглядываться на каждый посторонний или подозрительный шорох, звук, а проезды путников, паломников и иноземцев стали вызывать в нем приступы подозрительности и раздражительности. Рыцарь стал замечать, что его настроение, которое раньше было веселым и жизнерадостным, немного изменилось в худшую сторону и стало мрачноватым, а веселость незаметно превращалась в ворчливость, раздражительность, что порой страдали его жена и дети, попадавшиеся ему «под горячую руку».