Русские навсегда

– Из лесу, вестимо, – ответил Михалыч, радостно смеясь. – Мужики там сознательные. Зверя настреляли, шкурки продали. А зверь там… Ну, сами увидите. В общем, насобирали. Врач там, сам понимаешь, человек нужный. Его всем миром поддерживают. Сознательные, я ж говорю. Там вообще, как в Греции, все есть. Врач есть, священник есть, местный сумасшедший есть, шаман даже есть. Из каких-то древних народностей, на горе живет. О! Чуть не забыл. Там такое дело, если что, ну, сами понимаете, всего не предусмотришь, так вот коротковолновая рация имеется.

– Ты ж говорил, что не работает там электроника?! – попытался поймать Михалыча на вранье Сергей.

– Не работает. А я и не говорю, что они прямо из Деревни в эфир выходят. Юмор ситуации в том, что рация эта работает исключительно на той самой горе, где сидит шаман. Как только вниз спускаешься, отрубает начисто, а поднялся – все есть, и связь, и устойчивое соединение. И вроде бы спутник даже поймать можно.

– Шаман, однако, – пробормотал Сергей.

– Не знаю, то ли действительно шаман виноват, – серьезно ответил Михалыч. – То ли место там такое изначально было… Но факт остается фактом.

– Хорошенькая картинка, – протянул Сергей. – Природа, воздух, медведи, казаки и балалайка…

– Не, про казаков я ничего не говорил.

– Должны быть казаки! – возразил Сергей. – Без этого русская зима – не русская зима. Без этого никак. Потому что картина должна быть такая: русский разогнал медведей, вошел в избу, поставил пику в угол, выпил водки и долго играл на балалайке.

– А на балалайке там играют, кстати. Только медведей нет.

– Почему? – Сергей удивился.

Михалыч допил чай и осуждающе покачал головой.

– Да… Гуманитарное образование…

– Да ладно! Почему медведей нет?! Экологию, поди, разрушили…

– Ага… Экологию. Двоечник. Спят они! Медведи! Зимой спят! А белые туда не забредают. Еще…

– Тьфу ты… – Сергей всплеснул руками. – Поймал.

– Да… На уроках биологии ты спал, натурально. Как тот медведь…

– Ладно подкалывать! Ну спал, ну медведь! У меня, может быть, тогда был роман. С девушкой.

– Хорошо, что уточнил… – пробормотал Михалыч, а Гриша хмыкнул.

– Да ну вас! – Сергей отвернулся и уставился в окно. – Блин…

– Чай будешь? – спросил Михалыч.

– Буду, – тут же ответил Сергей.

– Ну, так сходи. И мне заодно нальешь…

– Ну, вообще, праздник. – Сергей обмяк.

– А ты разве не слышал? На сердитых воду возят, – засмеялся Михалыч.

Сергей, бормоча что-то вроде «Так дальше жить невозможно», ушел за чаем.

Его не было некоторое время, потом, вернувшись, он заметил:

– Проводница, конечно, ничего…

– И что тебя сдерживает? – спросил Михалыч, высыпая в стакан сахар из маленького пакетика.

– Проводник, – так же задумчиво ответил Сергей.

Гриша фыркнул и едва не расплескал чай.

– Ты лучше расскажи, как мы туда, в этот заповедный уголок, будем добираться? А то наплел тут про электронного шамана и прочие радости. А что туда ходит?

– Это, брат, песня! – задушевно ответил Михалыч, и Сергей почувствовал некоторое беспокойство.

58.

– И этот человек называл меня маньяком! – попытался перекричать рев и вой моторов Сергей.

Видно было, как Михалыч раскрывает рот и что-то кричит в ответ. Но нет! Только грохочущий воздух, густо перемешанный со снегом, взлетающим вверх.

Позади Михалыча сидел Гриша, вцепившийся в его куртку обеими руками. Из носа у программиста торчали ватные тампоны. От сухого, морозного воздуха у Гриши не выдержали сосуды и пошла кровь. Михалыч сказал, что это ерунда и скоро пройдет… А потом…

А потом на маленькую, заваленную снегом до крыши станцию выскочили из леса, толкая перед собой белую пену, две могучие машины. Лихо подпрыгивая на сугробах, словно на волнах, два снегохода подъехали к одинокой платформе с покосившейся надписью «Луговая» и замерли.

– Мать моя… – пробормотал Сергей. – Это по нашу душу, что ль?

– Михалыч! – Один из седоков резво спрыгнул в снег, тут же провалился по колено и, весело ругаясь, выбрался на тропу. – Михалыч!

– Я! – Михалыч кинулся навстречу.

Седок сорвал с лица маску и очки.

– Давно тебя не было!

– Семен!

– Михалыч!

Некоторое время они обнимались и хлопали друг друга по спинам.

– Мы чужие на этом празднике жизни, – пробормотал Сергей, а Гриша неопределенно хмыкнул. – Как бы то ни было, но Михалыча тут точно знают. Это хорошо.

– А с тобой кто? – поинтересовался Семен, отлипая от Михалыча.

– А вот друзья мои, Серега и Гриша. Гриша – молчун, так что не удивляйся. Ему нельзя. Челюсть сломал. А Серега у нас… ну он художник.

– О! Художник – это хорошо! У нас райское место для художников! Настоящий рай! – Семен подошел ближе. Пожал каждому руку, внимательно глядя в глаза. – Вам понравится. Городские. Я по глазам вижу, дальше парка не ходили… Понравится! А это, – он указал на сидевшего на втором снегоходе мужика, – брат мой, Колька. Помнишь, Михалыч, Кольку?!

– А то как же?! Я смотрю, выправился парнишка, как ноги-то?