Ты слышишь ли меня? Литературно-художественный альманах

белы ангелы квохчут над садом,
черны аггелы бочку смолят,
расцветает на кладбище верба,
а на облаке люди живут,
паляницу пшеничного хлеба
беспризорники в торбе несут,
едет муж из германского плена,
на телеге высоко сидит,
и по тракту чумацкому сено
золотое летит и летит.
Груба топится – варится вишня,
Внук-худышка с заедой у рта…
Вот поёт – и обида всё тише,
всё яснее детей правота.
Понимает – сама виновата,
что таить ей, старухе, греха:
глуповата она и бестактна
и, вдобавок, скупа и глуха.
Передумает, переиначит,
ум – подводит, да сердце – не врёт.
было б горе, а то вот – не плачет,
пальцы жменькой – сидит и поёт.
Может, есть в этом пенье нескладном,
в светлом пенье над тихим житьём,
то, что люди зовут бытиём,
то, чему и названья не надо?
Может, есть правота здесь повыше
торопливых и мелких забот?
Вот поёт – всё нескладней, всё тише,
и о чём уже – кто разберет…

2

На суржике, то бишь, на дивной смеси,
хохляцких и кацапских слов и фраз
чирикать начинала…
Чудный час!
К восторгу нашему,
любителей инверсий,
загадок, крестословиц и шарад…
Нам, детям, и просить не надо – в лад
сама вдруг заворкует, запоет:
понятно всё, и всё наоборот —
и буквы кувырком, как акробаты,
и речь – то в рост, то, как трава примята.
Слова – то шествуют в обнимку, словно братья,
а то порознь стоят, как на горе распятья. Ах, бабушка Галина Беднякова,
что видела и знала ты такого,
что я хотел и не сумел спросить?..
Вот жить как спрашивал…
– Та надо, Юрка, жить…
Еще вот спрашивал: «В войну варила мыло?
А из чего?“. „Та из того, шо было.
И тямы не было, ту мутоту варить».
И мы смеялись: «Ну и пошутила!».
Твой абрикос над хаткою беленой
растет ли ввысь? Пумпяночки цветут
в златых венцах? А вишни? А зеленый
плющ у забора?.. Там не так, как тут?
Не там же три войны и два голодомора?
Не там сиротство, смерть, беда разора?
Не там у горла – полицая нож…
Не там же, нет, где ныне ты живешь?
Так много слов ты унесла с собой,
как ветром пуха из херсонских плавней
протокой тихой над лихой водой —
рябь терний горьких, детских упований.
Но слова главного, завета дорогого
не вспомнить мне, да и сестра забыла,
хотя бабуля Галя Беднякова
об этом только нам и говорила,
прижав к себе, как бы оберегая
от ляд земных недалеко от рая.

Предчувствие

1. …и вот уже неделю или две
царит в природе некая истома…
И ранним утром выходя из дома,
к автобусу спеша в толпе людей,
предчувствием томим, ждет поселенец грома
или письма с бедой…
Хлопок дверей!
Однако не теракта, ни погрома,
ни весточки… Чудак ты, ей же ей!
Но с каждым днем кручина всё сильней.
В неведенье – душа тоской ведома.
2. И вот уже – тысячелетья два назад —
кудельки облаков колышет небо
и древнепалестинский Арафат
пасет гусей или торгует хлебом.
И всё бы так, но воздух напряжен,
и мир вдоль кромки словно обожжен,
и черепаха черепом Аллаха
как артефакт торчит средь каменюг и праха.
Но, впрочем, эта быль древна как небыль.
На убыль день – умолкни, кто б ты не был!
3. И вот уже арба пылит в Ефес.
Храм Артемиды издали видати.
В повозке – чин, посланником небес,