Звезда бессмертия

И пояснил уже вполне серьезно:

– Недавно дед Олега Викторовича ко мне наведывался. Бывший мой командир корпуса, а потом и командарм. Беспокоится старик. И, по-видимому, не без оснований. Поделился своими сомнениями, – вздохнул Кузьма Иванович. – Надо, говорит, помогать молодым семейную жизнь налаживать. Пора, мол, уже. Соображаешь? А Олег Викторович какой-то робкий в этом деле. Да и работа его совсем от девчонки отгородила.

– Я-то давно сообразил, – усмехнувшись, вдруг заморгал глазом Аксенов. – Очень рад буду, если все у них в этом смысле наладится. Пара-то какая! И ведь любят друг друга. Сегодня же оформлю вызов Татьяне.

…Олег увидел его сразу, как только, минуя душевые и раздевалку, они вошли в величественный зал бассейна. Его золотисто-оранжевый корпус слегка покачивался на воде, а белоснежные с голубым поплавки словно парили над водной поверхностью. Да и как было его не заметить, когда грот-мачта тримарана поднялась к самому своду бассейна – более чем вдвое выше девятиметрового трамплина для прыжков в воду.

– Корпус гондолы, как и поплавков, полностью отлит из пластика “А-16” толщиной в один сантиметр, деловито пояснял между тем Аксенов Олегу. – Сегменты парусных наборов, их у нас три комплекта – белый, красный и оранжевый – тоже изготовлены из него.

Только они в пять раз тоньше. Длина средней части судна от форштевня до кормы – пятнадцать метров. Каждого поплавка – восемнадцать. Ширина их, соответственно, три с половиной и один метр. Водоизмещение, таким образом, составило тридцать три тонны.

– А грузоподъемность?

– Десять тонн.

– Так мало? – поднял брови Олег. – Я ожидал большего…

– Совсем не мало, – усмехнулся Аксенов. – С запасом. Значительно больше, чем нужно для двухмесячного автономного плавания команды из трех-четырех человек.

– По моим расчетам выходило больше.

– Ты не учел металлический балласт, – спокойно пояснил Аксенов. – Для увеличения глубины центра тяжести, то есть для большей устойчивости судна, мы сделали металлический киль весом в две тонны. Кроме того, гондола оборудована ложным дном, где установлен свинцовый передвигающийся балансир весом пять тонн. Передвигаясь по команде электронно-вычислительной машины на специальных пазах от кормы к носу или наоборот, заняв оптимально выгодное положение, он почти полностью устраняет дифферент. На каждом поплавке, которые с помощью механических рук могут отходить от гондолы до восьми метров, также установлены автоматически передвигающиеся свинцовые балансиры весом по полторы тонны каждый. Помимо этого дополнительного груза, на обоих поплавках установлены водородные реакторы и моторы с запасом горючего, десятидневный запас продуктов и пресной воды, портативная рация, ракетница, спасательные костюмы, аптечка.

– А это для чего? – не понял Олег.

– Тримаран рассчитан на плавание в любых водах, ответил за Аксенова подошедший к ним Алексей Скворцов. – А в море или в океане всякое может случиться. При аварии, повреждении жилой части корабля экипаж может перебраться на любой из уцелевших поплавков и добраться до берега.

– Ты-то, Алеша, что здесь делаешь? – спросил Олег.

– Он у нас главный консультант по оснащению корабля автоматической системой управления движением на базе блока “ЭВМ-ПРАКТИКА”, – невозмутимо, как бы между прочим, ответил опешившему Олегу Аксенов.

– На основе ваших же расчетов, Олег Викторович, поспешил пояснить Скворцов. – Я нашел их у вас в столе, в папке с первоначальной рукописью выведенной формулы автоматического управления движением.

– Понятно, – тихо сказал Олег, и нотка обиды прозвучала в его голосе. – А парусную часть консультируете, как я понял, конечно, вы, Андрей Иванович?

Аксенов немного помедлил с ответом, глядя, как из гондолы тримарана на палубу поднимается маленькая стройная фигурка в голубом комбинезоне.

– Почему же только я, – улыбнулся ой, подмаргивая правым глазом. – Вот и Таня помогает, и еще несколько ребят из секции. А от института – двадцать пять человек. Работы тут много…

– Какая Таня? – с ударением на последнем слове перебил его Олег, перехватив взгляд Аксенова. – Она же на практике.

– Была, – усмехнулся тренер. – Когда утвердили проект тримарана и начали отливать корпус и сегменты парусов, вызвал ее сюда. Уже больше месяца в бассейне трудится. Даже домой ночевать не уходит, как и все они, – кивнул он на группу стоявших в стороне ребят.

– Месяц здесь и даже не позвонила, – растерялся Олег.

– Вы же по уши завязли в командировках, – вовремя вмешался в их разговор Гаращенко. – Да и беспокоить вас, отрывать от дела строго воспрещалось.

Олег бросил на него испытывающе-вопросительный взгляд.

– Шутите, Кузьма Иванович? Кто мог запретить?

– Директор института, тренер Аксенов и ваш покорный слуга, – наклонил голову парторг. – Для пользы дела. Чтобы не отвлекались от главного, – широким жестом показал он в сторону воды, и трудно было понять, о корабле идет речь или о девушке, все еще стоящей на палубе тримарана. – А потом, между нами, мужчинами, – наклонясь к самому уху Олега, тихо добавил Кузьма Иванович, – ты ведь и сам не без грешка. За десять месяцев и не вспомнил, не позвонил. Даже в Борисполь проводить времени не нашел. Деятель…

У Олега все закипело внутри. Он хотел ответить что-то резкое, колючее, но, увидев смеющиеся глаза секретаря парткома и лукавую улыбку тренера, как-то сразу обмяк, широко улыбнулся обоим и поднял руки.

– Сдаюсь. Спасибо вам огромное за все.

– Вот так-то лучше, – весело сказал Кузьма Иванович. – Я же тебе говорил, Андрей, что он умный и все поймет…

Все трое весело рассмеялись.

– Ну, а теперь, – серьезно посмотрев в глаза Олегу, тоном приказа произнес Гаращенко, – теперь – за дело! Две недели на доводку под твоим непосредственным наблюдением и прямым вмешательством, а с первого августа – на ходовые испытания. Думаю, ты лучше меня понимаешь, как важны нам результаты вашей будущей “прогулки”…

Эти две недели до августа были не только днями увлекательной работы, но и удивительных, прямо-таки гениальных открытий. Не его – ребят. Каждый искал и находил что-то оригинальное, вносил свою лепту в совершенствование тримарана, его экипировки. Ты вдумайся: Леля Яловенко предложила созданный ею миниатюрный прибор для ионизации, очистки и увлажнения воздуха в жилом кубрике и поддержания в нем постоянной заданной температуры. Этот своеобразный кондиционер использовал энергию водородного реактора, вентиляционную систему, забортную воду и несколько квадратных метров плотной фольги для тепловых экранов. Володя Аншин разработал автоматическую выдвижную лестницу-трап. Валя Рысакова придумала аварийные сбросы мгновенного действия для двух боковых резервуаров пресной воды. Над компактной расстановкой приборов и тумблеров пульта управления работали Виктор Лидохович, Светлана Воробьева и Володя Шнайдер. Видишь, как работали ребята? И это далеко не все! Лида Траневская и братья Слава и Вениамин Ипполитовы внесли ряд усовершенствований в довольно громоздкий опреснитель морской воды, после чего он стал настолько компактным, что почти незаметно вписался в камбузный уголок кубрика. Борис Бабаевский, Руслан Булгаков и Зина Ярошенко занимались планировкой сложного холодильного хозяйства. Двенадцать камер для хранения продуктов питания и питьевой воды, каждая объемом в кубический метр, они разместили в средней части гондолы над реактором, блоками машинной “памяти” и автоматами управления так удачно, что смогли выкроить по обоим их сторонам довольно широкое пространство для прохода вдоль бортов. Вот так, дорогой Олег Викторович. Что ты на это скажешь?

Олег только молча пожал плечами. А Гаращенко продолжал:

– Слушай дальше. Конец левого коридора упирался в дверцу, ведущую в рубку наблюдения и управления, а правого по совету Ляли Басовой был превращен в небольшую спальную каюту, где при необходимости на мягких откидных кроватях-полках очень удобно могли устроиться два человека. Кубрик корабля рассчитан на три спальных места…

Его рассказ все больше удивлял Олега. Да, что ни говори, славно поработали товарищи! И телевизор-рацию изобрели, поставили, и много другой необходимой аппаратуры. Гаращенко все называл и называл фамилии особо отличившихся изобретателей и рационализаторов, силами которых производилась внутренняя и наружная оснастка тримарана. Камбуз… Печь с тремя горелками и духовкой… Опреснитель воды, кипятильник и вытяжная вентиляционная установка… Библиотека и фильмотека… Кино- и фотосъемочная, аппаратура… Сложная парусная оснастка с кибернетическим управлением… Да разве все перечислишь!

Перед самым завершением работ всех удивил двенадцатилетний Сережа – сын Андрея Ивановича Аксенова.

– Зачем вы ставите габаритные огни? – с детской непосредственностью спросил он у занятого этой работой Володи Самургашьяна. – Модели кораблей мы давно покрываем фосфоресцирующим лаком. Видно за три километра…

Таня принесла два десятка электронно-магнитных пластинок и какой-то продолговатый черный прибор, напоминающий то ли школьный пенал, то ли микрофон.

– Это видеозаписи окружающего ландшафта нашей трассы, – сказала она Олегу, показывая пластинки, сложенные в коробочке. – Я взяла их в методкабинете на кафедре. Там вся природа – и флора, и фауна.

– А эта трубка? Она для озвучивания? – показал Олег на черный прибор.

– Секрет фирмы, капитан! – улыбнулась Олегу Таня. – И будущая мечта каждой запасливой хозяйки. Проверим в действии на Днепре, а затем и в море…

Потом было двадцать девять удивительных дней.

С заданной крейсерской скоростью, обгоняя пассажирские теплоходы, доверху груженные баржи и самоходки, речные трамваи, тримаран с безлюдной, как у летучего голландца, палубой не плыл, а парил над Днепром, тихонько пощелкивая датчиками и реле.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

…Тоннель, казалось, был бесконечным. Часы молодого кечуа на руке Роберто отсчитывали уже вторые сутки, а они с дедом все шли и шли под его высоким, слепяще-белым сводом, от яркого сияния которого начинали болеть и слезиться глаза.

Особенно трудно было Фредерико. Сказывались прожитые годы, четырнадцать дней тяжелого пути по каменистым и ледяным горным тропам, пережитое нервное потрясение от невиданной доселе картины грохочущего, полыхающего страшным огнем вулкана и стонущей, дрожащей от могучих толчков земли. А потом еще этот древний талисман аймара, открывающий подземные врата, и удивительный тоннель с сияющим, словно полуденное солнце, сводом.

Давало о себе знать и постоянное недоедание в пути, длительное отсутствие горячей пищи. Дрова у них кончились на восьмой день, а на почти пятикилометровой высоте, куда увела их тропа, только скалы и снег. И без того скудный запас пищи полностью иссяк еще за три дня до подхода к скале Ау. Последнюю лепешку они съели там, на тропе, уверенные, что, спустившись с крутизны на плато через день-другой, раздобудут что-нибудь съестное, наловят рыбы в водах озера Тотокуку и уж, конечно, найдут пищу в одном из храмов аймара. Жрецы храмов всегда получали богатые приношения за исполнение обрядов и щедрые пожертвования для могущественного солнцеликого Виракочи. Они никогда не отказывали паломникам, а тем более соплеменникам в крове и еде. Знали, что те отработают сторицей.

Но древние храмы навсегда исчезли в пучине озера. Видимо, разгневали жрецы своей жадностью солнцеликого Виракочу. А их теперешний путь, путь Роберто и Фредерико, был неведом, наверное, даже ему. Иначе он давно подал бы знак, помог найти еду и воду… Правда, аймара издавна терпеливо умеют переносить голод. Не сутки, а целых пять дней, даже неделю смогли бы еще Роберто и Фредерико продолжать свой путь и без пищи – ведь в конце концов когда-нибудь кончится этот тоннель! Но на помощь голоду пришел куда более страшный враг – жажда. С каждым часом оба они все больше теряли силы, все чаще останавливались и отдыхали в полуобморочном забытье, в тяжелой дреме, от вязких пут которой каждый раз все труднее было освободиться.

Сквозь давящую кошмарную дремоту им грезились искрящиеся водопады на склонах родного плато, талый снег предгорий, свежая вода в высоком кувшине на маленьком табурете сразу за порогом их дома. Они видели, с каким наслаждением пьют из этого старого кувшина прохладную, удивительно вкусную воду и Секстина, и Дийяда, и Мадлен. Но стоило поднести тонкое горлышко кувшина к пересохшим губам Фредерико или Роберто, как она застревала в.нем, не просачиваясь ни единой каплей, сколько ни трясли они перевернутый кувшин. И тогда они просыпались в липком холодном поту, приходили понемногу в себя от тяжелой дремоты, поднимались и снова шли вперед, все больше теряя последние граны надежды на спасение.