С песенным жаром в душе

Этот «полудед-получерпак» не успел среагировать на стремительное движение Виктора по восстановлению справедливости путём обратного размена:

«Ты кое-что попутал в этой жизни: не на того напал», – поучительно сказал ему Виктор и, круто развернувшись, пошёл прочь от этого подонка. На третьем шаге спину Виктора обожгло ударом бляхи, впечатавшейся между лопаток.

Нападение сзади, исподтишка?!!

Это запредельная подлость!

Ответным ударом с разворота Виктор отправил этого оборзевшего негодяя в нокаут.

Об этом инциденте мгновенно стало известно начальству. В военных училищах с этим строго. Драчун подлежит отчислению. В деталях разбираться не принято. Виктора вызвали в строевую часть и приказали готовиться к возвращению домой.

«Какая несправедливость!» – досадовал Виктор, собирая в дорогу свои вещички.

Он искренне недоумевал: а как должен бы был поступить в той ситуации любой человек, имеющий честь и чувство собственного достоинства? Как поступил бы на его месте С. М. Будённый, К. Е. Ворошилов, Павка Корчагин или Ф. Э. Дзержинский? Разве не с них он всегда брал пример, раздумывая о том, «делать жизнь с кого»?

Какой бы мог выйти офицер из парня, который позволил бы безнаказанно высечь себя ремнём?!

Такой безответный телёнок мог бы стать храбрым защитником Родины?

А каким офицером станет его обидчик? Он непременно пополнит число «шакалов» (по армейскому сленгу «шакал» – это командир, которого не любят солдаты).

И вот, человек, исповедующий святое кредо: «Душа – Богу, сердце – женщине, долг – Родине, честь – никому», отчислен из списка готовившихся к поступлению в военное училище, а его обидчик (будущий «шакал», позорящий звание офицера) остаётся(!!!).

А каким утешительным был сон накануне этого дня! Виктору снилась его невеста. Она говорила ему: «Не переживай, мой любимый, если день твой начнётся плохо. Всё обойдётся, всё будет хорошо».

«Уже хорошо, лучше некуда», – думал Виктор, укладывая в свой чемодан зубную щётку, нитки с иголкой и мыльницу.

Собираясь поступать в это военное училище, Виктор предполагал, что не огорчится, если его не примут, а теперь его сердце наполнилось горечью.

Оно разрывалось от горечи!

Виктор задумчиво перебирал в чемодане свои пожитки, пытаясь сообразить, не забыл ли он чего-либо, но мысли разбегались, подхватывались вихрем бушующей в нём досады, огорчения и обиды, не дававшими ему сосредоточиться. Рука нащупала на дне чемодана и извлекла наружу маленькую вещицу – миленькую безделушку в виде брелка – подарок его невесты. Это сразу напомнило Виктору, как он прогуливался по родному городу со своей Милочкой. То была их прощальная встреча перед его отъездом в Баку. Милочка так глубоко успела войти в его сердце, что он с кричащей грустью думал о предстоящей разлуке, а она, чувствуя, как тяжело ему расставаться с нею, старалась развеселить его, неумело пряча от Виктора такую же кричащую грусть.

Каждая минута той встречи настолько врезалась в память Виктора, что он вспоминал её с удивительной точностью даже долгие годы спустя при звуках песни «Эхо любви» на слова Роберта Рождественского и музыку советского композитора Евгения Птичкина в исполнении Анны Герман.

Потрясающе интересна история записи этой песни.

Анне Герман предложили исполнить ту песню под фонограмму музыки. Анна Герман, при всей её популярности, обычно не проявляла капризности, но в том случае она была неумолима:

«Никакой фонограммы. Только живая музыка».

Она так глубоко чувствовала пронзительно прекрасный строй этой песни, что понимала: фонограмма музыкального сопровождения лишит его всей полноты очарования, лишит её волшебства.

Пришлось уступить её требованию.

Российский государственный симфонический оркестр кинематографии выдал вступительные аккорды, и Анна Герман запела:

Покроется небо пылинками звёзд
И выгнутся ветки упруго…

На этих словах музыкальное сопровождение внезапно оборвалось. Пришлось повторить всё сначала, И снова зазвучал удивительной магической силы голос неподражаемой Анны Герман:

Покроется небо пылинками звёзд
И выгнутся ветки упруго…

И вновь после этих слов музыкальное сопровождение обрывается.

В чём дело?!

Оказалось, что все, как один, оркестранты на этом месте не могли справиться с потоками внезапных слёз, препятствующих продолжению их работы.

Так вымучивалась в слезах и перехлёсте эмоций запись той восхитительной песни.

Эта песня была и о них: о Викторе и о Людмиле:

….………………………..
Тебя я услышу за тысячи вёрст
Мы – эхо, мы – эхо
Мы долгое эхо друг друга…

……………………………….
Мы – нежность, мы – нежность
Мы вечная нежность друг друга…

……………………………….
Мы – память, мы – память
Мы звёздная память друг друга…

Во время той их прогулки они проходили мимо газетного киоска, в витрине которого Милочка и увидела этот самый брелок.

– Витя, посмотри,какая прелесть! Я хочу подарить его тебе на прощание. Он тебе нравится?

Виктор не понимал, что прелестного в этой пустой безделушке, но чтобы не разочаровывать Милочку в её выборе, бодро ответил:

– Ещё бы!

Милочка просияла радостной улыбкой, метнулась к киоску и через минуту уже вложила в ладонь Виктора эту смешную бирюльку:

– Пусть эта вещичка будет твоим талисманом-оберегом. В трудную минуту держи её при себе. Я зарядила её моей охранной силой.

«Поздно же я вспомнил об этом талисмане-обереге», – подумал Виктор, зажимая в руке этот прощальный подарок.

Воспоминание о Милочке сбросило тяжесть с его души, наполнило сердце Виктора чистой, светлой энергией.

«Иванов, на выход!», – эхом отозвался в голове у Виктора голос дневального.

«Ну, вот и всё. пора покидать училище», – Виктор быстро закрыл чемодан, защёлкнул его замки и только после этого спохватился, что талисман-оберег остался в его руке. Заново открывать-закрывать чемодан, чтобы положить в него талисман, уже не было времени. Нужно торопиться на выход. Виктор сунул брелок в карман, подхватил чемодан и быстрым шагом направился на зов дневального.

Жалко было покидать эту обжитую уже им казарму, расставаться с новыми знакомыми. Кое с кем их них Виктор успел уже подружиться, особенно С Самойленко Валерой. Хороший он парень! Мысленно Виктор простился со всеми с ними, с казармой и со всем этим полувоенным бытом.