Прямо сейчас

Прямо сейчас
Виктор Филимонов

В мире поэзии всегда дует ветер, мир прозы уютен и привычен. Миры поэзии и прозы разделяет стена. Это стена нашего дома. В ней есть двери. Мы выходим через них и каждой клеточкой своей чувствуем ветер, и солнце, и звуки, и запахи. Мы заходим обратно, и с закрытыми глазами находим ложку и смотрим телевизор. Миры внутри и снаружи ничем не отличаются друг от друга. То и другое – суть один огромный волшебный мир. Здесь и там – одни законы.

Прямо сейчас

стихи в прозе

Виктор Филимонов

© Виктор Филимонов, 2016

© Дмитрий Михайлович Бочкарёв, фотографии, 2016

© Татьяна Леонидовна Зибарева, иллюстрации, 2016

Редактор Ирина Юрьевна Плотникова

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В мире поэзии всегда дует ветер, мир прозы уютен и привычен. Я говорю не о стихах и прозе, как возможных формах текста, а об образной составляющей, о «форме сло-ва», творящей параллельную, магическую, поэтическую реальность.

«Если мы захотим создать определение «поэтического» и вообще «художественного» восприятия, то, несомненно, натолкнемся на определение: «художественное» вос-приятие – это такое восприятие, при котором переживается форма»

. (Шкловский В. Б. Гамбургский счёт: ствтьи – воспоминания – эссе 1914 – 1933, М., Советский писатель, 1990, С. 34)

Переживание формы возможно только «на ветру», там, где она ещё не устоялась, не покрылась «панцирем повседневности», где мы прямо сейчас читаем, смотрим и слушаем, а не узнаём знакомое и не вспоминаем известное.

Миры поэзии и прозы разделяет стена. Это стена нашего дома. В ней есть двери. Мы выходим через них и каждой клеточкой своей чувствуем ветер, и солнце, и звуки, и запахи. Мы заходим обратно, и с закрытыми глазами находим ложку и смотрим телевизор.

Миры внутри и снаружи ничем не отличаются друг от друга, однако нам представляется, будто мы знаем один из них очень хорошо и можем быть уверены в его незыблемости.

То и другое – суть один огромный волшебный мир. Здесь и там – одни законы.

«Слово, теряя форму, совершает непреложный путь от поэзии к прозе»

. (Потебня А. А., Из записок по теории словесности. Цит. по Шкловский В. Б. Гамбургский счёт: статьи – воспоминания – эссе 1914 – 1933, С. 35)

Путь этот тысячекратно пройден. От восторженных молодой верой песен о «древлем израиле, веселыми ногами пешешествующем» до солидного и стандартного «Бог в помощь», в котором кажется не осталось ничего от Того-Кто-Есть-Любовь. Но что-то сдвигается в Мире, когда этой фразой случайный грибник приветствует в лесу влюблённую парочку.

В. Филимонов

Автор выражает глубокую благодарность Льву Хабарову за понимание, чутьё и интуицию, а также Сергею Воробьеву, Олегу Мильдеру и Дмитрию Тарасову за помощь в подготовке книги.

Профессиональные танцы

Танец первый

Тёмное синее небо над синим таинственным лесом.

Огромные жёлтые звёзды. Много звёзд и Луна жёлтым сыром дырявым над серым болотным туманом висит себе. Ей хорошо.

Тепло. Тихо. Ни звука, ни ветра, ни вздоха кикимор. Всё спит.

Птица ночная огромная чёрная из темноты в темноту, подобно колибри с цветка на цветок, порхает бесшумно – сама темнота.

Чу! Между синих холмов, тёмных корявых фантазий болотных туманов, случайного блеска воды в лунном свете, ужиком жмётся к земле, вьётся серебряной лентой, дождиком ёлочным новогодним, дорога. Железная. Рельсы сияют холодным, спокойным, разумным.

Медленно движется поезд, мягко по рельсам ступая, стуком колёс не вторгаясь в таинственный сон естества – расписание дело серьёзное.

Машинист напряжённо глядит в темноту, словно ждёт прихода оттуда ответа на главный вопрос. Какой – неизвестно, но главный.

Кочегар застыл неподвижно. Рот открыт и глаза – он не здесь, он слушает музыку топки.

Мерным гуденьем огонь поёт свою песню о вечном мгновении.

Вот оно!

Оба приходят в движение.

Машинист что-то крутит и тычет куда-то руками, и рычаги какие-то тянет.

Кочегар лопату хватает

И бросает, бросает, бросает

Уголь в топку, и в топку, от нетерпения топая.

Машинист включает гудок. Звук огромный ревёт и рвёт сонные грёзы в лохмотья.

Птица чёрная крыльями хлопает. Кикиморы воют, к гудку паровозному терции строят сверху и снизу, и кварты, и сексты, и прочие интервалы.

Рельсы стонут протяжно. Из леса Некрасов кричит про стоны и песни. Поезд мчится быстрее, быстрее, из трубы вырывается пламя, оранжево-жёлтое знамя.

Жёлтые звёзды мохнатые, синее небо горбатое.

Машинист вытирает фуражкой лицо, рука – на плече кочегара.

Кочегар вытирает лопатой живот, рука – на плече машиниста.

Серьёзная радость на лицах.

Стоя боком друг к другу, рука на плече у другого, смотрят вперёд, в темноту.

И начинается танец.

Правой ногой налево, левой ногой направо.

Так повторяют снова и снова, справа – налево, слева – направо.