– Царь был в самом деле один, без охраны? – спрашивал я в детстве, в те самые годы, когда о русском царе лучше было совсем не говорить.
А она отвечала, как будто она не только видела, как царь покупал в Гостином дворе пуговицы, а так, как если бы она была очень близка царю, так близка, что ближе некуда:
– А других я не заметила.
– И что, никакой охраны?
– Никакой.
– И дочерей вокруг него не было?
– Какой же мужчина, – удивлялась бабушка, – ходит в Гостиный двор покупать себе пуговицы с дочерьми?
– А может быть, он был с сыном? – допытывался я совсем как ребенок.
– Подожди, – говорила она, – я тебе расскажу, как все было. Я пришла в Гостиный двор покупать себе белые кружевные перчатки…
– Может быть, это был не царь, а тебе просто показалось? – пришло мне вдруг в голову.
Бабушка даже потеряла дар речи. Она смотрела на меня непонимающими глазами, как будто я украл у нее часы с руки. Потом, когда к ней вернулся рассудок, она отвернулась от меня и не разговаривала целый день.
На следующий день – дело было на даче – я ее спросил:
– А как ты догадалась, что это был царь? По погонам?
– У царя на погонах не писалось, что он – царь, – назидательно сказала бабушка.
– Ну тогда по усам?
– У всех мужчин в России были усы, – ответила бабушка, – а кроме того, у многих была борода.
– Ну тогда по походке?
– Он не ходил никуда, он стоял и крутил в руке пуговицы.
– И все догадались или только ты?
– Я других не видела. Только его.
– И ты далеко от него покупала перчатки? Сколько метров было между вами?
– Я еще не покупала, я только приценивалась.
– Ты была рядом?
– Перчатки и пуговицы продавались в Гостином дворе в одном отделе.
– И он тебе ничего не сказал? Не помог выбрать белые кружевные перчатки?
– Он был занят своими пуговицами.
– И вы так долго стояли рядом в отделе, он – с пуговицами, а ты – с белыми кружевными перчатками?
– Дурак, – сказала бабушка. – Такие вопросы не задают.
И она опять целый день со мной не разговаривала и даже за ужином молчала, хотя ужин был вкусный, потому что она хорошо готовила. Особенно хорошо она готовила пирожки с мясом. Когда она готовила пирожки с мясом, бабушка становилась румяной. С таким же румянцем на щеках она рассказывала о царе.
– А может, царь был с женой? – спросил я ее уже зимой, в московской квартире на улице Горького.
– Ты не отвлекайся, – сказала бабушка, – ты лучше уроки готовь.
– А почему ты тогда назвала меня дураком?
– Я не называла.
– Нет, называла.
– Ты обманываешь.
– Не обманываю.
– Он был один, – сказала бабушка. – Стоял в Гостином дворе и долго-долго выбирал пуговицы.
– А царица?
– Только ты никому не говори.
– Не буду.
– Что я видела царя.
– Почему?
– Обещаешь?
– Да.
– Никому-никому?
– Даже маме?
– Даже маме.
– Но маме надо все говорить.
– Но про царя маме можно не говорить.
– Он важнее мамы?