За кулисами театра военных действий

Брукс Адамс тоже окончил Гарвард. К пятидесяти годам стал известным публицистом, серьёзным историком. Как и брат, он плохо вписывался в атмосферу высшего света. Как и Генри, он привык обходиться аудиторией из одного слушателя, проговаривая перед зеркалом очередные главы своей книги.

Он открыл закон, согласно которому любая цивилизация следует интересам торговых отношений. Брукс также подробно описал, как центр человеческой силы на протяжении веков последовательно перемещался с востока на запад – по мере роста населения и технических открытий. Сегодня центр достиг берегов Америки. Но всё в мире находится в состоянии неустойчивого равновесия, постоянно стремясь к стабильности и обретая её в новом месте и в новом качестве. Так что глобальных перемен ждать недолго осталось. Такой вот неутешительный прогноз сделал Адамс-младший в своей книге.

Десять лет Брукс потратил на изучение этой темы и, столкнувшись с повседневной действительностью, заключил, что она парадоксальнее любого парадокса. Жизнь за окном его кабинета ломала все формулы и расчёты, а темп изменений выходил за пределы человеческого понимания.

Он открыл ещё один парадоксальный закон: дисгармония между трудом и капиталом в конечном итоге приведёт не к коллективизму, а к социальной анархии. Исходя из этого, Брукс заявил, что американская демократия обречена на деградацию и разложение. Он даже точную дату назвал: через сто лет, на рубеже веков, Соединённые Штаты войдут в фазу упадка, а центр силы переместится в Россию и Китай.

Этот крамольный прогноз заинтересовал старшего брата, и Генри предложил подробнее обсудить тему на вечеринке у Альфреда Мэхэна. Профессор Гарварда снова почувствовал себя бунтарём. Не стал он Бруксу напоминать, что их предок, будучи президентом США, принял закон о «подстрекательстве», который предусматривал тюремное заключение за критику правительства. Нет, это им не грозило, ибо члены семейства Адамсов и тюрьма – две вещи несовместные.

Теодор Рузвельт давно знал книги Брукса и его лично. Они оба интересовались политикой и ходили в один кружок в середине семидесятых годов. А с его старшим братом Теодор познакомился уже в Гарварде, став студентом университета, а Генри Адамс считался тогда одним из самых популярных и любимых преподавателей.

Несмотря на большую разницу в возрасте, в чём-то их детство оказалось похожим. Маленький Тедди тоже рос болезненным, слабым и близоруким. Но Генри нашёл спасение в книгах, а Теодор стал заниматься боксом, потом борьбой, плаванием и прочими видами спорта. Да так активно принялся за это дело, что однажды в баре нокаутировал вооружённого бандита, который обозвал его четырёхглазым. И позже, даже когда стал президентом, Тедди предлагал всем подчинённым на ринге решать, кто прав. На тренировках в качестве спарринг-партнёров доведётся побывать его сыновьям, секретарям, министрам, иностранным послам и даже… посетителям. И так длилось годами, пока не попался серьёзный партнёр, который чуть не выбил президенту глаз.

Принцип «Бей первым, Тедди!» немало помог ему, когда он поступил на службу в полицию. Рузвельту не было и тридцати, когда он стал членом республиканской партии, женился. Всё складывалось успешно в его жизни. И вдруг всё рухнуло: в один день умерли жена и мать. Он уехал от городского шума на ранчо, стал ковбоем, рейнджером и даже побыл там заместителем местного шерифа. Писал статьи, издавал книги, которые успешно принимала столичная публика, так что по возвращении в город его тут же избрали председателем совета полицейских уполномоченных Нью-Йорка.

Неуёмная энергия толкала его вверх. Тедди карабкался по служебной лестнице со скоростью опытного пожарного. Снова получив жетон, он решил в одиночку покончить с молчаливым сговором полиции и преступного мира. Надвинув на глаза шляпу и прихватив дубинку, комиссар Рузвельт по ночам отправлялся в городские трущобы проверять работу патрульных, их неподкупность и оперативность. Последующие увольнения и аресты наделали столько шума, что очень быстро он стал начальником городской полиции, а спустя ещё недолгое время – помощником министра военно-морского флота США.

Вот тогда-то Теодор Рузвельт и познакомился с флотским капитаном Альфредом Мэхэном, своим предшественником в министерстве. Его книги Теодор не просто читал, он ими зачитывался. А про главный труд Мэхэна «Влияние морской силы на историю» сказал: «Это очень хорошая книга, и я здорово ошибусь, если она не станет военно-морской классикой». Естественно, он тогда не знал, что германский император Вильгельм II высказался о ней похоже: «Я буквально поглощаю эту книгу, стараясь выучить её наизусть». Доктрина морской силы, сформулированная Мэхэном, интересовала тогда многих. А Теодор написал Альфреду письмо, в котором объявил себя глашатаем этой доктрины – на этой почве у них мигом завязалась дружба.

Альфред Мэхэн ещё при жизни получил известность и статус мирового классика. По собственному желанию он пошёл учиться на морского офицера, но очень быстро понял, что совершенно не обладает качествами, необходимыми для флотского командира. Альфред не пользовался авторитетом на корабле, его часто критиковали за некомпетентность и нерешительность, и тогда он запирался в каюте, глотая книги по истории и готовя рефераты неизвестно для кого.

Мэхэна флот не любил, но это был слабый флот, а он мечтал о сильном. Когда вышла его книга о морской силе, он самолично разослал почти весь тираж офицерам, чиновникам и известным политикам. Уж очень хотел привлечь внимание общественности к морским делам, к тому пути, который способен сделать Америку самой сильной державой в мире.

После ошеломляющего успеха его книги Мэхэн решил уйти в отставку, чтобы и дальше развивать свою доктрину. Но в 1893 году был назначен командиром флагманского крейсера «Чикаго». Видимо, начальство посчитало, что это лучшая награда для теоретика. Однако и на крейсере спасительным местом от грозных окриков командующего эскадрой стала для Мэхэна тесная каюта, в которой рождались новые идеи и новые книги.

Оказалось, что в европейских портах, куда заходили корабли американской эскадры, автора доктрины знали и встречали с большим почётом, чем командующего. Вернувшись в Соединённые Штаты, Альфред Мэхэн сошёл с корабля отставным капитаном (адмиралом он станет через десять лет), купил шикарный белый дом с колоннами недалеко от гавани и, обустроившись, решил позвать на вечеринку друзей-единомышленников.

– Джентльмены, очень рад вас видеть! – капитан Мэхэн встретил братьев Адамсов на крыльце. – Спасибо, что приехали! Прошу в дом, Теодор уже там.

Рузвельт на веранде как раз наливал кофе в гигантскую чашку, которая даже в его руках казалась ведёрной.

– Мо-лод-цы, братья! – весело заорал он. – Вчетвером мы быстренько наведём порядок в стране! Мы же – мозги нации, её будущее!

– Каждый сам себе выбирает аперитив, – улыбался довольный хозяин. – Я буду пить белый ром. Думаю, и Теодор тоже, он ведь только что вернулся с Кубы, командовал на войне полком и даже был ранен. Так, Тедди?

– А что мне оставалось делать? – прорычал тот, прихлёбывая из своей кружки. – Мой отец когда-то откупился от войны, я не мог поступить так же, не хотел походить на него ни внешне, ни внутренне. И я приветствую практически любую войну, так как считаю, что наша страна нуждается в таковой. А насчёт рома – согласен, это нормальный мужской напиток…

Брукс налил себе бурбон-айс, Генри выбрал мальтийский херес.

– Ну, друзья, за победу Америки над испанской армадой! За новые земли – Филиппины, Пуэрто-Рико, Гуам и Кубу! За нашу победу!

– Боже, тебе мы отдадим свои жизни, а ты береги Америку, мать нашу, храни её, храни!

Стали рассаживаться. Роскошный стол, лакированная столешница из спила огромной секвойи.

– Тедди, садись между братьями – будешь желание загадывать!

– У меня желание одно: победить нынче на выборах. Если стану губернатором – значит, это Адамсы помогли, тогда подарок за мной.

– А вы по-прежнему республиканец? – повернулся к нему Генри Адамс.

– Дорогой мэтр, если вы намекаете на свою книгу «Демократия», то я её читал. И даже не вырывал из неё страниц, как обычно делаю, если что-то не нравится. Но я не думаю, что республиканская партия чем-то хуже демократической, не вижу большой разницы.

– Раньше я был уверен: кто в двадцать лет не демократ, из того ничего не выйдет; но не лучше и тот, кто в сорок лет всё ещё демократ.

– Так раньше вы и в бога не верили! Колебались между атеистом и теистом! Это потому, уважаемый профессор, что вы не были на войне. Там атеистов не бывает! Но не за тем мы собрались здесь, чтобы пикироваться. У всех налито? Предлагаю тост за великого Джона Куинси Адамса, автора доктрины Монро, за вашего дедушку, Генри и Брукс!

– Благодарю! – профессор чокнулся со всеми и почему-то вспомнил. – Дед на Рождество дарил нам с братом по Библии. И каждый раз надписывал: «Дорогому внуку от президента Соединённых Штатов Америки». Брукс, у тебя не осталось ни одной? Нет? У меня тоже…

– Джентльмены, мы сегодня собрались как раз для того, чтобы объявить новую доктрину, точнее внести поправки в доктрину Монро. В ней говорилось о главенстве нашей страны над Западным полушарием. Прошло семьдесят пять лет. Победа над Испанией показала, что сегодня Америка поднялась по-над всеми и её влияние должно перейти на Восточное полушарие. Там у нас главные соперники. Адамс-младший точно в своей книге указал, кто именно в будущем станет нашим врагом: Россия и Китай. Но это случится через сто лет, а пока нам нужно разобраться с монархами Европы: германским, британским, российским и османским. Прочая царствующая мелочь – не в счёт…

Мэхэн говорил чеканно и собранно, словно спящий в нём командир боевого крейсера наконец-то проснулся и отдаёт экипажу приказ «К бою!».

– Браво! – поигрывая кофейной кружкой, пробасил Рузвельт. – Речь не мальчика, а стального гиганта. И начать нам нужно с Фарерских островов, я давно на них смотрю. Надо показать, что ни одной европейской державе, особенно Германии, не будет разрешено создавать там плацдарм, придя на замену какой-либо слабой стране, типа Дании. Географически острова далеко, а стратегически и политически – переоценить их невозможно.

– Дело даже не в географии и не в политике, – голос капитана Мэхэна стал ещё жёстче. – Это должно быть нечто среднее. Геополитика – вот так! Под этим словом я понимаю контроль Соединённых Штатов над любой территорией. Контроль, который подразумевает перераспределение морской силы и любых центров силы, – естественно, в нашу пользу. Джентльмены, у кого есть что сказать? Прошу!

Капитан посмотрел на старшего Адамса, и Генри начал:

– Я не сторож брату своему, но полностью согласен с его оценкой России. Это малоизученная стихия, которая за последние полтора века вызывала все главные перемены в мире. В грядущем останутся две великие державы, и первой достигнет высот Америка. Но пройдут десятилетия, и Россия поглотит даже её. К счастью, это случится уже не при моей жизни…

Профессор окинул всех ироничным взглядом и, увидев, как поникли друзья за столом, продолжил:

– Сегодня Россия вся насквозь прогнила и вот-вот рассыплется. Она сошла с ума и семимильными шагами движется к переменам. Это опасно для нас. Серьёзные беспорядки в этой стране могут смести весь цивилизованный мир. Если б можно было крах России задержать лет на пятьдесят, это стало бы нашей победой, лучшим американским капиталовложением. Пусть хаос будет у них, а нам нужен порядок…

Помолчал с полминуты, отхлебнул хереса из бокала и добавил:

– Доктрине американского лидерства угрожает непреодолимость русской инерции. Эта инертная масса представляет три четверти рода человеческого, я не говорю уже обо всех прочих богатствах России. Так что я согласен с Альфредом и Теодором – нужна война. Более того, великая война неизбежна. Нам нужно столкнуть между собой ведущих европейских монархов. Но пока Россия сильнее Германии. Поэтому лучше зайти с другой стороны: пусть Япония нападёт на русских, пусть станет их врагом. А нам надо запомнить: враг нашего врага – наш друг. С войны между Россией и Японией начнётся переход к самому важному сражению, и играть в секретность или безразличие сейчас просто нелепо, а вступать в войну в самом её начале – ещё нелепее…

– В этом и спрятан парадокс всех войн: воюют одни, а побеждает тот, кто в нужное время вступает в последнюю битву! – подал голос Адамс-младший. – Сегодня нам принадлежит Западное полушарие, а завтра будет принадлежать весь мир!

– Брукс – ты гений, парадоксов друг! – засмеялся Рузвельт. – Когда я стану президентом, пойдёшь ко мне советником?

– По дереву постучи! А станешь президентом – зови! Пойду, конечно. Давненько я не был в Белом доме…

– Вы, братья Адамсы, правы, – Рузвельт по очереди посмотрел на них. – Я тоже предвижу громадную будущность России. Конечно, ей придётся пройти через известные встряски и, может быть, тяжёлые потрясения, но всё это пройдет, и после того Россия воспрянет и сделается оплотом всей Европы, самой могущественной, может быть, во всем мире державой…

– Мне не так давно довелось подружиться с одним парнем, – продолжал улыбаться Рузвельт. – Он занимается в Техасе предвыборными кампаниями. Эдвард Хауз, полковник. Наш человек. Он сказал мне важное: «Заглянув за кулисы политической жизни, я понял одно: лишь двое-трое в Сенате плюс президент действительно правят страной, все остальные – подставные фигуры». Это я к тому, что геополитика капитана Мэхэна – это наша цель и наша победа. Мир всегда был, есть и будет полем битвы. Но Америка на это поле должна выходить из тени деревьев лишь тогда, когда сил у воюющих не останется. Война чужими руками – вот в чём суть новой доктрины!

– Есть в нашем словаре хорошее слово proxy, – раздумчиво заметил Брукс Адамс. – Обратимся к семантике. Это слово означает «полномочие». Мы не должны рисковать, полномочия нужно передавать другим! Пусть будут прокси-войны, прокси-образование, прокси-услуги – и при этом пусть всё остаётся в наших руках!..

– Только, передавая полномочия, нельзя забывать о наращивании собственной военной мощи, – перебил брата Генри. – Меня, например, очень греет доктрина морской силы, считаю это гениальным открытием Альфреда Мэхэна. Давайте выпьем за хозяина!

Все чокнулись, а Генри снова открыл рот.

– Вспомним великого Авраама Линкольна: «Америка никогда не падёт от внешнего вторжения; если это и произойдёт, и мы лишимся свободы, то лишь по собственной вине». Вот что он завещал. И мы должны уметь защищаться должным образом. Альфред пишет в своей доктрине: «Оборона своих берегов начинается у берегов противника». Золотые слова! Мы создадим крупные военно-морские базы в обмен на независимость мелких государств – как на Кубе. Так и только так мы победим! Не торопясь, ползком. Медленный экспансионизм – залог победы и порядка…

– Да, новые времена требуют нового порядка, – сделав солидный глоток рома, согласился Рузвельт. – Хаос нам не нужен. Любой народ, который ведёт себя хорошо, может рассчитывать на нашу дружескую помощь. Мы с трудом сплотили страну, и теперь Америка непобедима. Если и наши враги объединятся, нам сложно будет их одолеть. Главное – не дать России связать в клубок свои разношёрстные народы. Если мы не дадим русским объединиться, то потом ни один человек не посмеет сказать, что мы, американцы, тупые. А русские тогда сами себя погубят. Сегодня они пред американцами – маленькие ребятишки…