Одно лицо, и то
сопровождаемое запахом лекарств –
одно живет Лицо, но рваными кусками,
но сыплется песком в бетонное ничто,
в нечеловеческую прорву государства!
Июль 1972
В больнице
Тесемки рубахи больничной
нездешней рукой теребя
на горле – увидишь себя
надломленной веткой масличной.
И ржавой качаем рекой,
двусмысленный емлешь покой.
Покойнее, чем униженье
клеймом на подушке твоей, –
качание тысяч ветвей
над ямой головокруженья.
Скрип форточки. Звякнувший шприц
о столик стеклянных сестриц.
Безлюдней, чем в общих палатах,
вместилищах серых белья,
библейская роща твоя
и крики деревьев крылатых
о братстве лежащих рядком,
о сестринстве с красным крестом.
Добавь – с милосердием… В омут
с тупым ожиданьем гляди,
где листья кружимы. Кишат на груди
казенные черви тесемок.
И ржавые пятна сорочки твоей
земли замогильной больней.
Февраль 1973
«Внутренне готовимся к зиме…»
Внутренне готовимся к зиме,
словно к смерти. Белая рубаха.
И чисты глаза – ни тени страха,
ни намека смутного в письме.
Глуше и теснее между нас
идет запечатанная почта,
и зима грядущая – не то, что
снегом расступается у глаз.
Внешнее – дыханья синий пар.
Но примет важнее ощутимых
беспредметность белизны в прожитых зимах,
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: