Конные сказки

Джордж захохотал:

– Я? Дрессировать их? Вот ещё! Я просто руководитель аттракциона. Так что, ребята, сами во всём разбирайтесь. Время на тренировочном манеже для вас заказано. Начинайте передрессировываться, а я пойду к маэстро Имажинерро – выражать восторг от его работы.

– Только не забудьте самое главное, – предупредил Имажинерро, удалясь. – Ваш новый облик сохранится только на год. Ведь это же не чудо, которое навсегда, а всего лишь фокус-покус, который для удивления зрителей.

Действительно, Лютый с Гайтисом прекрасно умели дрессироваться сами. И делали это быстро и энергично. Тем более, что теперь каждому предстояло передать свой опыт другому. Коник учил огромного пса скакать по кругу идеально ровным галопом и каждым своим движением поддерживать того, кто наверху. А Лютый подсказывал Гайтису, как выполнять прыжки и перевороты, подскоки, соскоки и заскоки – в общем, всё то, что на человеческо-цирковом языке называется звонким словом «вольтижировка».

Хватало им, конечно, и неожиданных трудностей. Джорджу пришлось поломать голову над конструкцией седла для Лютого. Всё делал он сам: ведь к псу, с его невероятной величиной, теперь так подходила его кличка, что его побаивались и лошадники, и собачники. А Гайтиса пришлось подковать на резиновые подковы, чтобы не скользили его копытца, ставшие чересчур изящными.

Но Гайтис с Лютым были по-настоящему талантливыми артистами, а Джордж – замечательным руководителем аттракциона. И вскоре они уже гастролировали с прежним (и в то же время совершенно новым) номером под названием «Прыгающий конь на галопирующей собаке». Хотя Гайтису так и не удалось овладеть двойным обратным сальто-мортале, но ведь он был единственной в мире лошадью, которая умела делать обычное сальто-мортале, а уж тем более – на спине скачущего пса!

На все представления, в которых они участвовали, народ валил толпами. Их имена были на афишах написаны крупнее, чем даже имя великого Имажинерро, с которым они всё чаще встречались на лучших цирковых площадках мира.

– А знаешь, дружище, – признался как-то раз Гайтис Лютому, – я почему-то всё больше тоскую по прежним временам. Хоть я и научился делать эти все пируэты, но тут что-то не так. За твоим акробатическим мастерством мне не угнаться, да и зрителям нравится не то, что я делаю, а то, какой я забавный. Раньше они вздыхали, видя меня на манеже: «Ах, какой конь!» Теперь же хихикают: «Ух ты, какая лошадка-малявка!..»

Лютый в ответ только вздохнул:

– Не хотел я тебе жаловаться, ведь мы вроде сами напросились ролями поменяться. Но мне тоже как-то не по себе. Как бы я ни галопировал по манежу, не сравниться мне с настоящим конём. А уж как меня все бояться стали! Раньше любой ребёнок норовил меня приласкать и угостить, а кличке моей улыбались, как весёлой шутке. Сейчас ни одна мама ребёнка ко мне не подпустит: «Ты что! Гляди, какая у него пасть, какие зубы! И зовут его Лютым уж, наверное, неспроста»…

Оба они всё с большим нетерпением ждали конца срока, отведённого им фокусником Имажинерро. Только дрессировщик Джордж ворчал:

– Ну да, станете вы прежними, и сразу все к вам интерес потеряют. Кончится наш небывалый успех. Кончатся наши гастроли по всему миру…

Но удивительное дело: когда прошёл год, когда Гайтис снова стал красавцем-конём, а Лютый милым пёсиком, когда они быстро передрессировались на прежние свои роли, публика по-прежнему ходила на их номер с восторгом.

– Это они, они! – шептались зрители. – Вот эта маленькая собачка была громадным псом, который носился галопом по манежу. А этот прекрасный конь был совсем крошечным и так прыгал на спине у собаки, как не всякий человек сможет.

Но Гайтис и Лютый не слышали этих шепотков. Им было не до того. Ведь Лютый теперь умел делать тройное обратное сальто-мортале, а Гайтис по красоте своего галопа мог потягаться с любым чемпионом конной выездки.

Пять хвостов

Лошадке Азе очень досаждали слепни и мухи. Но встретилась она с Лошадиной Феей и попросила помочь. Фея фыркнула, копытом стукнула – выросли у Азы по бокам ещё четыре хвоста! После этого ни одна мушка не могла на Азу сесть.

Впрочем, и люди не могли подойти к Азе спокойно, так она пятью хвостами орудовала.

Зато её в цирк взяли. Для самых отважных наездников. Ещё бы! Думаете легко на лошади усидеть, если тебя пять хвостов стараются прихлопнуть, как муху?

А вот как раз мух и слепней в цирке-то и не было.

Кошка на коне

Кошка Мяуся жила возле конюшни. И привыкла верхом ездить. Вскочит на коня, зубами повод схватит, даст шенкелей – и вперёд. Могла и шагом, и рысью, и галопом скакать. И вольты делала, и прыжки выполняла отлично.

Наездники уважали Мяусю.

А другие кошки смеялись над ней, что не кошачьим делом занимается. Но Мяуся только мяукала в ответ:

– Да я же с лошадкой просто в кошки-мышки играю.

Тоска на прокат

Жила-была на ипподромной конюшне лошадь Апология. Вороная, высокая, тонконогая. Сел на неё неумелый всадник, так она с ним в центр плаца вышла, встала – и ни с места.

– Пожалуйста, не позорь меня, – просит её всадник. – На меня любимая девушка смотрит.

– Знал бы ты, как я по настоящему бегу тоскую, – шепчет лошадь. – Ладно, держись покрепче!

Выскочила с плаца и как помчится по беговой дорожке! Всех там обскакала – и назад.

Тренер в обмороке, девушка в восторге, а Апология снова тоскует. Но тоски уже было на один беговой круг меньше.

Шпоры для Азарта

Жокей Окей привык побеждать. Это было его профессиональное жокейское свойство. Чтобы стать простым жокеем, необходимо не только овладеть всеми тонкостями обращения с лошадью и ездового мастерства. Надо ещё завоевать установленное количество первых призов на разных соревнованиях. И знаете, что это за установленное количество? ПЯТЬДЕСЯТ! Пятьдесят раз должен стать победителем обычный наездник, чтобы его назвали жокеем. А чтобы идти дальше по ступенькам категорий и званий, ему необходимо побеждать снова и снова. Так что в этой профессии быть победителем просто необходимо.

На разных лошадях Окей становился победителем и никак не мог понять, почему ему ни разу не удалось выиграть скачку на жеребце по кличке Азарт. Это был молодой горячий конь чистокровной арабской породы «кохейлан». Настоящий красавец: сверкающие глаза, широкий лоб, по-лебединому изогнутая шея, плавные очертания тела, и хвост, приподнятый, как рыцарский плюмаж. Скакал он прекрасно, на тренировках показывал отличное время. А вот на соревнованиях вёл себя странно: словно что-то удерживало его от последнего необходимого рывка к победе, и никакие старания Окея не могли преодолеть эту странность.

Но вот разговорился однажды Окей со стареньким-стареньким конюхом. Пожаловался на Азарта, а старичок говорит:

– Так вот это… Ну, в общем, есть одно средство… Вот разве что его только попробовать…

– Что за средство, дед? – вскинулся жокей. – Вроде бы я всё, что мог, уже перепробовал.

– Ну, этого не пробовал. Мало кто знает об этом… Да и не так это просто… Расстараться придётся.

– Эх, знаешь, ради Азарта я на всё готов. Такой конь – и ещё не разу первого места не взял!

– Ну, ежели так… Слушай только внимательно, чтобы не переспрашивать. Важные вещи один раз говорятся… Надо, значит, тебе достать шпоры…

– Обижаешь, дед! Какие только шпоры я ни надевал.

– Ну, таких не надевал… Я же не о простых шпорах говорю, а об особых. От Кузнеца.

– Да разве не все шпоры от кузнецов? – удивился Окей.

– Много кузнецов, парень, а Кузнец один. Он-то тебе и нужен.

Поведал старик Окею, как добраться до Кузнеца. Нелегко это было, но Окей привык стремиться к цели и достигать её. Добрался до Кузнеца. Тот усадил его чай пить. Расспрашивает, что да как. Наконец сказал Кузнец:

– Твой конь подумал однажды, в самый первый раз: «Не могу» – и запомнил это. Теперь ни за что не победит, если ты его не научишь самой невозможностью вдохновляться. Так что шпоры нужно ковать из чистой невозможности.

– Где же взять её? – спрашивает Окей.

– Вон там, в углу, подбери себе пару кусочков – и работай. Наковальня, горн и все инструменты к твоим услугам.

– Как? Я САМ должен ковать?

– Конечно, – улыбнулся Кузнец. – Именно сам. Я жизнь кузнечному делу даю, а уж поработать тебе придётся.