Убийство вне статистики

– В церкви я был сегодня, а за упокой её души выпью вечером немного сухого вина. Людей на поминки не хочу собирать, мне не до этого. Девять дней тому назад моя дочь позвонила мне на мобильный телефон в 12:23, я это увидел в телефоне, и говорила, что сейчас приедет ко мне и сообщит какую-то приятную новость. Я ждал её до 14:00, потом начал волноваться. Позвонил, до диспансера ей ехать максимум двадцать пять минут. Марта сказала, что сейчас приедет, но только кого-то дождётся и сразу приедет. В 15:18 ещё раз ей позвонил, но телефон никто не брал. В 17:00 взял такси и приехал домой. Открыл дверь ключом и увидел Марту в комнате. Она сидела на коленях на полу с петлей на шее. Верёвка была привязана к батарее отопления. Её тело было ещё тёплым, когда я зашёл в квартиру. Я сам закрыл дочери глаза. – Арсен остановился и посмотрел в окно так, что я понял, как ему уже надоело жить. – Никакой записки и объяснений дочка не оставила. Два дня назад мне в полиции сказали, что это самоубийство. Как можно в такое поверить? Моя дочь знала, что мне жить не более месяца. Знаете, я её предупредил, ибо моя жена – мама Марты – умерла, когда ей было пять лет. И я был для неё единственным близким человеком. Я говорил дочери, что жалею только о том, что не успел подержать внуков на руках. Моя жена умерла от рака груди. Тоже от рака.

Это слово «тоже» запустило у меня мурашки по телу. Значит, рак тоже убьёт Арсена. И человек, который скоро умрёт, сидит со мной и пьёт чай, а через некоторое время его похоронят. Вот и мне уже стало не по себе. И тут я снова повторил аксиому: среди живых существ только человек знает, что он смертен. Но мало людей знают, когда их сердце перестанет биться, а температура тела после его остановки станет равной температуре окружающей среды. И это незнание даты смерти – полезное для самого человека. А здесь ситуация совсем иная. Человек, который за последнее время сильно исхудал, сидит напротив меня. Но он не думает о своей близкой смети, а думает о смерти своей девятнадцатилетней дочери, которая недавно навсегда закрыла глаза.

И меня совсем подавило то, что Арсен сказал дальше:

– Я закрыл глаза своей дочери в её девятнадцать лет, а кто мне скоро закроет глаза?

Это слово «скоро» меня окончательно морально добило. Но дальнейшее его повествование ещё более опечалило меня. Да, ну и день сегодня, давно я уже не помню, когда такое было в моей жизни.

– Сергей, понимаете, моя Марта была… – и тут он снова сделал паузу. – Она любила жизнь. В тот последний день, когда я говорил с ней по телефону, у неё было весёлое настроение. Когда-то один мужчина, который жил в соседнем доме, покончил жизнь самоубийством, он спрыгнул с крыши девятиэтажного дома, перед этим оставив предсмертную записку дома. Моя Марта осудила это, а здесь она сама натянула петлю себе на шею? Марта тогда сказала, что самоубийство есть большой грех и самоубийца нанёс большую травму своим родным. Она же знала, что я скоро умру, и что – она ещё быстрее хотела причинить мне боль? Даже не боль, а убить меня?! И какие у неё были мотивы? С какой целью? У меня нет родственников, и Марта была мне единственным близким человеком и родственником. Кому я теперь нужен? Кто похоронит теперь меня?

– Да, ситуация плохая и печальная, – задумался теперь я.

Мне ещё больше стало жаль моего собеседника.

– Вчера мне в полиции выдали на руки постановление, что причиной смерти моей дочери стало самоубийство. Я хочу, господин Сергей, чтобы вы провели расследование причин смерти… нет, убийства моей дочери.

– Как расследование? Я думал, вы хотите в суде обжаловать постановление полиции о том, что ваша дочь покончила жизнь самоубийством.

– Да у меня нет времени на судебные тяжбы в наших украинских продажных судах! Вы это понимаете? Мне осталось жить двадцать-тридцать дней от силы! А в наших судах можно судиться годами, и они вынесут постановление, что ты верблюд, а не человек, и твоё место на конюшне. У меня нет здоровья, а главное – времени тягаться с продажными украинскими судьями. Меня скоро закопают в землю, а кто накажет убийцу?

Я не хотел успокаивать убитого горем отца.

– Я вас понимаю, но я же адвокат, а не следователь. И я хочу через два месяца уехать заграницу.

– Вы уедете, два месяца ещё далеко, а месяц до моей смерти – это слишком близко, – и он посмотрел на меня так, что мне стало печально и грустно, и я опустил глаза в пол. – Я верю только вам, Сергей. Мне уже нечего терять в этой жизни. Вы порядочный человек. А наши прокуратура, полиция, суды – это продажная мафия. У меня нет сил и времени тягаться с мафией в мундирах и судебных мантиях. Они загнали нашу страну в беспросветное серое будущее.

Я даже не знал, что ему ответить.

– Но я не могу, господин Арсен, что-то обещать вам. Можно, я отвечу через три дня?

– У меня нет сейчас такого богатства, как лишние три дня времени. Я хочу при жизни узнать правду и наказать убийцу.

Я понял, что вот это всё, чего так хочет Арсен, может мне принести беду. Идти против постановления полиции? Да меня могут растереть в порошок. Могут мне подбросить два килограмма наркотиков и за это посадить в тюрьму, а украинская тюрьма – это не санаторий. Там не дают бананов и ананасов. Там процветает туберкулёз и беспредел.

Я думал, как легче отказать Арсену. Начал в голове прокручивать разные варианты отказа.

– Я вам хорошо заплачу за это расследование. Я вам столько дам, что вы и ваши дети до конца жизни будете обеспечены.

Я такого поворота не ожидал. И был совершенно шокирован. Не давая мне прийти в себя, Арсен выложил на стол чёрный пакет.

– Вот смотрите, – он приоткрыл пакет так, чтобы посетители не увидели то, что в пакете.

Я только заметил что-то, завёрнутое в синее полотенце.

– Мой прадед, дед, отец собирали коллекцию старинных предметов искусства, антиквариат. И даже когда дети в нашем роду пухли от голода, – в годы Гражданской войны 1917–1921 годов, голода 1932–1933 и 1946–1948 годов, Второй мировой войны – никогда не меняли предметы из коллекции на продукты. А еда тогда была жизнью. Я вам, возможно, передам всю коллекцию, ибо тот, кому она досталась, будет скоро лежать в сырой земле.

У меня, кажется, остановилось дыхание, и я подумал, что слишком много информации на мою голову за сегодня! Что я должен Арсену ответить? Что и говорить, конечно, каждому хочется стать богатым.

– Сергей, поверьте – моя коллекция стоит целое состояние. И главное – то, что все эти предметы честно собраны, куплены многими поколениями моего рода. Этих предметов нет в каталогах краденых предметов высокого искусства. Вы их можете легко продать. Я вам посоветую людей, кому это можно продать, у меня нет желания самому продавать эти вещи. У меня не поднимется рука продать вещи, которые собирали целые поколения моего рода. Вам только нужно установить убийцу моей дочери, но только убийцу, а не постороннего человека. Когда вы найдёте убийцу, я вам отдам всю коллекцию. В этом пакете вам аванс. Дома вы можете эту вещь осмотреть, здесь не нужно обращать внимание посетителей кафе. Там старинная булава. Её, согласно пересказам нашего рода, подарил лично гетман Украины Богдан Хмельницкий моему пращуру Михаилу Кочубею. Во время Корсунской битвы 1648 года мой пращур Михаил Кочубей взял в плен польского магната Николая Потоцкого. Во время этой битвы Михаил Кочубей, один из родоначальников нашего рода, с отрядом запорожских казаков ворвался в середину польского войс ка и тем самым внёс в ряды поляков панику. Во время этой битвы казаки Хмельницкого взяли в плен двух польских гетманов: Николая Потоцкого и Мартына Калиновского. За эту булаву вам дадут огромные деньги! Она, по сути, бесценна для собирателей старины и предметов искусства. Это самая ценная, не по цене, а по происхождению, вещь в моей коллекции. Эту булаву мужчины моего рода передавали потомкам по наследству. Об этой булаве и других предметах коллекции никто не знает. Мы не рассказывали никому – дабы обезопасить себя от грабежа. В нашем роду было время, когда не доедали, а собирали эти исторические вещи, и никогда их не продавали. А теперь кому я их передам? Да никому. На Марте мой род окончился. Какие-то дальние родственники есть, но я их не знаю хорошо, и не хочу знать. Они никогда не хотели каких-то контактов. Так что, Сергей, не отказывайтесь.

Я задумался, ох и денёк сегодня. Я понял, что Арсена уже не интересует жизнь. А только убийца. Моя голова стала внезапно очень тяжёлой. А здесь ещё предложили большую цену за расследование.

– Хорошо, господин Арсен, я согласен, но я наперёд не обещаю, что докопаюсь до истины.

– Я вас, Сергей, понимаю, ведь никто и нигде не даёт стопроцентной гарантии успеха в каком-то деле. Мне мой лечащий врач тоже не даёт гарантию. Он честно сказал, что мне синее небо осталось видеть недолго. Я вам верю. Вы ведь меня, как отец, понимаете?

– Да, Арсен, я сделаю всё возможное и даже невозможное. Я буду искать истину, от чего ваша дочь… – тут я замялся, не знал, как сказать – погибла или умерла. – От чего ваша дочь так рано покинула этот мир.

– А эта булава уже ваша, Сергей, даже несмотря на то, с каким результатом закончится ваше расследование. Теперь вы её хозяин.

– Арсен, давайте завтра встретимся и подробно поговорим о деле, сегодня у меня голова тяжёлая.

– Да, лучше завтра поговорить на свежую голову. Где лучше встретиться?

– Давайте у вас дома завтра в 9:00?

– Хорошо, возьмите визитку с моим адресом.

– Хорошо, до завтра, Арсен. Я буду обязательно.

На суде я отсиживал время, ибо знал наперёд решение суда. Подзащитный был доволен – я свои деньги честно отработал.

Жизнь может повернуться в хорошую сторону

Ещё утром я и не думал, что, возможно, стану богатым. Даже не возможно, а это будет наяву! Звонит мой мобильный телефон, поднимаю.

– Господин Сергей?

– Да, это я.

– Ваш литовский паспорт будет готов через несколько дней. Вы деньги приготовили?

– Да, приготовил.

Хотя я соврал – я ещё не договорился ни с кем, у кого можно было бы одолжить три тысячи евро.

– Хорошо, господин Сергей, мы вам позвоним, когда паспорт будет готов.

– Добро.

Вот мафиози, наверное, за деньги маму продадут. Хотя я же этот паспорт сам хотел.

Моя жена идёт на рекорд – уже два месяца со мной не спит.

Здороваюсь дома с женой. Она молчит как рыба.

– Я купил помидоры.