Я уныло покивал головой.
Этот институт в свое время прозывался в народе «Кон-торой Глубинного Бурения», и мне в то доброе старое время пресловутый «дядя Миша» много крови попортил из-за одного валютного дела, но потом мыс ним как-то зауважали друг друга, даже скирюховались, можно сказать. Он, правда, все хотел меня стучать научить, но в этом я его разочаровал.
– Так чего вы с дядей Мишей от меня хотите?
– Нам с папой нужна шляпа.
Я икнул и в упор посмотрел на нее. Она поморщилась и, захихикав, замахала двумя руками: – То есть, я имела в виду, «крыша». Так это, кажется, называется?
– Продолжайте, – буркнул я. – Расскажите, почему вы так решили и кого конкретно вы опасаетесь.
– Для начала я должна вам прояснить, над чем работает мой отец. – С этими словами она полезла в сумочку и извлекла оттуда запаянную ампулу без каких-либо надписей с прозрачной жидкостью внутри.
– Это то, без чего не могут жить миллионы людей.
– Вот как, ваш папуля гонит наркоту?
Она посмотрела на меня, как на умалишенного.
– Вы когда-нибудь слышали о диабете?
– Какая-то такая болезнь… – неуверенно произнес я и поморщился.
– Не какая-то, а очень сложное и тяжелое заболевание. Как вы думаете, почему сахар называют «белым ядом»? Да потому, что так и есть. Сахар – это опасное вещество, содержащееся буквально в любом продукте, от травы до чая и кефира. Его излишнее содержание в крови в течение считанных часов приводит к головокружениям, обморокам, болям, затем к коматозному состоянию, а там и к смерти. Но человеческий организм научился с ним справляться, вырабатывая инсулин. Дозы инсулина, поступающие в кровь, способствуют распаду сахара. Но такое бывает только у здоровых людей. У человека же, больного диабетом, инсулина в крови не образуется. Поэтому ему требуются искусственные инъекции этого препарата. Он просто обязан делать себе уколы инсулина для рассасывания сахара в крови. Таких уколов требуется от одного до пяти в день. От трех до пяти таких вот ампул ежедневно – каждая по доллару за штучку.
Я присвистнул:
– Почище любой наркоты!
– Как вы думаете, сколько на свете диабетиков?
Я пожал плечами, как сделал бы и любой на моем месте.
– Около двух с половиной процентов от общего числа живущих. Не представляете? Ну, скажем, только по нашей стране это почти пять миллионов человек. По всему же свету это около ста миллионов. И всем им ежедневно необходим инсулин, в противном случае этот человек очень скоро выпадет из разряда живущих.
– Антиресное кино… – пробормотал я, подавленный астрономическими суммами глобального масштаба. – Непонятно только, чего это мы тут всякой фигней маемся, перегоняли бы этот самый инсулит…
– Инсулин.
– Ну да, и сбагривали бы его диабетикам, не жизнь была бы, а малина.
– Вы абсолютно правильно мыслите. Но учтите, наш отечественный инсулин отвратного качества и попросту опасен, а производство инсулина за границей сосредоточено в руках нескольких компаний, чей товар сертифицирован Всемирной организацией здравоохранения, и ежегодно на закупку его тратятся колоссальные деньги из федерального бюджета.
Я, кажется, уже начал понимать и почти с убежденностью сказал:
– Не хотите ли вы сказать, что ваш папаша изобрел какое-то свое снадобье, которое лучше импортного?
– Его инсулин приготовлен на основе бычьей сыворотки и обладает способностью вырабатывать в организме антитела, противодействующие образованию сахара в крови. Эти антитела могут жить в организме несколько суток.
Я закурил и с интересом поглядел на нее.
Спустя пару секунд она продолжила:
– С тех пор, как он попытался запатентовать свое открытие, опубликовал свое сообщение в международных журналах, на нас обрушились несчастья. В папу стреляли, залезали к нам в квартиру, подожгли лабораторию на даче, затем последовали два взрыва. Говорят, несчастные случаи. Но и он, и я знаем, что эти «случаи» были подстроены. С нами не желает говорить никто из чиновников, не позволяют даже пройти апробацию в больницах… Вы понимаете, почему нам приходится нанимать кры… крышку?
– Это, деточка моя, называется не «крышей», а охраной. «Крыша» сама к вам приедет, когда у вас будет что укрывать. Единственное же, чего я действительно не по-нимаю, так это почему вам с папочкой до сих пор не ото-рвали головы.
Лицо ее стало серым, и она спросила сдавленным го-лоском:
– Вы… вы это серьезно?]
Милая моя девочка, я ставлю себя на место тех людей, которым вы перебежали дорогу и которые на этой штуке делают сотни миллионов баксов в день, и не понимаю, почему они до сих пор не скинулись на небольшой реактивный бомбардировщик, который уж точно не оставил бы от вашей дачки камня на камне.
– Да, – прошептала она, – тем более, что вещество, которое вы держите в руках, можно изготовить в собственной ванной. Его изобрел мой отец Константин Петрович Табаков. Вероятно, вы никогда не слышали этого имени, а он является одним из лучших фармацевтов в стране.
– Так вы приехали в столицу, чтобы заинтересовать этим изобретением Зиганшина и заручиться благосклонностью комиссии?
Она кивнула:
– Звучит очень просто, но это не совсем так. Отец начал работать над своим изобретением десять лет назад. Тогда государство тратило много денег на синтезирование собственного инсулина, а теперь научные программы урезали и получается, что не имеет смысла продолжать исследования. Отец возобновил опыты на свой страх и риск.
– Но неужели государство не заинтересовалось такой перспективой… А? Может быть, ему имело смысл самому пойти по министрам… М-м-м?
– Вы полагаете, что он никуда не ходил? Когда наконец исследования были завершены и он приехал сюда представить результаты правительству, вы бы только видели, какой беготней его заставили заниматься!
– Могу себе представить.
– Частично, конечно, отец сам виноват. Он большой индивидуалист и не читал этих новомодных книжек о том, как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей. В то же время, как это ни парадоксально, его легко обескуражить. Короче, кончилось тем, что он послал всех к черту и уехал домой, в Усмановск.
– И что же дальше?
– А я поехала сюда, чтобы сделать то, чего не смог сделать он.
Я вернул ей ее ампулку с чувством легкого сожаления.
Конечно, все было отлично придумано, но я не верил ни одному ее слову. Втайне я, как романтичный юнец, мечтал, как в один прекрасный день впечатлительная и привлекательная девушка с обезоруживающей откровенностью скажет мне: «Вы мне очень нравитесь, и я бы очень хотела увидеть, как вы работаете». Просто произнесла бы эти слова, а не кормила байками о небывалых изобретениях.
Мне было жаль расставаться с девушкой – она мне очень понравилась.
– Если вы считаете, что оказались в затруднительном положении, вам нужно обратиться в ФСБ, в милицию заявить, – сказал я. – Ну, или в какую-нибудь газетенку. Если вам повезет, они раздуют эту историю как надо! Сейчас им многое позволяют.
Вероника резко встала, задев столик, и часть кофе из моей чашки пролилась в блюдце.
– Извините, – сказала она резко. – Идея была на самом деле глупая. Но пообщаться с вами было приятно.
Я с симпатией посмотрел вслед удалявшейся стройной фигурке. Икры у нее были просто точеные, да и попка что надо.
После ее ухода ресторан стал необыкновенно скучным.