Миллион алых роз

Парнишка приподнял голову, тоскливо оглядел поле, заваленное трупами русских людей.

– Доулыбались. И как подло напали, сволочи. Без объявления войны. Во время свадебного пира. Думали: едут гости дорогие. А оказалось – лютые вороги. Подлые. Жестокие. Коварные. А какие жадные. Тащили всё, что могли унести. Резали всех, кто под руку подвернётся. С нашей деревни, не считая меня, только семь человек в живых осталось.

Девок молодых не убивали. Снасильничали и в полон угнали. И невесту тоже. Моя сестра, Олёна. Жениха на кол посадили. Он отходит, а её насильничают, тут же, рядом, среди побитых гостей. На его глазах. Такие вот дела… Жить не хочется. Зря вы меня воскресили. Только живую воду потратили.

– Ничего, парень, в этой жизни не бывает зря, – тихо молвил Алёша Попович. – А за разграбленное добро, за сожжённые сёла, за убитых сородичей, за поруганную честь сестёр и жён мы отомстим. Жестоко отомстим! Чтоб знали поганые как идти со злом на землю русскую.

Алёша привстал на стременах и оглядел столпившихся ратников.

– Верно, говорю?

– Верно, Алёша! Смерть лютому ворогу. Веди нас на бой.

– Дайте Ждану, кузнецову сыну, запасного коня и марш в погоню!

Иван подвёл вороного жеребца. Огонь, не конь! Дал парню запасное копьё, лук с калёными стрелами. И меч подыскал в обозе. Не булат, но не из худших. А кольчуги не нашлось. Ничего, до первого боя.

А бой не заставил себя ждать.

Не прошло и трёх дней, как воины нагнали обозы поганых. Они не спешили. Не ожидали русичей так скоро. И как спешить с угнанными стадами да с пленниками? Когда все возы забиты под завязку награбленным добром.

С ходу завязалась кровавая сеча. Русские богатыри не стали даже надевать тяжёлые доспехи. Бой был недолгим, но жестоким. Рубились люто. То ещё побоище. Басурманские головы летели как кочаны капусты. Кони храпели, умирающие хрипели, раненые стонали, а кровь ручьями стекала в овраг.

Но вот погань дрогнула и пустилась наутёк, бросая добычу. Один поганый схватил за косу красну девицу, бросил её в седло и погнал коня в сторону от других басурман.

– Ах, сволочь!

Иван вогнал окровавленный меч в ножны, кинул наземь копьё и бросился в погоню. У поганого конь был хорош, могуч, но отяжелённый двойной ношей бежал не так быстро как Иванов Серко.

Поганый, заслышав погоню, оглянулся, оскалился и швырнул за спину полотняный мешочек. Мешок развязался на лету, и на землю просыпался дождь золотых монет.

– Откупиться хочешь! Врёшь, сволочь. Русские не продаются.

Иван хлестанул Серко нагайкой по крупу и в три прыжка догнал поганого. Одной рукой схватил чужого коня за уздцы, другой – басурманина за горло.

Кони остановились. Иван выдрал неприятеля из седла и шваркнул оземь. Поганый дёрнулся и затих. Иван спешился. Бережно снял с лошади недвижное женское тело и положил на землю рядом с полумёртвым басурманином.

Это была совсем молоденькая девушка. Тоненькая. С длинными руссами косами. Очень красивая. Глаз не отвести. Платье на ней было нарядное, свадебное. Только рваное. Сквозь многие прорехи просвечивало тело, всё в синяках и кровоподтёках.

Над такой красой надругались гады!

Иван выхватил из ножен басурманина кривую саблю и вонзил её в горло поганому, навечно пригвоздив к сырой земле. Затем спрыснул живой водой красну-девицу. Она раскрыла глаза (синие, как небо над головой) и удивлённо посмотрела на Ивана.

– Где я? – тихо молвила она. – И кто ты, добрый молодец?

– Я – Иван. Русский воин. Лежишь ты в чистом поле. Наш полк нагнал захватчиков и освободил пленных. Тебя злой басурманин пытался умчать на лихом коне. Да недалеко ушёл. Вон лежит в сторонке. Отвоевался. А тебя как звать-величать, красна-девица?

– Олёна. Кузнецова дочка. Свадьба у меня была. С Добрыней, колесниковым сыном. Да не пришлось мне отведать счастья со своим суженым. Налетели поганые и порубали всю родню. Добрыню на кол посадили. А меня снасильничали. Этот, Девлет, надругался. Сказал, что теперь я его жена.

– Земляной червь его жена. А ты не переживай, красавица. Брат твой, Ждан, жив остался. Лихо рубится с погаными. Хороший воин получится. Давай-ка я отвезу тебя к нему.

На том кончается эта история. Что будет дальше с Иваном, Жданом и Олёной, про то в следующем сказе.

А как же каша из топора?

Никак. Зачем нам каша из топора? Пусть враги давятся кашей из нашего топора. А мы сварим себе кашу из крупы. И сала не пожалеем!

Ленинградский вокзал

Сентябрь 1996 г. Дождь. Москва. Ленинградский вокзал.

У четвёртой платформы остановился электропоезд «Тверь – Москва», открылись двери, разномастная толпа истомлённых трёхчасов ой дорогой людей вывалилась из вагонов и плотным, многоголовым потоком разлилась по перрону. Поток тёк, бурлил, и, казалось, нет ему конца и края, но прошло две-три минуты, и вот уже мощный поток превратился в тощенький ручеёк, усыхавший буквально на глазах, пока на платформе не остался один-единственный пассажир – парень в потёртой кожаной куртке и выцветших заплатанных джинсах. Он неторопливо переставлял длинные ноги по мокрому от дождя асфальту, старательно обходя встречающиеся на пути лужицы.

– Молодой человек! – раздался невдалеке звонкий женский голос. Невысокая женщина в длинном светлом плаще спешила вдогонку за парнем, который уже дошагал до лестницы, ведущей к станции метро.

– Молодой человек, – повторила женщина, приближаясь к парню. Она остановилась за его спиной и поправила разметавшиеся пряди тёмных волос. Парень обернулся, недоумённо посмотрел на женщину.

– Вы случайно не с тверской электрички? – спросила женщина у парня, окидывая его быстрым цепким взглядом прищуренных карих глаз.

– С тверской.

– Вы последний?

Парень кивнул на пустой перрон.

– Как видите.       – Опоздала, – огорчённо вздохнула женщина. – Проклятая авария: двадцать минут потеряла, пока разрешили движение. Что мне теперь делать?

Парень равнодушно пожал плечами.

– Откуда я знаю?

Он демонстративно посмотрел на часы.

– Вы очень спешите? – поинтересовалась женщина у парня.

– Да, – сухо ответил тот.

– Куда, если не секрет?

– А вам какое дело?

Женщина смущённо улыбнулась.

– Извините. Боюсь, вы неправильно поняли меня. Я на машине и могу вам помочь. Вы наверстаете упущенное время.

Парень замялся. На воровку женщина явно не похожа. Хотя, кто знает, какие они, воровки? Проститутка? Но зачем ей клиент в потрёпанной курточке и затасканных джинсах?

– У меня мало денег, – смущённо пробормотал он.