Завтрашние заботы

– И тогда ты дал самый полный вперед? – Да.

Это было красиво, но рискованно: за полный ход можно было сесть в тюрьму, а за выброс на баржу отвечал бы завод.

Длинный перевернул бумажку с актом и, не читая, подписал его: «Капитан „МРС-7“, капитан дальнего плавания Яков Левин».

– Так вот, Вольнов. Ты не злись, у меня не было другого выхода, чтобы спасти суденышко.

А Вольнов уже не злился. Чего нервы портить, если акт уже подписан.

– Но почему вы хохотали, я понять не могу, – сказал Вольнов. Звание «капитана дальнего плавания» произвело на него впечатление.

– Это мне тоже интересно: почему ты смеялся… И подпиши второй экземпляр, – ворчливо сказал стармех. На него романтические звания не произвели никакого впечатления. И потом, у него болел зуб.

– Честно говорить? – спросил Левин и сощурился.

– Конечно, – сказал Вольнов, протягивая ему второй экземпляр акта.

– Я всегда смеюсь, когда чувствую себя неудобно. Это потому, что я не нахал. Но, правда, я бы очень хотел им быть. Нахалам легче живется, как говорил мой старый и мудрый дядя Изя…

«Он может говорить без всякого акцента, – подумал Вольнов. – Есть такие евреи, которые иногда специально говорят так, как он сейчас. Такие евреи очень хорошо умеют рассказывать еврейские анекдоты. Он, кажется, славный парень. Только нервный».

– Да, смех есть смех, – глубокомысленно сказал механик.

– Что ты так уставился на мои руки? – спросил Левин у Вольнова. – Думаешь, я подпишу что-нибудь не то? – Он вдруг помрачнел. – Ты мне грубил, а я шутил. Но у всего должны быть границы, ты меня понял?

– А вот слабо вам подраться, полярные капитаны, – сказал механик добродушно и ухмыльнулся.

– Григорий Арсеньич, дорогой, не говори глупости, – попросил Вольнов. – А ты, Яков Левин, не мрачней. Я действительно смотрел на твои руки. Руки много говорят о хозяине… Я как раз по ним решил, что ты, должно быть, нервный.

– Ох уж эти мне домашние психологи, – сказал Левин. – Запомни, у меня не нервы, а двенадцатидюймовые троса… Ну ладно, я к тебе по делу пришел. Флагман приказал снабжение получать. Когда начнем?

– А ты из какого отряда?

– Из второго.

– Значит, вместе поплывем?

– Наверное. Так когда начнем?

– Поужинать надо, – сказал механик.

– Начальство поужинает потом, – сказал Левин и подмигнул Вольнову.

– А у тебя что, горючее есть? – спросил Вольнов.

– Наивный и оскорбительный вопрос, – сказал Левин и встал. Он был очень длинный. – Значит, сейчас я пришлю старпома за снабжением, а потом прошу ко мне вас обоих.

– Я не пью, – сказал механик. – Я теперь только наклейки на бутылках читаю.

– Прискорбно за вас, папаша, – сказал Левин. Сзади к нему подобрался Айк и ухватил зубами за край плаща. – Отпусти меня, Рыжий Мотль, – деликатно попросил Левин. И ушел.

– 3 —

Уже поздним-поздним вечером они вместе выпили казенного, пахнущего бензином спирта и долго сидели потом на влажных после дождя досках у забора лесопилки. Лиловая блеклая ночь скользила над Онегой. Беззвучная и светлая, дремала вода. И озеро будто прикрыло глаза и дышало чуть приметно, покойно. Пахло свежей рыбой и крапивой. Густые заросли этой крапивы тянулись вдоль всех заборов.

Отсюда, от Онеги, начинался их путь на восток. Впереди ждали шлюзы Беломорканала, смирное летом Белое море, его ветреное, бурливое гирло; сизое и холодное море Баренца, Югорский Шар – мрачные ворота Арктики…

Они сидели, изредка перебрасываясь вопросами, не спеша узнавая друг друга…

– Ты воевал? – спросил Вольнов.

– Да. Рыбачий и Киркенес. А ты?

– Я нет. Ты с какого года?

– С двадцать шестого. – Выглядишь моложе.

– Все говорят. Это от врожденной глупости…

Черные перевернутые лодки лежали на белом песке возле берега. На их пузатых днищах ночевали чайки. Иногда то одна, то другая срывались в озерный простор и исчезали в нем.

– От этого спирта у меня всегда шумит в ушах, – сказал Вольнов и швырнул галькой в ближнюю лодку. Галька гулко стукнулась о днище. Потревоженные чайки метнулись в озерный простор.

Левин промолчал, повернул фуражку козырьком назад. Его лицо, с мешками под глазами и темными насмешливыми глазами, подобрело от этого. Он сидел расслабившись, раскинув в стороны длинные ноги.

Далеко в озере показались огни и медленно начали приближаться, лучисто, но неярко помигивая.

– Рейсовый теплоход из Ленинграда, – сказал Левин.

– «Короленко» чапает, – сказал Вольнов. – Я ведь когда-то здесь боцманом на речном буксире плавал… Плывешь, а ивы прямо на палубу лапы тянут… И травой пахнет. За день солнце нагреет цветы на заливных лугах, а потом ночью знаешь как они здорово пахнут?

– Нет. Не знаю.

– А ты давно на море?

– В сорок восьмом я плавал уже третьим штурманом на «Рубанске». Ты, Вольнов, куришь много.

– Не больше тебя.

Левин встал и похрустел пальцами, потом опять сел и вздохнул.

Вольнов отлично понимал, что Яков совсем не хочет идти сейчас в рейс на паршивом маленьком судне, где нет даже отдельной каюты для капитана.

– Я рака боюсь, – сказал Левин.

– Его теперь все боятся.

– Да. Я, пожалуй, только рака и боюсь на этом свете… Хотя тюрьма – тоже страшно…