Миллион алых роз

Я бы внимания не обратил на оброненную кем-то фразу, если бы не слово «робот». Это слово подобно щелчку включателя что-то перемкнуло в моей голове. Я обернулся и совсем не удивился, заметив стоявшую напротив меня давнишнюю партнёршу по медленному танцу.

– Добрый день, – приветливо поздоровался я с девушкой.

– Уж скорее добрый вечер, – насмешливо хмыкнула она. – А я, грешная, думала, что роботы питаются исключительно путём подключения к электрической розетке.

– С чего вы взяли, что данный продукт предназначается для вашего покорного слуги? – Я сделал невинные глаза. – Фасолью питается мой создатель. Я держу его дома, взаперти в железной клетке и подкармливаю всякой огородной дрянью.

– И зачем вы его держите в клетке? – В её голосе явственно прозвучали участливо-скорбные нотки (а она далеко не дура и актриса отменная). – Она очень тесная?

– Кто тесная?

– Клетка.

– Разумеется. Создатель не может в ней двинуть ни рукой, ни ногой. Чтобы не сбежал.

– А вы жестокий человек. Впрочем, что это я, – спохватилась девушка. – Вы же – робот. Разве куску ржавого железа знакомо чувство сострадания?

– Какое странное слово «сострадание», – задумчиво проговорил я, оглядывая доступные глазам участки моего тела в поисках ржавчины. – Что оно обозначает?

– То, что вы – кусок железа!

– А вы повторяетесь, мадам. – Я с сожалением покачал головой. – Придумайте что-нибудь поновее.

– Не собираюсь, – фыркнула девушка, отворачиваясь и собираясь уйти.

Было, было у меня желание схватить её за руку, но я сдержал себя. Какое мне дело до малознакомой особы женского пола?

Мне давно пора быть дома, а то мой создатель умрёт с голоду в своей железной клетке. Кто тогда объяснит мне, что же обозначает такое непонятное слово «сострадание»?

Девушка беспрепятственно ушла в другой отдел, а я, прихватив банку с фасолью, направился в сторону кассы.

Страсти-мордасти

– Сергей Николаевич, вы только не обижайтесь, пожалуйста, но нам надо расстаться.

Вера виновато вздохнула и вопросительно посмотрела на Сергея Николаевича. За два года их близости она так и не научилась обращаться к нему просто по имени. Даже мысленно, даже в самые сокровенные минуты она не могла назвать его Сергей. Тем более, Серёжа или Серёженька.

Сергей Николаевич принимал подобное обращение любовницы как должное: слишком велика разница в их возрасте. Целых двадцать пять лет. Ему – пятьдесят два, ей – двадцать семь. Правда, выглядел он прекрасно, никто не давал ему его законных пятидесяти двух. Сорок, максимум сорок пять. Здоровый образ жизни и регулярные занятия спортом позволяли находиться в неплохой «форме».

Вот его жена, Лида, которая и так на семь лет старше Сергея Николаевича, напротив, выглядит значительно старше пятидесяти девяти. Полная, очень полная, рыхлая, да ещё и больная сахарным диабетом, она давно ничем не интересуется, кроме своего здоровья. Даже собственными внуками занимается постольку поскольку.

А какой она была тридцать лет назад!

Высокая, стройная, гибкая. Ещё бы: мастер спорта по художественной гимнастике. А какая красавица. Какие у неё были огромные голубые глаза, как они сияли, лучились и весело искрились. Ко времени их знакомства она уже закончила спортивную карьеру и устроилась на работу в строительный кооператив, которым тогда руководил Сергей и который за тридцать лет превратился в огромный многотысячный холдинг.

Сергей сразу влюбился в неё. Потерял голову, забыл обо всём на свете. Никого и ничего не замечал кроме неё.

Она долго сопротивлялась.

– Это мираж, наваждение, – убеждала она Сергея. – Через несколько лет наступит неизбежное отрезвление. Ты поймёшь, что совершил величайшую ошибку, связавшись с женщиной, которая на семь лет старше тебя. Ты будешь ещё полон сил и желаний, которые я, в силу своего возраста, не смогу больше удовлетворять. Ты непременно найдёшь мне замену: молодую и красивую девочку. И выгонишь меня из дома. Что тогда прикажешь делать мне: старой и больной? Бросаться под поезд? Но я не Анна Каренина. Идти в монастырь? Старые и больные тётки там тоже никому не нужны.

– Тебе никогда не придётся идти в монастырь, тем более, бросаться под поезд. Я никогда не оставлю тебя, потому что никто больше в этой огромной Вселенной не сможет заменить мне твоих чудесных глаз, твоих ласковых рук, твоих… В общем, пусть отсохнут мои руки, отвалятся мои ноги, ослепнут мои глаза, если я выгоню тебя из дома. И затем: кто может знать, что ждёт нас впереди? Кто из нас умрёт первым? Я в любой момент могу заболеть или погибнуть в автокатастрофе. Нельзя загадывать так далеко вперёд. Я знаю одно: если ты не согласишься стать моей женой – первой и единственной, – то я не доживу даже до конца этого квартала.

И она согласилась. Вздохнула, но согласилась. Вышла за него замуж. И родила ему двоих детей. Мальчика и девочку.

Сергей не забыл своей клятвы. Ни разу не изменил он любимой жене. Он и не нуждался в других женщинах. До тех пор пока Лида не заболела и за несколько кошмарных месяцев не превратилась в тучную малоподвижную старуху.

О близости можно было и не мечтать. Сергей смирился со своей участью. Чем он лучше своей жены? И клятву он помнил. У него была отличная память.

С Верой всё произошло случайно. Она жила в соседнем доме, и он нередко встречал её на улице. Иногда одну, иногда с ребёнком или мужем. Они не были знакомы, поэтому, никогда не здоровались. Маленькая, щупленькая блондинка со строгим лицом и серьёзным взглядом серо-голубых глаз не представляла интереса для Сергея, которому импонировали высокие, «фигуристые» брюнетки. Он даже немного побаивался этой незнакомой девицы, сам не зная, почему и старался, по возможности, обойти её стороной.

Познакомились они два года назад, в мае месяце, на дне рождения их общего приятеля. Вера была одна, их места за праздничным столом оказались рядом. Сергей также пришёл один, так как Лида была на весенней «профилактике», лежала в больнице под капельницей.

Сергей Николаевич, именно так он представился молоденькой женщине, добросовестно выполнял свои «мужские» обязанности, подливал соседке вино, подкладывал салаты и даже пригласил на медленный танец. С него и началось. Комната была, не Бог весть, какая огромная, танцующих много, поэтому Сергею Николаевичу пришлось плотно прижать к себе партнёршу, так плотно, что все её косточки просто вдавились в его большое крепкое тело.

Он сам удивился, что его так «повело». Видимо сказалось трёхлетнее отсутствие интимной жизни. Поэтому, когда практически сразу за их танцем Вера заявила что ей пора домой, Сергей вызвался проводить её. Он, разумеется, не отважился бы на столь несвойственный ему поступок, если бы не почувствовал, что и Вера хочет того же самого. Слишком хорошо помнил он, как во время танца была она покорна в его руках, как лёгкая дрожь пробегала по её телу, когда он сильнее обычного прижимал её к себе.

В такси они сели рядом на заднее сиденье, и он всю дорогу держал в своих руках её крохотную, как у маленькой девочки, ладошку. Когда они подошли к её подъезду Сергей Николаевич вопросительно посмотрел на спутницу. И она оправдала его ожидания.

– Кофейку не хотите? – с лёгкой хрипотцой в голосе спросила его Вера, сумрачно глядя на носки его ботинок.

– Как посмотрит на это ваш муж?

– Муж в командировке.

– А ребёнок?

– Мальчик у мамы. Впрочем, если вы боитесь своей жены…

– Я один сегодня ночью…

Он набросился на неё прямо в прихожей. Какое там кофе!

Она даже не пыталась имитировать сопротивление. Уснуть в ту ночь им не довелось.

– Мне пора за ребёнком, – сказала Вера утром, глянув на будильник, который стоял на туалетном столике. – Мама будет беспокоиться.

Сергей Николаевич послушно кивнул головой, соскочил с кровати, торопливо натянул на себя разбросанную по комнате одежду (куртку он обнаружил на полу в прихожей) и ушёл, аккуратно притворив за собой дверь, в которую он тогда и не рассчитывал когда-либо вернуться.

Встретились они случайно. Он возвращался из больницы, где навещал свою жену, уже подходил к подъезду, как вдруг увидел Веру. Она, очевидно, возвращалась домой с работы и также подходила к своему подъезду.

– Здравствуйте, Вера! – окликнул её Сергей Николаевич.

У него тогда и в мыслях не было ничего «такого». Так, обычная вежливость. Вера вздрогнула, остановилась, посмотрела в его сторону и неожиданно покраснела. Да так густо, что даже Сергей Николаевич заметил это. Мгновенно всплыли в памяти все интимные подробности той ночи. Он сам не помнил, как подошёл к ней.

– Вы очень спешите? – спросил он её.

– А что? – немного помедлив, ответила Вера.