Храм любви. Книга вторая. Леди грёз

– Женщина, как святая энергия красоты, всегда возбуждает любовь и уже этим исцеляет и с этим призвана Богом идти по миру.

Так, сбиваясь с одной мысли на другую, мы часто разговаривали при его осмотрах. Порой рассуждая о женщинах и мужчинах, утверждал, что женщина, хоть и начинает любить ушами, все равно стремится жить ощущениями сердца, то есть любовью, а это зависит не только от слов. Хотя современные женщины старше восемнадцати лет уже влюбляются не ушами, а мозгами. Мужчины, естественно, влюбляются по-прежнему глазами. В этом говорит их природа, но всегда стараются жить рассудком. Проявляя отношением к женщине свои первые чувства, они тем самым как бы вытаскивают и показывают им своё Адамово ребро: если оно подходит женщине, они получают взаимность. К сожалению, время мужской взаимности не вечно и всегда зависит от легкости замены объекта любви. Чем моложе мужчина, тем чаще думает той головой, которая не на плечах, да и молодки в молодости тоже инстинктивно думают межбедренной совестью.

В любом случае любовь женщины традиционно ответственна, вторична и в сформировавшейся женщине больше разумна. Её взаимная любовь либо заменяет романтическую любовь страсти мужского воображения на любовь душевную, либо нет. Для того чтоб это произошло, от женщины требуется проявление таланта любви. Если его нет, нужно идти в школу религии любви или в больницу. Искусство любви требует своей религии и своей клиники. Потому вам, женщинам, утверждал он, впору стать частью некой спасительной религии будущего. Таким утверждениям я не возмущалась, но иногда просила помолчать, ссылаясь на то, что это мешало обследованию.

Помню, утверждал, что если мужчина влюбляется в красоту, то это увлечение. Живет же больше с характером, это его быт – душевная любовь. Однако соединяется полностью с женщиной духовной любовью – только общим мышлением, интересами и увлечениями. В его понимании было убеждение, что любовь увлечения всегда требует от ИНЬ и ЯН только страсти и жива, пока тепло её греет. Душевная же любовь живет столько, сколько есть энергии взаимного душевного внимания и отказа от себя ради другого. В этой любви, утверждал, что женщина готова возносить себя к божеству через вознесение мужчины до себя.

Как тут можно было реагировать, я не знала, ведь это нельзя было ни признавать, ни отвергать. То, что взаимная духовная любовь может быть вечной и что она не требует альтруизма, могло быть как сомнительным, так и нет. Утверждал, что в ней нет жертвы одного ради другого, как и убийства своей самости. В ней люди срастаются друг с другом. Душа одного мигрирует в душу другого, и происходит реинкарнация чувств в одно целое, превращая отношения в идеальную любовь. Даже физическая измена не может разорвать их. Гибель одного порождает порой гибель и другого. Чтобы этого не произошло, нужен соответствующий врач.

Я как-то даже поддержала его в таком убеждении, и его в рассуждениях понесло дальше. Он стал утверждать, что врач чувств, семейный доктор, семейный священник – должны быть в единой службе. Религия получила бы возможность продлять или укорачивать жизнь уже не на небесах, а в реальной жизни. Утверждал, что врачам всегда легче решать, кому дарить или не дарить бессмертие. Если бросить на весы дела грешные и дела добрые и перетянули добрые – получай таблетки для любви и продления жизни, превысили грешные – отказать. Необходимо только сотворить религию любви как форму исцеления от телесных и душевных недугов. Ниспослание любви должно быть формой терапии исцеления.

Когда же я спросила его, кто же будет платить за такой сервис, Бог или государство, он ответил, что мы, медики, должны стать слугами двух господ, государства и Бога. Основные и дополнительные наши стимулы ставил в зависимость от соблюдения социальной нормы больных, продолжительности жизни жителей и благополучных семей того района, который обслуживает медицинское учреждение. Тогда бы, старался он убедить меня, ваша служба могла бы через святость откровения заставить всех каяться перед процедурой исцеления, даже в грехах. Лечение каждого грешника было бы более эффективным. Рассматривал болезни как грешные накопления.

Я молча слушала его наполовину шуточные, наполовину как будто серьезные фантазии и лишь качала головой. Когда же спросила, за какие грехи постигла его глазная кара, он, увлекшись в своих фантазиях, вполне серьёзно ответил, что не верил в Бога. Потому и верил тому, что медики должны служить Богу, а их исцеление каждого – быть манной с небес за привнесение больными в мир добра. В этих рассуждениях он казался искренним и счастливым. Похоже, у него не было другого терпеливого слушателя кроме меня. Излагая свои доводы, убеждал меня в том, что если бы стимулы врачей зависели от качества здоровья их пациентов, то они бы бегали и беспокоились о здоровье и счастье любого закрепленного за ними жителя, а не ждали, когда они пожалуют со стонами к ним сами.

Наконец, на утверждение, что телесное и духовное здоровье взаимозависимы и только мы можем создать чудо, облегчив страданья людей, создав Рай или Ад на земле, я возмутилась.

– Что вы говорите?! Упаси боже, из медицины делать Ад, для этого есть судебная карающая система, – возразила я. – Дарить Рай куда бы ещё ни шло. У нас в Москве есть и поликлиника с сестрами милосердия, и больница.

Он усмехнулся и задумался.

– Ничего смешного, – опять добавила я, смотря на его реакцию. – Всё серьезно. Если Рай как дар любви и здоровья, то это не только Божья вотчина. Мы, медики, сейчас заботимся не только о телесном здоровье, но и о душевном и психическом и этим как бы помогаем богам.

– Если вы заботитесь о телесном и душевном, – возражал он, – то сферу интимных услуг, наверно, нужно было бы легализовать и подчинить медицине. Как бы там ни было, интимные услуги – это телесная забота, а порой даже единственная форма исцеления от некоторых недугов, порожденных социальной неразрешённостью. Медицина перешла бы на самоокупаемость.

– Ну, этим, видимо, должны заниматься сексопатологи и их клиники, – отвечала ему я. – Здесь есть почва для размышлений, не потому ли вы усмехаетесь, видя в том необычную постановку проблемы? – ответила я.

Он по этому поводу просто заметил, что вспомнил своё и, наверно, согласен со мною. Потом, как-то вспомнив этот разговор, стал утверждать, что в системе современных ценностей нажива всё. А так как религия и власть её служанки то и законность сексуальных отношений принадлежит только семье. Медициной обусловленные сексуальные связи насколько могут быть тоже законны? Из-за имущественной необходимости не каждый способен будет их себе позволить. Деньги уродуют систему ценностей любви. Они якобы должны создавать семейный и бытовой рай, но, увы, не выполняют в полном объеме этой функции и убивают её искренние проявления. Обидно и то, что на предприятиях социальные доплаты работникам не зависят от количества и качества в их коллективах семей, детей и любовных отношений. Все это было необычными его убеждениями, но утверждал, что нужно, чтоб каждое предприятие старалось освободиться от холостых работников и заботиться о любовных отношениях в своих подразделениях. Доплаты социальные за это можно делать от налогов на холостяков, включая женщин, и из прибыли за счет социальной оптимизации налогов предприятий. Семьёй в этом случае, пусть неполной, считать и одинокую женщину с ребенком, даже если её ребенок какое-то время находится в продленке или в социальном детском пансионате за счет предприятия. Это как-то может напоминать патронатную семью, когда ребенок не связывает руки матери полностью, а общается с ней и отцом только в определенные дни недели. Все это должно быть увязано с желанием и возможностью родителей. Такого требует логика развития счастливого социального общества, и семья не будет полностью поглощать женщину и мужчину, оставляя им время для занятия любимым делом.

Его суждения не были ответом на мои возражения, но я решила не развивать этой темы и тактично перевела разговор ближе к своим обязанностям с заботой о зрении.

– Ну, да будет вам рассуждать о глобальном, мне приятней разговор о глазах. Это моя стихия. Глаза человека у каждого свои, и красивы они не размером, а отражением его души. Мне так кажется, что ваши глаза тоже привлекательны. Сознайтесь, что нравитесь многим женщинам, и, наверно, много женщин в жизни знали. Вы и сейчас мужчина хоть куда. Дети-то есть?

– У меня взрослая дочь, – отвечал он. – Она уже выросла, хотя думает так же, как вы. Я ей говорил, что когда я её родил, то обогатил мир, но о своём достатке тогда не задумывался, хоть условий для жизни не было никаких. Я снимал квартиру. Ныне обеспечил ей образование и жильё. У неё есть все, и даже любовь, но рожать пока не торопится. Раньше, наверно, действительно был мужчина хоть куда. Но с женой расстался. Хоть поклоняюсь красоте до сих пор, на брак не решаюсь, как будто не хватает времени и решительности. Красота для меня всегда божественное явление. Она как винный пресс для вина любви.

– Любовь – это Бог, утверждают многие религии. Вы, похоже, спец в этом деле.

– И я с этим не согласен. Спец Бог, а я всегда робел перед красотой. Аромат красоты мне кружил голову, испить не решался, цепенел от её очарования и превращался в манную кашу, размазанную по тарелке очарования. Потому девушки в молодости старались не увлекаться мною, им больше нравилась решительная настойчивость, дерзость или финансовая состоятельность. Я же к большим деньгам никогда не стремился и к длительному ухаживанию был не способен, жалко было времени. Да и к семейной жизни долго не был готов. Я, как и вы, всегда был увлечен делом или занят самообразованием. Однако с другими женщинами, которых ценил невысоко, мог быть иным – шутливо-наглым. Порой рассматривал их очарование лишь как апартаменты отеля соответственной звездной красоты, где отдых требовал денег. В этом не видел большого счастья, но они могли увлечь, хотя тоже боялись моего увлечения и бросали. Я особо не страдал. Так по-настоящему счастливой не сделала меня ни одна, как и я ни одну. Некоторые посвящали даже мне стихи и хотели иметь от меня ребенка, не требуя большего, но не возбуждали во мне истинных чувств. Подперло время, но, так и не встретив своей песни, женился. Жене через стол покажу, и ей достаточно – понесла, а если соседка подсмотрела, то и она в родственники напросилась. Только женщины ныне пойманной радости донести до стола жизни то не хотят, то не могут. А сейчас мне уже можно справку выписывать с разрешением в женской бане мыться.

– Да вы у нас на пенсионера не похожи. Если вы ещё неравнодушны к женской красоте, то с мужским здоровьем у вас все должно быть в порядке, и такая справка насмешкой станет. Ваш возраст у многих молодых и неопытных в любви женщин еще может вызывать интерес. Вы же красивый, мужчина хоть куда.

– Спасибо за лесть, обрадовали. А у вас дети есть?

– Нет.

– Значит, должны иметь много поклонников.

– Увы, я не такая, как вы, но вы не совсем полно ответили на мой вопрос. У вас, как у любвеобильного мужчины, покоренных поклонниц, наверно, много было? Вы в таком возрасте, что уже не стыдно и признаться. Говорят, чем больше у мужчины было женщин, тем он состоятельнее и богаче душевно.

– Вы не правы, да, я уже стареющий мужчина, хоть душа молода. Раньше, как уже сказал, времени и не было на дам, все куда-то к чему-то бежал, а сейчас дамам нужны только деньги. Бог нам отпустил 300—400 лет жизни, а мы в своей суете выживания не дотягиваем до 100. Говорят, что пока мужчине небезразлична женщина и сохраняется влечение к интимным отношениям, он молод. Проблема соответствия душевного и физического старения остается неразрешённой. Однако я могу утверждать: гордость мужчины составляет не количество оставленных женщин с поднятыми юбками, это он как раз склонен скрывать. Гордость мужчины в качестве отношений. Качество же в том, сколько женщин не призирают и не бросают его, а стараются быть рядом с ним и по-прежнему любят его, несмотря на то, что рядом с ним, возможно, другая женщина. Когда эти женщины признают и уважают его выбор, то это значит, что ни над кем из них он не посмеялся. Право на новую любовь такие дамы предоставили ему сами. От этого понимания зависит многое. Сейчас я уже на любовь не рассчитываю. В моем положении получить душевную дружбу и гордиться ею – это душевное счастье.

Помню, вспомнив тогда, что его нужно вести на специальные процедуры, я прервала эту беседу. Сказав, что надо идти на УЗИ, я его повела. Необходимо было посмотреть его левый глаз. Он вызывал у меня беспокойство. После операции там собралась вода, и я боялась, как бы мне не пришлось его снова положить под нож.

– Мы зашли в лифт, и лифтер спросил, на какой этаж. Я назвала этаж, а спутник пошутил:

– И как можно скорей. При отказе техники придется нести на руках, никто не возражает?

В кабине лифта были посторонние люди, и я, возмутившись, одернула его.

– Вам бы лучше думать о своих глазах. Ишь, какой шутник самоучка.

– Да вы не волнуйтесь, – ответил он. – Ваш тихий чарующий голос не предназначен для гнева. Что касается глаз, то моего левого глаза уже нет. Он разродился слепотой навсегда. Вы его не спасете, даже если через кесарево сечение постараетесь вытащить часть зрения из другого глаза, увы, я на такой оргазм не готов. Это мне божье наказание за то, что часто подмигивал красивым женщинам. Даже если как сувенир на память вы оставите в нём свой скальпель надежды, я не замечу вашего подарка.

– Мы вам не обещали вернуть зрение, – возразила, все еще не успокоившись, я. – Мы просто останавливаем процесс дальнейшего распада вашего зрения.

– Распад идет во всей моей натуре. Собрать бы последние силы и спеть свою последнюю песнь. Хорошо бы под занавес жизни получить ощущение любви. Тогда сказал бы, что прожил эту жизнь не зря и лет 5—10 для ощущения такого счастья даже много.

– Интересно, и в чем смысл и почему только 5—10 лет? Странные вы, мужчины, всю жизнь гонитесь за каким-то временным ощущением счастья. У большинства женщин все сложнее: их полное счастье все-таки в детях.

– Это неправда, никакие дети, ни семейное бремя забот не лечат от душевной боли, а вечной любви никто обещать не может. Острое ощущение счастья любовь дает только в начальные годы совместной жизни. Можно прожить и меньше, и больше, но все равно желательно умереть на её излете сладкой смертью любви, а не от старости и болячек. Хотите верьте, хотите – нет, но этот диагноз лечению не поддается.

– Да, лечение души – это за пределами компетенции нашего лечебного учреждения, а с такими желаниями лечение необходимо. Это крайности.

– Голову и душу врачи действительно еще не научились лечить, даже Бог с этим не справляется. Не потому ли лебедь после потери возлюбленной поднимается в небо и, пропев прощальную песнь, бросается вниз, и счастье петуха не может быть счастьем лебедя.

– Какой же вы все-таки невообразимый циничный романтик, – усмехнувшись, ответила я ему, уже идя с ним по коридору. – В вашем возрасте такого быть не должно.

– Наоборот, человек, проживший основную часть жизни в мирских заботах о хлебе насущном, в жизни которого было не до романтики, эту роскошь может все-таки себе позволить. Когда мирских забот уже нет и остается стремиться только к красоте существования, все остальное уже не имеет смысла. В моем возрасте дарить любовь, дарить то, что имеешь, уже становится смыслом жизни. На том свете мне ничего не надо, кроме души, очищенной любовью. Она – её чистилище.

Я ничего не ответила. После просмотра на УЗИ обрадовалась, что в его глазах произошли положительные изменения.

– Вы молодец. У меня появилась надежда, что я могу исправить положение без хирургического вмешательства. Уж очень мне не хочется вас резать второй раз. Думаю, еще сможете подмигивать красавицам и левым, и правым глазом.

Он взял мою руку и попытался её поцеловать. Я отдернула её. Он произнес с присущей ему благодарностью:

– Я целую вас и ваши золотые руки за ваш труд и успех.

– Я вас тоже целую, – ответила без эмоций ему я, но это вырвалось автоматически, неожиданно для меня самой.

Возмутившись сказанным, я вышла из кабинета, указав в коридоре ему направление движения, пошла в другую сторону. Мне показалось, что его отношение ко мне перешло границу общения больного с его лечащим врачом. Эти отношения стали, похоже, переходить в откровенные отношения, которые могли вызвать нездоровый интерес окружающих сотрудников. Нет, я не боялась за свою репутацию, но подавать какие-то надежды этому, хоть и интересному, мужчине не было никаких оснований. Однако для себя я отметила, что отношусь к нему не с обычным безразличием, которое проявляю ко всем остальным своим пациентам.

На следующий день, осматривая его глаза, я вновь обнаружила, что состояние их ухудшилось. Я пригласила других специалистов, и мы все пришли к мнению, что больного нужно готовить к повторной операции. Однако на следующий день в больнице произошла авария с водоснабжением, и операцию пришлось отменить. Несмотря на то, что больница находилась в центре столицы, ремонтные дни длились три дня. Перед днем операции я вновь осмотрела его глаза и отметила в них улучшение.

– Я выпил с друзьями по палате, а, как известно, спирт очищает сосуды, поэтому вы сегодня и наблюдаете положительный результат, – разъяснял он случившееся.

– Вы нарушили режим. И выпили не с друзьями, а с медсестрой. Мне об этом уже доложили. Вас застукал в комнате медсестер дежурный врач, – я говорила осипшим голосом и слегка подкашливая.

– А, это тот молодой доктор, который к вам неравнодушен. Я заметил, он иногда к вам подходит сзади и пытается незаметно вас погладить. Представляю, что он мог вам наговорить. Это вы с ним потеряли голос? Говорят, где женщина теряет голос, там оставляет и честь.