Комбик

Комбик
Виктор Буйко

Виктор Буйко пишет живо и интересно. Герои этой книги – обычные люди, но они участвуют в увлекательных событиях и порой оказываются в непростых ситуациях: кто в смешных, а кто и в трагичных. Виктор Буйко – представитель послевоенного поколения и много повидал на своём веку. Он потомственный военный моряк, в прошлом подводник, учёный и бизнесмен. Богатый жизненный опыт позволяет ему писать ярко, энергично и увлекательно.

Комбик

Виктор Буйко

© Виктор Буйко, 2021

ISBN 978-5-0053-5272-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

ГРЕМИХА

где дается общее представление об этом замечательном месте и населяющих его людях

Мечта о машине жила в семидесятые, наверное, в каждой советской семье. Счастливыми обладателями автомобиля тогда являлись обычно очень серьезные люди, да и было-то их совсем немного. У нас во всей хрущевке на проспекте Ветеранов машина была только у Михаила Федоровича, соседа этажом выше. Это был респектабельный и солидный капраз и доцент из Дзержинки.

Хотя сейчас ее и за машину-то не посчитали бы…

А тогда подъезжавший по выходным к парадной «москвич-412» нежно-канареечного цвета вызывал паралич всего нашего военно-морского двора. Заселен он был сплошь офицерами Ленинградской военно-морской базы. Из-за задернутых занавесок офицеры и их родня наблюдали, как Михаил Федорович каждый раз неторопливо загружал маленький багажник разным садовотуристическим скарбом. Это действо казалось нам серьезным и таинственным. Впервые вместо зрелища давящихся в трамваях и автобусах с авоськами и сумками граждан прямо так вот, запросто, на глазах у изумленных соседей человек мог сесть в свою машину и комфортно добраться до назначенного места отдыха или рыбалки.

Иногда, по-моему, в основном из-за особых симпатий к моей очаровательной маме, он приглашал нас всей семьей в лес, куда-то под Кингисепп, по грибы. Грибочки росли в низеньком сосновом песчаном лесу, утопавшем в ковре из пушистого мха, рядом с деревушкой с милым названием Тарайка. Тогда мы, съежившись втроем на заднем сиденье узкобедрого «москвича», чувствовали себя друзьями персидского шейха… От всего этого желание обладать собственной автомашиной только крепчало и росло.

Все усугублялось еще и тем, что с некоторых пор наша семья стала обладать, к сожалению, еще даже не машиной, которая только грезилась в мечтах, но уже гаражом для нее. Вышло так, что предприимчивые жители окраины Питера, которой в то время было Дачное, сколотили между собой гаражный кооператив. На пустыре, примыкающем к лесопарку Александрино, они построили в складчину, может быть, первый высотный, пятиэтажный, как сейчас говорят, «паркинг».

Денег, как водится, на последнем этапе не хватило, и через добрых людей туда пригласили поучаствовать кровными деньжатами моих родителей. Руководил всем этим отставной летчикгенерал, который на редкость быстро превратил гараж в настоящий клуб по интересам. Там народ собирался потрещать про авто, повыбирать правление, пообсуждать расширение границ владений и перечня приятных услуг…

Мне не довелось пройти этот созидательный в жизни нашей семьи отрезок пути. Но вот родители с тех пор стали заядлыми автолюбителями и, хотя не имели своего железного коня, стали частыми гостями гаражных собраний.

Однажды там прошел опечаливший многих, и нас в том числе, слушок. Мол, те из владельцев, кто не поставит автомобиль на приобретенное в гараже «машиноместо» до конца года, на общем собрании будут неминуемо исключены из кооператива. Оказалось, в районе появилось много владельцев настоящих, а не проектируемых к покупке мифических авто. Они, имея честно заработанную машину, ну просто не представляли, куда ее теперь поставить… Отсюда появилось и естественное социалистическое желание – раскулачить кого-либо на радость себе.

И родителям стало страшно!

«Глупая и провокационная сплетня», – подумали бы сейчас и ухом не повели. Но ведь это сейчас, когда на каждую сараюшку есть куча гербовых бумаг с водяными знаками. А в те мутные, с точки зрения права частной собственности, времена простым большинством голосов тебя могли не то что исключить из членов кооператива, а и из «родной коммунистической партии»! Отец в срочном письме ко мне, проходившему службу на подводных лодках Северного флота, изложил суть надвигающейся катастрофы и попросил узнать, а не выделят ли мне как «герою-подводнику» какую-нибудь машинку, чтобы спасти преждевременно построенный под нее гараж.

В нашей «подводной среде» северян машины не то чтобы отрицались, но как-то само собой получилось, что их просто даже и не было. Может, потому, что не способствовали этому частые смены мест базирования, плавания подолгу и далеко. А может, просто маршрутов больших для передвижения на них не было. Казарма – плавбаза – лодка – поселок… Вот и все путешествия. Если бы кто-нибудь и задумал совершать их на машине, то совершенно отбился бы от коллектива. Все мы тогда дружно ходили, укутавшись в шарфы и втянув головы в поднятые воротники. С опущенными ушами зимних шапок и в мотоциклетных очках, иногда и не раз, мы совершали этот «приятный пеший променад» навстречу гремихинским, вечно дующим со всех сторон ветрам.

Поэтому, когда я начал робко узнавать порядок покупки плавсоставом автомобиля, то шуткам и прибауткам в экипаже не было предела, из которых самой приличной было обсуждение вопроса о вместимости моего будущего «дамовоза». Я все это сносил терпеливо. Отчасти от значимости стоящей передо мной задачи, а отчасти от того, что было в этом обсуждении много стоящих идей и флотского юмора.

Из полезного для меня все же удалось нащупать информацию, что где-то в штабе флотилии есть таинственная очередь, которая, как и должно быть в таком случае, управляется политотделом. Оставив младший комсостав ржать над очередной остротой о коллективном использовании моего будущего авто при погрузке боезапаса, я поспешил к замполиту.

Тот долго расспрашивал меня о настроениях в экипаже, о том, куда девается спирт из системы охлаждения ракет подводной лодки, о подготовке к очередному съезду родной партии, о справедливости жалоб сразу трех малярш с судостроительного завода, приходивших вчера жаловаться на развратного обидчика из экипажа… Я уже потерял всякую надежду, что мне удастся попасть хотя бы в хвост хитрой очереди, когда он, с искренне разочарованным выражением лица от моих уклончивых мычаний, вдруг неожиданно произнес волшебные слова:

– Пиши рапорт!

А большего от него и ждать-то не приходилось.

Я побежал в каюту и написал слезливый рассказ с кратким изложением гаражных интриг и фатальным приближением моего позорного изгнания из кооператива во время приближающегося океанского похода в честь XXIV съезда родной коммунистической партии… Только камень мог не заплакать при особо удавшейся мне, хотя вовсе не оригинальной стандартной концовке: «В просьбе прошу не отказать». И жизнь покатилась своим чередом…

К моему глубокому удивлению уже через месяц меня вдруг вызвали в штаб флотилии и вручили клочок бумажки, на котором было блекло напечатано: «Капитану-лейтенанту „Мне“ выделяется из резерва 11-й флотилии подводных лодок автомобиль „москвич“».

Взволновало буквально все! И таинственное слово «резерв», и оперативность, с которой эта весть пришла ко мне, и особенно автомобиль «москвич», который под напором ворвавшихся на российские просторы «жигулей» только добряк не сравнивал с дерьмом.

Правда, несколько напрягало, что ниже таинственной надписи значилась дата получения автомобиля с базы Военторга под Мурманском, сроком которой было обозначено позавчера… Легко сложив даты прихода в Гремиху ближайшего теплохода, отправляющегося на Большую Землю, а также время перехода и переезда до заветной базы Военторга при удачном стечении обстоятельств, сложилось ужасающее время опоздания – больше недели! Сразу поползли грустные мысли о конце света, забрезжил единогласно поднятый лес рук за исключение родителей из списков гаражного кооператива и дружное ржание надо мной младшего комсостава в кают-компании.

«Какого черта они извещают о резервах, когда они по всем законам физики должны испариться! Это же не геркулес „Ясно Солнышко“ слаболиквидный! Уж эти-то ушлые мореманы из близлежащих к Мурманску военно-морских баз сумеют грамотно распорядиться резервом 11-й флотилии!» – с вскипающей от страшных предчувствий яростью крутилось в голове.

«А то они не знают, где находится 11-я флотилия подводных лодок, помещенная от глаз людских подальше заботами родной коммунистической партии!? В ж… она находится, даже не в ней, а в самой-таки ее дырочке – там, куда Макар телят не гонял!»

Больше всего сомнений возникло по поводу погоды… Придет теплоход или не придет!? А если и придет, то причалит или сутками будет болтаться на дальнем рейде в ожидании хотя бы «ветра3»? Для непросвещенных: «ветер-3» – это когда просто усы отрывает, как у Папанова в «Бриллиантовой руке», «ветер-2» – это когда выплюнуть попавший в рот ветер ему не удается никакими судьбами… Ну, а «ветер-1» – это обычный морской бриз в Гремихе, когда чайки прячутся под прибрежные камни, тюлени ложатся на дно и дышат через трубочку для коктейля, а Давид Копперфильд может снимать свои трюки в воздухе без всяких вентиляторов. Коровы летают!

А еще бы не дуло! Объяснение этих осатанелых ветров, дующих с октября по май, с незначительными перерывами на «ветер-3», оказывается весьма простым и естественным: мимо Кольского полуострова течет себе величаво теплый Гольфстрим, естественно и неизбежно остывая по дороге. И если у кого-либо закрадывается сомнение, а на самом ли деле он теплый, пригласите их в январе совершить легкую туристическую прогулку по Баренцевому морю…

Пусть они увидят, что даже зимой, при любой стуже, косматыми клубами от свинцовой тяжелой воды, от мрачных, неправильных, мерцающих всеми оттенками черных вод Гольфстрима поднимается пар! Кажется, что это мираж, что не может быть столько кипятка – покуда глаз хватает! Да и не кипяток это вовсе, а обычная морская соленая вода. Минус два градуса, но этого вполне достаточно, чтобы до горизонта неслись миллионы кубометров парящего «кипятка». Но не навсегда…

Видимо, и Гольфстриму назначен свой конец! И явился он ему в образе мыса Святой Нос, выпирающего из Кольского полуострова далеко в море. В него-то, как в каменную стенку, со всего размаха ударяется усталый и потрепанный Гольфстрим и, окончательно теряя силу и направление, нехотя поворачивает в сторону арктических льдов, ныряет под них и умирает где-то там, в глубине безбрежного Ледовитого океана.

Дальше за Святым Носом простирается угрюмое царство холода… Оно наступает сразу за чистой, клубящейся паром и «теплым» воздухом водой, и кажется, что острым ножом отрезали белое от черного, решительно и навсегда разделив две стихии. Лишь летом, с приходом полярного дня льды ненадолго отступают к полюсу, чтобы потом опять прижаться к своему последнему защитнику – мысу Святой Нос.

Льды и клубящийся океан хорошо дополняли коричневые, с белыми подпалинами лощин, высокие сопки – приземистые северные скалы из чистого гранита и базальта. Они протянулись от самого океана вглубь Кольского полуострова на сотни километров. Зрелище могучих нагромождений камней и скал, изредка перемежающихся небольшими озерами-лужицами, практически без всякой растительности, кроме вековых мхов, могло нравиться или отталкивать, но никого не оставляло равнодушным.

Итак, что за исключительный феномен гигантского пылесоса мы получили в местах, куда родная коммунистическая партия сховала свои замечательные подлодки, пряча их от самых разных врагов, плотной стеной окружавших нас? А получили мы сходящиеся в одной географической точке, а именно в поселке Гремиха, три разные стихии – парящее теплом Гольфстрима море, бескрайние пространства ледяных торосов и, наконец, гранитные равнины сопок. И бонусом – «ветер-1», который легко мог сорвать любую поездку на Большую Землю. Меня же интересовала база Военторга – оплот надежды неавтомобилизованных офицеров. Ведь именно там, по преданиям и как это рисовалось во врученной мне бумаженции, подобно копям царя Соломона, хранились таинственные резервы 11-й флотилии подводных лодок…

Немного посомневавшись в авантюрности предлагаемого блеклой штабной бумажкой путешествия с ожидаемым недельным опозданием, я решил, что риск быть выкинутым из гаража выше всех остальных рисков. Да и, в сущности, чем я рисковал? Приятная поездка на теплоходе в Мурманск, короткий отпуск на недельку. Ну, не получу машины, так слетаю в Питер. Благо, и короче вылазки бывали!

Расписавшись в неведомом журнале за получение бумажки-направления, в приподнятом настроении я отправился на плавбазу.

Весть о машине из «резерва» мигом облетела экипаж, вызвав противоречивые чувства. В нашей среде большая часть человеческих отношений совершенно естественным образом облегчалась, осветлялась и переводилась в шутку, юмор, анекдот. Это была защита от обыденности и монотонности, тревоги и опасностей, оторванности почти от всего любимого и желанного… В основном все ребята поздравляли и сыпали остротами. Были, правда, и такие, кто как будто отодвинулся, производя в уме математические расчеты…

Как бы там ни было, но уже вечером в мою каюту набралось полно народу обмывать еще не существующие колеса. Спирт, любовно называемый всеми подводниками «шило», принес по такому случаю покровительствующий мне не какойто там группман, так звали командиров групп – младшего звена лодочной иерархии, а настоящий старший офицер, капитан 3-го ранга Владимир Иванович Деменков.

И «шило» он принес не то, что таскает из каюты в каюту младший комсостав. Им доставалось лишь гидролизное: со страшной «наждачкой» в гортани на «проглоте», тяжелой от химии головой и отрыжкой резиновыми покрышками поутру. На этот раз был настоящий ректификат, чистый, как слеза ребенка, – «чистяк», как ласково звали его все. Натуральный, экологически полезный спирт, от которого и на душе, и в голове становилось ясно и просто, конечно, до определенного рубежа. Лучше «чистяка» был, говорят, только медицинский спирт! Но, во-первых, он был лишь у лодочного доктора, а во-вторых, это вообще другая история.

Заводилой был, как всегда, Саша Грищенко, который как из рога изобилия сыпал самыми фантастическими автомобильными историями, непременным участником которых были, конечно, шикарная машина, он сам и еще одна, реже – две-три попутчицы. Экипаж ржал и восхищался Сашкой, хотя каждый отлично понимал, что все его похождения можно смело делить на два, а то и на четыре.

Уже в самом конце торжества затронули совсем уж пустяковый вопрос – о средствах на покупку «резервного» авто… Тут выяснилось, что на моем персональном счете, сколоченном в перерывах между поездками в Питер и культпоходами с Сашей Грищенко по «местам боевой славы», денег хватит только разве что на мотор и салон резервиста… Проблема никому не показалась серьезной!

Поскольку всего пару дней назад экипажу лодки выдали жалование, офицеры неверными шагами разбрелись по каютам и уже спустя несколько минут стали возвращаться обратно с зажатыми в ладошках вовсе не мелкими купюрами. Довольно серьезная сумма нарисовалась легко и непринужденно, без вздохов и уговоров. Кузов долгожданного авто стал вполне осязаемым, и все продолжили дальше отмечать его приобретение, посоветовав недостающее испросить у родителей завтра.

Дни до прихода теплохода «Мария Ермолова», который мотался между Мурманском и Гремихой круглый год, пронеслись незаметно в хлопотах и сборах. Несмотря на стоявший довольно морозный и снежный ноябрь, ветров, к счастью, не было, а значит, появилась робкая уверенность, что вместо выданной в штабе бумажки скоро нарисуется новый автомобиль, гарантирующий место в гараже.

Какое-то время ушло на сборы. Ввиду предстоящего важного события и возможного «чествования героя на родине» я принял решение по особо нарядной, торжественной, прямо скажем – не по сезону, облегченной франтовской форме одежды. В самом деле: офицер может выглядеть поразному, проще или блестяще, но вряд ли у него есть шанс блеснуть выправкой и шикарным внешним видом, чем выходя из салона собственной автомашины! Ну, не вываливаться же из нее с опущенными ушами зимней шапки, в кожаных варежках и утепленных валенках на резиновом ходу, зато по сезону!? И потом, кой черт кутаться, как барышня, если авто и согреет, и накормит!

Исходя из этих простых, в общем-то, умозаключений, безо всякого учета надвигающихся заполярных холодов, я принял рискованное решение одеться в парадную тонкобортную касторовую шинель. Под нее – выходная легкая тужурка, брюки (упаси нас боже от любых подштанников!), белая шелковая рубашка с широким самозавязывающимся моднявым галстуком. На ногах – лаковые «корочки», которые Сашка Грищенко еще называл «балетными тапочками»… Мой портрет дополняла сделанная на заказ в Питере манерная, огромных размеров суконная фуражка-«аэродром» с широким околышем и предметом особой гордости – вышитым золотой канителью военно-морской кокардой-крабом с медной кованой, а не штампованной, эмблемой. А еще тонюсенькие нейлоновые носки-паутинки, белый, шелковый, приятно холодящий шею шарфик и плавки «Смерть Северодвинску».