Кратеры Симфареи

Юноша медленно кивнул, где-то в уголке сознания начало формировать понимание. Собственные мысли ему не понравились.

– Каким-то образом гвардейцы уже здесь. Месяцами никаких гостей, и вот именно сегодня. От таких совпадений несет дерьмом за версту.

– Там на берегу… Значит, ты тоже?

– Не только я. Вся деревня. Это белоголовый, сомнений нет. Всю деревню унесло к Годвину в небытие. А как очнулись – столичные доспехи уже зашли в деревню. Ты понимаешь, что это значит?

Эдвин моргнул. Для старика это была несвойственно длинная речь, но уловить суть было не сложно. Осознание неприятным холодком начало разливаться по телу. Старик увидел все по его глазам:

– Да, ты прав, мальчик. Дело плохо.

Юноша запустил руку в волосы, пробормотал:

– Мы так далеко от столицы, – он с надеждой посмотрел на Вамоса. – Они уже проверяют? Возможно, это даже не из наших? Кто-то проезжал мимо?

Старик посмотрел на него с тоской.

– Мальчик. Ты не понял. Проезжала мимо как раз гвардия. Судя по тому, как быстро они прибыли. Они уже ходят по домам, выводят людей на площадь. – Шум с улицы как будто стал громче. Вамос нервно оглянулся и продолжил: – Эта проверка явно не входила в их планы, а значит, нет и никого из церковников. Заберут всех, кто хоть немного подходит под нужный возраст. А проверять будут уже в ближайшем распределительном пункте. На севере. В Лордане. В лучшем случае…

Очертания мастерской на фоне ясного неба казались вырезанными из бумаги. Теплый ветерок пошевелил выгоревшую на солнце траву. Старик уныло проводил взглядом навозную муху и снова заговорил:

– Ты никогда не был в крупном городе. Не говоря уже о столице. Не знаешь, как это происходит. И лучше тебе не знать. Ты не сможешь им ничего доказать. Тебя заберут. Будь проклят Вильгельм, столица, гвардейцы. Будь они все прокляты.

Эдвин прикрыл глаза. Чертова муха жужжала где-то в отдалении, перекрывая собой гул голосов, вплетаясь в него, словно рой насекомых атаковал деревню, своим шумом заполняя весь окружающий мир. Вамос схватил его за запястье, сжал:

– Соберись! Мы знаем, что ты не из этих. Поэтому гнить на распределении ты не должен. Сейчас они соберут людей. Опросят. Мастерскую уже проверили. Повезло, что тебя не было в деревне. Ошейников у них с собой тем более нет, а ждать подкрепления из города они не могут, поэтому будут спешить. К вечеру уйдут. – Старик махнул ладонью в сторону дома. – Лезь на второй этаж, в чулан, и сиди тихо. Я приду за тобой.

Эдвин сжал кулак, помотал головой.

– А как же остальные… Их ведь заберут? Все наши парни, они там? – Он кивком указал в сторону главной площади. – Спрятать еще кого-то…

Вамос встряхнул его.

– Забудь об этом, парень. Они младше тебя. Немного, но этого достаточно. – Старик пожевал нижнюю губу. – Достаточно для того, чтобы их отдали. Каждый боится только за свою семью, а никто из соседей не захочет, чтобы от их дома осталось гребаное ничего. Сегодня к нам пришла беда. А гвардия умеет задавать вопросы и получать ответы. Сейчас ты зайдешь внутрь и будешь сидеть тихо, пока я не приду. Большая часть деревни уже на площади. Я разберусь. Достаточно вопросов. Иди.

Он дернул Эдвина в направлении мастерской, подтолкнул его в спину, зашел следом и аккуратно притворил дверь. Юноша развернулся, чтобы сказать еще хоть что-то, но внезапно старый каменщик обнял его. Эдвин, опешив, подавился словами, и ощутил напряжение, сквозившее в каждой мышце Вамоса.

Затем каменщик оттолкнул его; тревожный ропот стал громче, хлопали двери. Вамос приложил палец к губам, взглядом указал на потолок. Юноша сжал зубы и скользнул к лестнице, оглянулся, поймал взгляд наставника. Взрослый мужчина и юноша замерли друг напротив друга в немом диалоге. Потом Вамос склонил голову и положил ладонь на косяк входной двери. Эдвин кивнул в ответ и скользнул в полумрак второго этажа.

Глава 2. Рикард

Прутья решетки жгли спину. Рик оглянулся через плечо, провел пальцем по нагретому солнцем железу и страдальчески пошевелил лопатками. На подушечке пальца остался тонкий слой дорожной пыли напополам с песком. Рик прищурился, всмотрелся внимательнее. Среди грязно-желтых крапинок при должном усердии можно было мельком увидеть, как сверкает белизна. Словно кто-то распылил серебряный кулон и щедрым жестом швырнул горсть драгоценного порошка поперек дороги. Ну или лунный свет впитался в придорожную грязь и теперь несмело пробивался сквозь слой дерьма на пальце юноши. Или лучше сказать – заключенного? Или смертника? Рикард вздохнул, он никогда не был силен в метафорах.

Он возвел глаза к небу, моргнул, отвел взгляд. Солнце шло к закату, но палило все еще нещадно. Железо, из которого была сплетена клетка, уже давно оставило бы узорчатый ожог на спине, если б не постоянные камни и рытвины на дороге, не дающие замереть в одном положении и получить столь привлекательную отметину. Благодарности к ним Рик не испытывал, лишь чертыхался, когда в очередной раз подлетал вместе с повозкой на кочке, зарабатывая новый синяк.

Он подогнул левую ногу, выпрямил правую и опять провел пальцем по железу. Весь день одно и то же. Вздох, рука скользит по решетке, беглый взгляд на небо, попытка размять затекшее тело – а потом все заново. И так уже много дней. Слишком много.

Рик улыбнулся своим мыслям – он слишком строг. Мир, словно сочувствуя юноше, постоянно менялся, всеми силами пытаясь разнообразить этот закольцованный быт. Солнце убегало за горизонт, и луна занимала свое место в небе, леса сменялись лугами, а холмы – равнинами. А сегодня, вот уж сюрприз, свою лепту решила внести дорожная грязь. Уж в чем, а в грязи Рик теперь разбирался. Обучение оказалось вынужденным и поздним, но последний месяц он был покрыт ею, точно вторым слоем одежды.

Иногда это была зеленоватая маслянистая грязь. Значит, повозка проезжала вдоль болот, а от духоты и влажности воздуха тело покрывалось мерзкой пленкой пота. Порой грязь бывала серой, грубой, неприветливой. Значит, колеса стучали по горной породе, а ночью будут стучать зубы от холода. А иногда… Впрочем, Рик мог еще многое рассказать о грязи, которую он повидал за последние недели. Или годы. Правда, одно юноша мог утверждать с уверенностью – еще ни разу за все это грустное путешествие на подушечке пальца не искрилось серебро. Город близко.

Рикард хмыкнул. Вернее было сказать, что близко городские рудники, а уж никак не оживленная рыночная площадь. Конечно, если повезет, где-то на периферии зрения мелькнут силуэты городских башен. Точной дороги, по которой их повезут, молодой человек не знал. Возможно, повозку проводят взглядом деревенские жители, кто испуганно, а кто презрительно. Интересно, каких будет больше? Увидим. А дальше только пыль.

– Малютка, почему не ловишь?

Туц! Резкий звук бесцеремонно прервал размышления юноши. Туц! Второй камешек чиркнул по решетке. Туц! Вздох боли. Третий камешек все же нашел адресата. Рик сжал зубы, сделал вид, что чешет подбородок плечом, и скосил глаза за спину.

Волею судьбы последние годы он провел далеко от столичных земель, пусть и в довольно крупном городе – Вествуде, в юго-западном регионе Мира. Поэтому, когда его забрали, на весь конвой был всего один белоголовый – рыжий парень по имени Долан. Было ему на год меньше, чем самому Рикарду, восемнадцать, а родился и жил он практически на южном краю континента, о чем в первый же день доверительно сообщил Рику. И добавил, что если бы он оставил на месте своей халупы воронку, прибрав на тот свет еще и парочку жителей их богом забытого болота, то никто бы и не расстроился. На резонный вопрос, почему так, он расхохотался, хитро посмотрел на Рика и ответил:

– Никто бы и не узнал. И так вся земля в ямах.

Рик благосклонно улыбнулся – у большинства людей жизнь в клетке отбила бы желание шутить – и уточнил:

– Как же тогда вышло, что твоя халупа в целости, а ты тут?

Долан помрачнел.

– Раз в месяц я возил сушеные водоросли на продажу в Взморье, это ближайший к нам город со своей таверной и аптекарем, товар используют и там, и там. Если я скажу, что именно в этот день решил, – тут он вновь хохотнул, – потрясти окружающих? Продал водоросли, прилег под дерево, моргнул, а очнулся уже в колодках.

– А что с проверкой? Легко мог быть кто-то из местных.

Рыжий покачал головой.

– Если думаешь, что мое невезение в том, что все случилось в редкий день, когда я оказался в городе, то нет. Одновременно со мной через город проезжала колонна с регулярной проверкой – конечно же, со святошей в придачу. Они как раз отправляются в путь в середине года из наших краев и движутся к Срединным землям, в Аргент, и дальше на север. Так что в клетку упаковали меня очень быстро. Если в тот день кто-то решал мою судьбу, кидая кости, то выпали одни единицы.

Рикард кивнул, однако подумал, что несмотря на весь трагизм ситуации, выглядит это все довольно комично. Две большие клетки, внутри одной из них шутливый рыжий парень, который при этом зовется белоголовым и охраняется, как опаснейший преступник Мира: стайкой из шести конных рыцарей.

Но где был один – стало двое. После этого они десять дней ехали вдвоем в одной клетке, вторая продолжала пустовать. Потом их стало трое, затем четверо. От Вествуда до Фарота, одного из ближайших к столице городов, – почти полтора месяца пути. На излете третьей недели их было уже девять, а к процессии добавилась третья клетка и еще пара всадников. А вчера, на сорок первый день, двенадцатым и, похоже, последним, к процессии присоединился Корин. Теперь их было по четыре человека на клетку. До Фарота, по подсчетам Рика, оставалось около четырех дней пути. За это продолжительное путешествие через полконтинента он научился радоваться мелочам и искренне благодарил судьбу, что двенадцатый член их дружной компании родился так близко к пункту назначения.

Именно Корин сейчас улыбался из соседней клетки, демонстрируя желтые зубы, а Рик продолжал теребить подбородком плечо и размышлял. Он старался не судить о людях по внешности, разумно полагая, что под любой внешней оболочкой есть второй слой. То, что не показывают первому встречному. В редких случаях за вторым слоем скрывался третий – к таким людям Рик относился с уважением. В исключительных случаях за третьим слоем шел четвертый, и таких людей юноша опасался, ведь там, где четвертый, может быть и пятый, а какую часть себя люди прячут так глубоко… Лучше не знать, целее будешь. Впрочем, когда создавали Корина, материалы явно были на исходе, а о глубине никто не задумывался. Скульптор ляпнул грязи тут, художник мазнул немытой кистью там, и получился человек, при одном взгляде на которого все становилось ясно.

Если люди, которых обходят в коридоре университета: уж лучше прижаться к стене, чем дать им себя заметить. Чаще это даже не университет, а грязная казарма, потому что до университета наш персонаж никогда не добрался бы. Потом он мужает, попадает в городскую стражу, днем выбивает монеты из уличных пьянчуг, а вечером эти монеты радостно пропивает сам, гогоча на весь кабак. А потом его находят в канаве за то, что взял монетку не у тех людей. Примерно такое будущее в своей голове Рикард обрисовал бы для Корина, но судьба распорядилась иначе, и теперь верзила ухмылялся в двух метрах от него, вяло подрагивая в такт колесам повозки.

Ему был двадцать один год – очень много для каторги, почти критическая отметка, даже в темных волосах уже должна была вот-вот появиться пара седых волосков. Группа проверяющих, по-видимому, долго колебалась, тащить ли эту тушу на рудники ради столь короткого срока или закопать на месте, но близость к столице и физические данные перевесили чашу весов: всего пять дней пути, и Корин начнет приносить пользу Владыке и столице. Росту в нем было под два метра, крепкий, физически развитый, одним словом – Туша. Без перевеса в жирок или мускулы, огромная куча мяса и костей, а также гонора, глупости и злости. Желтые зубы, пухлые губы, маленькие, как у свиньи, черные глаза, которыми он тупо, но яростно смотрел на мир.

Сам Корин, очевидно, в голове обрисовывал себе гораздо более радужное будущее, нежели представлялось Рикарду. Поэтому ненавидел и винил в своем положении он всех вокруг себя, особенно тех, кто был ниже, слабее, младше, красивее, умнее… Длинный список. Пожалуй, в нынешней ситуации в безопасности оставались только гвардейские всадники. А равных по положению ребят из клеток Туша начал с завидным рвением подминать под себя с первого же дня.

Не успели они покинуть город, как на третий час пути он приложил лицом о решетку Гуго, соседа по клетке – якобы тот скривил губы в его сторону. Капитан стражи обернулся на звук, поднял ладонь. Всадники натянули поводья, кони фыркнули и остановились. Гвардеец поравнялся с клеткой, бросил взгляд на разбитый нос, крутанул пику и древком, не тратя ни мгновения на прицеливание, ткнул Тушу точно в пах. Здоровяк задохнулся, слезы брызнули из глаз, и он, скрючившись в позе зародыша, начал ловить ртом воздух. Всадник поднял брови и с расстановкой объяснил:

– Тебе эта твоя часть больше не пригодится, среди работников на рудниках нет женщин. Устроишь такое еще раз – отрежу. Либо выпущу потроха. Пока мы не прибыли на место – никаких драк. Ты понял? Или мне повторить с самого начала, включая древко?

Туша все еще ловил ртом воздух, но нашел в себе силы кивнуть. Не сказать, что молодые люди тратили время на болтовню, поскольку через пару дней своего нахождения в клетке любой замолкал, лишь изредка роняя пару слов хриплым от жары голосом. Но вчера весь остаток дня они ехали в полном молчании.

До отхода ко сну Рик вновь и вновь прокручивал в голове слова гвардейца. Не раз замечал, что на его лицо против воли выползла нехорошая ухмылка. Хмурился, стирая ее с лица, а затем все повторялось вновь. Посреди ночи он проснулся от того, что его собственные пальцы вцепились в прут клетки, словно во сне он пытался придушить невидимого собеседника. Это было плохо, очень плохо. Все последние годы он старался держаться от насилия подальше, но если хоть часть болтовни о рудниках окажется правдой… Лучше бы он остался на севере.

На утро здоровяк хмурился, хотя бить больше никого не решался – слишком уж близко от клетки подрагивало в воздухе оружейное древко. За невозможностью физически показать свое превосходство (словно одного вида недостаточно), он, не способный ехать спокойно, с самого утра начал доставать окружающих, насмехаясь и провоцируя. В силу своей натуры, основной целью для издевок он выбрал соседа Рика по клетке – Альбуса.

Альбус попал в клетку четвертым, ехал с ними уже месяц, и все это время Рикард в глубине души его искренне жалел. Не говорил об этом вслух, но не мог отвергать очевидное: парню чертовски не повезло. Альбусу было всего четырнадцать, за что Туша незамедлительно окрестил его Малюткой. Не самый малый возраст для рудников, но почти. Времени у него оставалось больше, чем у кого-либо из попутчиков, то есть около семи лет при идеальном исходе. Но все эти семь лет, всю свою юность, он проведет на рудниках, доблестно махая киркой на благо Владыки и столицы. Впрочем, в способности Альбуса хорошо махать киркой Рик очень сомневался. Парень был худ как тростинка, пусть и довольно высок для своего возраста. С копной темно-русых волос и большими добрыми, как у теленка, глазами. У себя в городе он служил помощником архивариуса, а значит, умел читать и писать – эти навыки и незаменимы на его должности, но абсолютно бесполезны на каторге.