Макароны по-флотски

– Товарищ капитан 2-го ранга, она ищет какого-то человека, а кого конкретно, не говорит.

Старпом поморщился. Он сразу почувствовал, что эти крики и визит незнакомой женщины на корабль явно не к добру. Но делать было нечего, требовалось как-то разрулить ситуацию. Не воевать же с бабой?

– Хорошо, пусть дежурный проведет ее ко мне, – принял решение удивленный старпом.

Через несколько минут в каюту сперва протиснулся огромный бюст, облаченный в яркую кофту, а затем и его обладательница – крупная и почему-то возмущенная женщина. Увидев начальника, первым делом подошла к нему вплотную и с надрывом выпалила:

– Де мiй чоловiк?!

– Какой человек? – попытался уточнить старпом. – Кого вы разыскиваете и зовете?

– Я вас запитую: де мiй чоловiк?

С немалым трудом и с помощью дежурного по низам, уроженца Чернигова, удалось выяснить, что женщину зовут Галя Кравчук и она разыскивает своего супруга. Оказалось, по-украински слово «чоловiк» переводится как муж. Тем временем Галя немного успокоилась, пустила слезу и пожаловалась, что Петр дома бывает редко, а все время несет корабельные наряды. Старпом мимолетно бросил взгляд на график нарядов мичманов, хранившийся под стеклом на рабочем столе, и понял, что изворотливый и хитрый Кравчук попросту дурачит жену. В текущем месяце он лишь два дня заступал в дежурство, а все остальное время после 18.00 мог спокойно следовать домой. Судя по всему, сойдя с трапа корабля еще вчера вечером, он дома не ночевал, а убыл в неизвестном направлении.

– Не волнуйтесь, Галина. Сейчас мы все выясним. А вас проводят в кают-компанию мичманов и угостят крепким флотским чаем, – кивнул офицер дежурному по низам.

Пока Галя пила чай, старпом позвонил в Полярный главному боцману. Тот после большой приборки уже убыл домой, но теперь ему отводилась главная роль в поисках пропажи.

– Слушай, Степан Николаевич, тут такое дело, – принялся объяснять старпом. – Наш Кравчук куда-то запропастился. У него сходная смена, но домой вчера он не пошел, а его тут жена разыскивает. Короче, чем скорее он прибежит на корабль, тем для него лучше. Действуй, а то эта милая дама половину корабля разнесет в щепки!

Долго объяснять ситуацию боцману не было нужды. Кравчука отыскали быстро, тем более, как выяснилось позже, он активно проводил время в обществе сменившейся с дежурства телефонистки старшины первой статьи Катерины Изотовой, женщины неопределенного возраста, свободной как в плане замужества, так и в своих поступках. Уже через полчаса Петр Кравчук, как старая трофейная лошадь, которую безжалостно всю дорогу подгоняли хлыстом, примчался к трапу корабля, где его уже поджидал дежурный, прямиком сопроводивший мичмана к старпому.

– Кравчук, я не спрашиваю, где вы были, это ваше личное дело, – тактично повел разговор старпом. – Но наши жены не должны приходить на корабли в поисках мужей. Вы это понимаете?

Кравчук рассеяно закивал. Похоже, с пьяных глаз он еще до конца не понял, в какой серьезный переплет попал. Мичман лишь умоляюще и преданно с надеждой заглядывал в глаза офицера, надеясь на прикрытие. Тут дверь в каюту снова распахнулась, и на пороге нарисовалась мощная фигура Гали.

– Петро! – заголосила женщина. – Де ти шлявся, скотина!

– Галю, я был в наряде… В патруле, – нахально лгал Кравчук.

Но Галю уже понесло, и она не могла остановиться.

– Я тобi покажу наряд! Вiд тебе самогонкою за версту несе! Ти чужих дружин топтав, – перешла в наступления Галя. – Щоб ти сказився, гад!

Галя, в девичестве Рябоконь, подскочила к мужу и так засадила правым хуком ему в челюсть, что послышался треск, а Кравчук как подкошенный рухнул там, где стоял.

Старпому стало не по себе. В его собственной каюте женщина избивает корабельного вещевого баталера, который, безусловно, перед ней виноват, но не настолько, чтобы прилюдно исполнять роль боксерской груши. И старпом решил помочь мичману.

– Галина, успокойтесь. Ваш муж действительно был в патруле, – взял грех на душу начальник. – Судя по внешнему виду, он нарушил дисциплину и где-то напился. За это он будет строго наказан.

Галя изменилась в лице. Она подошла к старпому и очень спокойно, но уверенно произнесла:

– Не треба карати мого чоловiка. А то я вас сама всiх тут покараю!

После этого она подняла нокаутированного Кравчука, легко взвалила его себе на плечо и понесла к выходу. Старпому в эту минуту показалось, что на земле нет такой силы, чтобы вырвать у Гали ее тяжелую, подвыпившую, но такую дорогую сердцу ношу. Ее «чоловiка»…

6.ДЕНЬ ВЫБОРОВ

Если без лукавства, то в нашей жизни существует как минимум три приятных момента. По нарастающей степени важности это: еженедельная пятница, ежемесячная зарплата и ежегодный отпуск. Увы, отпуск капитан-лейтенанта Юрия Погодина в очередной раз накрывался медным тазиком. Если ранее переносы этого самого радостного и долгожданного события в году были связаны с интенсивным графиком отработки задач в море, то теперь на горизонте замаячили выборы местного губернатора, подготовка к которым с каждым днем все активнее раскручивалась в областных и городских средствах массовой информации. Не забыв летом отгулять собственные отпуска, флотские начальники, вернувшись к службе, тотчас принялись высокопарно рассуждать на всевозможных совещаниях о важности предстоящего события и неукоснительном предоставлении права исполнить свой конституционный долг каждому сознательному военнослужащему. И хотя кандидат, обладающий огромным административным ресурсом, был всего один и, выдвигая собственную кандидатуру, при любом раскладе гарантированно избирался на высокий хлебный пост, высшие военные чины решили подстраховаться и приняли решение: на всякий случай, до грядущих выборов, попридержать на кораблях офицеров и мичманов, не успевших заполучить долгожданный отпуск. Данное «важное политическое событие» должно было состояться в начале ноября, и потому Погодин мог рассчитывать оказаться в средней полосе страны с отпускным билетом в кармане не раньше конца осени. Соскочить или уклониться от непосредственного участия в этом показушном выборе «одного из одного» было невозможно: Погодина включили в избирательную комиссию соединения как представителя от своего корабля.

– Ну и хрен с ним, с этим отпуском! – решил офицер. – Отдыхать можно и ранней зимой. Надо будет у доктора путевку в санаторий выпросить…

Как ни успокаивал себя Погодин, в глубине души он ощущал, что небольшого разочарования полностью одолеть не удалось. Но ничего не поделаешь: офицер давно уже привык к тяготам и лишениям избранной им профессии. Удивить его чем-то новым и неожиданным было весьма сложно.

Но, как известно, человеческая глупость границ не имеет, и потому, вооружившись ею, подхалимы и карьеристы всех мастей так усердно прославляли и превозносили действующего главу области, что у окружающих их избирателей постепенно портилось настроение, а одно упоминание фамилии губернатора вызывало у нормальных людей оскомину.

С приближением даты выборов искусственный ажиотаж вокруг них лишь усиливался. Так случилось, что за несколько дней до намеченной даты выборов два подчиненных Погодина – матросы Диденко и Вельский – в городском увольнении познакомились с девушками. А дальше произошло то, что частенько происходит между молодыми людьми противоположного пола. Девчата потащили матросов сначала на танцы, а потом к себе в общежитие. Одним словом, матросов искали всю ночь, а под утро Погодин обнаружил подчиненных в комнате девиц, где вся компашка отсыпалась после безоглядного кутежа. Ничего не поделаешь, человеческая природа нередко заявляет о себе, даже облачившись в бушлат и бескозырку, и потому такие нарушения, именуемые залетами, периодически случаются на военной службе. Виновников строго наказывают, и после отбывания срока на гарнизонной гауптвахте они продолжают службу. Но в случае с Диденко и Вельским шум поднялся неимоверный. Поскольку нарушение случилось накануне выборов, то воспитательные структуры сразу же придавали этому вполне заурядному событию политическую окраску и обвинили Погодина и его подчиненных чуть ли не в отсутствии патриотизма и любви к Родине, пообещав принять самые строгие меры. И хотя никакой политики в нарушении дисциплины не было и в помине, а действующего губернатора, как ни приукрашивай, вовсе нельзя было поставить в один ряд с борцами за патриотизм, Погодин, как порядочный и дисциплинированный офицер, к тому же член избирательной комиссии, искренне переживал за своих нерадивых подчиненных. Он даже в сердцах высказал каждому из них в глаза, мол, спасибо, мужики, удружили, подставили весь экипаж и его лично в самый ответственный и неподходящий момент.

Но фамилии Диденко и Вельский через день вновь зазвучали в масштабах соединения. В день выборов на избирательном участке, получив бюллетени, в кабинку для тайного голосования стали рваться именно эти парни. Поскольку только Диденко и Вельский, в отличие от других матросов соединения, решили на время уединиться и что-то изобразить в своих избирательных бюллетенях, к Погодину тут же подскочили бдительные штабные клерки.

– Погодин, что происходит? Почему твои матросы полезли в кабину? Они что, хотят там кого-то вычеркнуть? – взволнованно запричитали подхалимы.

– Это их конституционное право, – тихо ответил Погодин. – Для того эти кабинки и предусмотрены во время тайного голосования.

Но интонация, с которой Погодину был задан этот глупый вопрос, более чем наглядно указывала на наметившийся скандал. Так оно и получилось. «Наблюдатели» в соответствующих красках тут же нарисовали кому следует картину бунта с госпереворотом. В результате минут через десять в помещении актового зала клуба, где проходило голосование, появился заместитель командира соединения по воспитательной работе. Осмотревшись по сторонам, кивком головы он предложил Погодину следовать за ним.

В одной из комнат клуба состоялась получасовая профилактическая экзекуция Погодина. Бывший политработник и нынешний офицер-воспитатель делал это предметно и профессионально. Судя по употребляемым эпитетам и жесткому тону, Погодин поочередно должен был ощущать себя то «отпетым негодяем, бездарно тратившим государственные средства, предназначенные на оборону страны», то махровым отщепенцем, «затесавшимся в стройные ряды защитников новой России».

– А как быть с демократией? – только и успел возразить капитан-лейтенант. – Каждый гражданин имеет право на собственное мнение…

– Демократия для вас – это Корабельный устав! А все эти демократические атрибуты придумали оппозиционеры и иные приспешники наших врагов. Но вы, Погодин, судя по действиям ваших подчиненных, этого не понимаете. А мы вас, как сознательного офицера, еще назначили в избирательную комиссию…

В завершение разноса начальник пообещал доложить комбригу о «специфической» и непонятной позиции Погодина, добавив, что его чуждое мировоззрение в дальнейшем обязательно станет предметом широкого обсуждения на офицерском собрании.

– Не дорожите офицерскими погонами, так мы их с вас снимем, – зловеще пообещал воспитатель на прощание.

– Не вы мне их на плечи положили, и не вам их снимать, – не выдержал Погодин.

После необоснованного и нелепого обвинения настроение у капитан-лейтенанта Юрия Погодина тотчас опустилось ниже ватерлинии, а обида от незаслуженных и незаконных претензий обожгла сердце. Это состояние продлилось до самого вечера, вплоть до завершения выборов, вскрытия урн и подсчета голосов. Когда председатель избирательной комиссии оглашал протокол, то оказалось, что за предложенного кандидата проголосовало сто процентов избирателей из числа военнослужащих, а на двух бюллетенях была сделана патриотическая надпись: «Да здравствует ВМФ России – надежный океанский щит Родины!». Стало понятно, что Диденко и Вельский попытались столь наивным образом реабилитироваться за недавний проступок.

Погодин взглянул на заместителя командира соединения по воспитательной работе, который также являлся членом избирательной комиссии и присутствовал на процедуре вскрытия урн и подсчете голосов. Тот старался выглядеть веселым и безмятежным, пошловато шутил и заигрывал с женщинами из состава комиссии, стараясь не смотреть в сторону Погодина. А когда их взгляды, наконец, пересеклись, воспитатель-обличитель густо покраснел и отвел глаза…

7.ДЛЯ ГАЛОЧКИ

Странное дело. Времена меняются, а формализм как облачился когда-то на заре советской власти в военный мундир, так и шастает в нем по сей день по кораблям и частям. Об этом подумал, когда на одном из кораблей мне как-то с гордостью показали «Комплексный план по укреплению воинской дисциплины». Держишь этот документ в руках и испытываешь трепетные чувства. Восхищение – оттого, что он дело рук человеческих. Удивление – для кого и для чего составлен таким объемным. Сомнение – в реальной возможности его стопроцентного выполнения.

Ну, да Бог с ним, с этим планом. Количество запланированных мероприятий еще никогда не являлось убедительным свидетельством и подтверждением их эффективности и качества.

Тут дело в ином. Примитивный формализм дней нынешних научился ловко маскироваться. Порой за верными и правильными словами типа «усилить работу», «активизировать борьбу», «провести мониторинг или тестирование», «более глубоко изучить» и т.д. его разглядеть сложно.

Как-то на одном из кораблей Северного флота группа психологов, прибывшая из Москвы, затеяла проведение опроса среди военнослужащих. К коллегам, непосредственно имеющим отношение к военно-педагогической деятельности в военных институтах и университетах, отношусь весьма почтительно. Но на практике частенько приходилось убеждаться, что большинство из этих «паркетных» моряков имеют недостаточное представление о практической деятельности на подводных и надводных кораблях военно-морского флота. Итак, на сей раз было заявлено, что целью очередного научного исследования станет выявление профессионально-ценностных ориентиров военных моряков. Не берусь судить о практической значимости и актуальности мероприятия, потому как вполне допускаю, что ларчик открывался весьма просто. Логично предположить, что какому-то высокому военному начальнику в столице срочно потребовался свеженький материал для подоспевшей диссертации. То есть уши личной заинтересованности предательски выглядывали из-за пафосных рамок научной работы громадной общественной значимости. Московские гости, понятное дело, имели важный вид, уверенные лица крутых профессионалов и пачку отпечатанных на принтере опросников. Общаясь с местными корабельными аборигенами, они, очевидно для бравады, то и дело упоминали известные и не очень имена: Фрейд – Аткинсон – Айзенк и щеголяли специфической терминологией: аддиктивное поведение, ипохондрия, ригидность, лабильность, эмпатия, акцентуация и прочими трудными для восприятия непосвященным ухом словами.

Все, видимо, делалось для того, чтобы при заполнении опросных листов офицеры, мичманы, старшины и матросы испытывали трепетное волнение, как при встрече с чем-то необычным и таинственным.

Результаты исследования анализировали и обсуждали на следующий день. И тут выяснилось, что один респондент отличился вопиющей однобокостью на грани политической безграмотности. Почти на все вопросы, где требовалось высказать свою верность присяге, любовь к Родине и готовность защищать ее до последней капли крови, он неровным размашистым почерком утверждал нечто издевательское!

– Коллеги, этот человек просто насмехается над нами, – возмущался один из столичных психологов. – На вопрос «С какой целью вы избрали профессию защитника Родины?» он нахально отвечает: «Для галочки».