Наперекор всему

– Что ты намерен предпринять, когда окончательно выздоровеешь? – прервал молчание Баташов-старший.

– О чем maman может разговаривать с моей Дуняшей? – думая о чем-то своем, в свою очередь, спросил Аристарх, не обратив внимания на вопрос отца.

– Мало ли о чем могут говорить женщины, – неопределенно ответил Евгений Евграфович, – во всяком случае, не о погоде!

– Я боюсь, что maman станет развивать свою любимую тему о дворянской породе…

– Вполне может быть, это ее любимый конек, – согласился генерал, – только я боюсь, что твоя невеста не поймет ее.

Услышав из уст отца слово «невеста», Аристарх облегченно вздохнул.

«Слава богу, – подумал он, – отец понимает меня лучше, чем maman. И теперь мне не придется пускаться в болезненное объяснение моих чувств».

– И все-таки, что ты намерен предпринять, когда окончательно выздоровеешь? – повторил свой вопрос генерал. – Я успел побеседовать с твоим доктором, так вот, он заверил меня, что недели через две тебе будет предоставлен лечебный отпуск.

– Я знаю, рара?. Если ты не будешь против, то мы с Дуняшей хотели бы остановиться в имении…

– Ну, что же, если не хотите жить в Петрограде, отправляйтесь в имение, – согласился отец. – Тогда у меня к тебе будет просьба…

С этими словами, Евгений Евграфович подошел к столу с письменными принадлежностями, за которым раненые писали родным письма, взял чистый лист бумаги и быстро черкнул несколько слов. Потом вложил исписанный лист в конверт и, запечатав его, протянул Аристарху.

– Вот! Вскроешь, когда приедешь в имение, – глухо промолвил генерал и, проследив, как сын бережно вложит конверт в свою потрепанную офицерскую сумку, добавил: – В нем ты найдешь, возможно, то, чего тебе сейчас не хватает…

В это время с шумом распахнулась дверь, и в комнату влетела раскрасневшаяся Варвара Петровна.

– Ну, спасибо, сынок, за невестку, которая ни во что не ставит твою родную мать! – выпалила она, с надеждой оглядев мужа и сына. Не заметив в их лицах видимого согласия, разразилась слезами, надеясь хоть этим разжалобить Аристарха и вырвать у него обещание хотя бы повременить с женитьбой.

Мужчины начали неумело уговаривать ее успокоиться, но добились лишь обратного. Услышав рыдания матери, в комнату испуганно впорхнула Лиза и, увидев заплаканную мать, тоже пустила слезу.

– Ну вот, теперь вы точно зальете слезами не только эту палату, но и весь дворец, – с деланой бодростью в голосе промолвил генерал и, вытащив из кармана носовой платок, начал по очереди осушать слезы на глазах рыдающих женщин.

Аристарх тоже хотел хоть как-то успокоить мать и сестру, но ни его уговоры, ни увещевания не помогали. Женщины ждали, что под напором их слез он наконец-то сдастся и покорится родительской воле. Но Аристарх был непоколебим. Это стало очевидно, когда он, увидев через распахнутые двери Дуняшу, спешно прошмыгнувшую мимо палаты, забыл обо всем на свете и кинулся вслед за девушкой.

Вскоре из коридора послышался его приглушенный ласковый басок, которым он уже давно не говорил ни с матерью, ни с сестрой. Дуняша отвечала ему довольно резко, но, несмотря на это, голос Аристарха оставался просительным, терпеливым и ласковым. Вскоре их голоса замерли в конце коридора, выходящего в парк.

– Ну что мать, – с сожалением промолвил генерал, видя, как супруга, забыв про слезы, прислушивается к разговору, затихающему в коридоре, – тебе не кажется, что своим категорическим непринятием его, мне кажется, достаточно обдуманного решения взять в жены эту девушку, мы можем потерять сына? Ведь он не простит нам этого.

– Я не дам ему своего родительского благословения! – категорически заявила Варвара Петровна. – А без этого его не венчают.

Она подошла к трюмо, резким движением руки поправила шляпку и выбившиеся из-под нее локоны и, подозрительно взглянув на генерала, вызывающе промолвила:

– Мы еще посмотрим, на чьей улице будет праздник. – И, подхватив стоявшую в нерешительности Лизу под руку, добавила, направляясь к двери: – Идемте отсюда, нам здесь делать больше нечего!

2

На Царскосельском вокзале было необычно для военного времени людно. В ожидании поезда по перрону взад и вперед сновали офицеры, большинство из которых были в полевой форме. Среди них особо выделялись обер-офицеры и генералы при параде. Некоторые из них гордо выпячивали грудь, на которой переливался белой эмалью и золотом только-только с Императорского монетного двора орден, а кто-то всячески изощрялся для того, чтобы в глаза многочисленной военной публики попались их новенькие, шитые золотом погоны. К счастливчикам группами и поодиночке подходили фронтовики, искренне поздравляли кавалеров и новоявленных военачальников, а затем провожали их завистливыми взглядами.

«Господа офицеры явно были на торжественном приеме у императора», – догадался Баташов и огляделся вокруг, ища знакомые лица. Не найдя в этой многоликой толпе сослуживцев, он, дождавшись, когда подойдет поезд, сопроводил супругу и дочь в купе вагона первого класса. Женщины, быстро расположившись там и не обращая на него внимания, продолжили довольно бурно обсуждать поведение Аристарха. Чтобы им не мешать, он в ожидании отправления состава решил еще раз прогуляться по перрону. В тесном коридорчике Баташов нос к носу столкнулся с одним из «парадных» генералов.

– Ба! Да это же не кто иной, как Евгений Евграфович собственной персоной, – радостно воскликнул военный.

– Константин Павлович, дорогой, уж где-где, а здесь, я никак не ожидал вас встретить. Скажу откровенно, что через неделю, по окончании моей командировки, я непременно планировал навестить вас в Петрограде. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает!

– Вы знаете, мой богатый жизненный опыт подсказывает, что случайных встреч не бывает, ибо все предопределено свыше, – радостно промолвил генерал Пустошин, обнимая старого боевого друга. – Если бы мы не столкнулись здесь, то через неделю, в столице, вы бы меня уже точно не застали. Второго дня выезжаю к месту формирования моей кавалерийской дивизии…

– Значит, вас можно поздравить с назначением на должность командира дивизии! – радостно воскликнул Баташов. – А как же ваш славный гвардейский полк?

– От полка почти ничего не осталось, – глухо промолвил генерал. – Я потерял в Карпатах почти половину нижних чинов и треть офицерского состава. Вот так-то…

– Да-а, дорого мы заплатили за Галицию, а еще больше за Карпаты…

– Я слышал, что ваш сын был ранен и пленен там австрийцами, – сочувственно промолвил Пустошин. – И что с ним теперь?

– Он совершил побег, – радостно объявил Баташов, – я сам его сегодня впервые увидел. Его в бессознательном состоянии на военно-санитарном поезде великой княгини Ольги Александровны доставили в Царское Село, в лазарет…

– Слава тебе, Господи! – истово перекрестился Пустошин. – И как он?

– Поправляется, правда, хромает немного. А ведь еще несколько месяцев назад доктора, не надеясь на чудо, хотели ему раненую ногу напрочь отнять.

– Что же случилось? Неужели произошло чудо?

– Вы же прекрасно знаете, что чудес на свете не бывает. Просто молодой организм поборол болезнь, ну и еще кое-что… – загадочно улыбнулся Баташов.

– Здесь явно не обошлось без le mur, – уверенно воскликнул Пустошин. – Пока вы не расскажете об этом в подробностях, я вас не оставлю. Прошу в мое купе, у меня есть чем вас подбодрить.

– Благодарю. Я только предупрежу супругу.

– Как, ваша благоверная тоже здесь? Прошу вас представить меня вашей дражайшей половине, – приказным тоном промолвил Пустошин, лихо закручивая свои кавалергардские усы.

– Варвара Петровна, Лизонька, – торжественно объявил Баташов, входя в купе. – Разрешите познакомить вас с моим старинным другом и наставником…

– Честь имею представиться, Константин Павлович Пустошин, – опередил Баташова гость и галантно раскланялся. – Прошу прощения за столь неожиданный визит.

– Как же, как же! – нисколько не удивившись появлению Пустошина, воскликнула Варвара Петровна, протягивая руку для поцелуя. – Евгений Евграфович не раз рассказывал мне о вашей совместной службе на Восточной окраине Российской империи. Искренне рада видеть вас в этой красивой форме. Как ни просила, но так и не смогла уговорить моего генерала, чтобы он тоже облачился в свой парадный мундир…

– Ну что вы, матушка, – смутился Баташов, – мне привычней в полевой. Война же, не до парадов…

– Мне тоже привычнее гимнастерка, – словно оправдываясь, промолвил «парадный» генерал, – вот пришлось приодеться по случаю приема у Его Величества.

– Ой! – почти одновременно всплеснули руками мать и дочь.

– Неужели вы только, что видели самого императора? – восторженно вопросила Варвара Петровна.

– Конечно, мадам! До сих пор чувствую теплоту и силу его дружеского рукопожатия…

– А Ее Величество Александра Федоровна на церемонии присутствовала? – полюбопытствовала Лиза и смущенно уткнулась раскрасневшимся личиком в плечо матери.

– Непременно, мадемуазель, – промолвил, улыбнувшись, Пустошин. – Лицо ее было строгим и несколько бледноватым…