Первое число Смита

«Какой-то учтиво-обходительный контрданс у нас тут получается: сплошные пти и па», – невесело подумал бенефициар, но продолжил:

– Судя по полученной информации, Ваша компания вышла на рынок совсем недавно. Отзывов о Вас пока мало, но в части комплектации штата специалистами с необходимыми допусками и разрешениями у Вас всё в порядке, Вы имеете превосходное новое оборудование, оборотными средствами, исходя из данных финансовой отчётности, Вы также не обделены. Прибыльность же нашего проекта на рынке не является высокой, я бы даже сказал, она минимальна, контроль предстоит постоянный, будет работать ревизионная комиссия, так как задействованы бюджетные средства. – Герман помолчал. – Я был представлен Вашему отцу несколько лет назад, и уверен, что он мог бы рекомендовать Вашу компанию, в качестве подрядчика, своим партнёрам по бизнесу. Вы заработали бы много больше, а репутация Вашего отца послужила бы прекрасной рекламой. Мне интересно, что побудило Вас участвовать в отборе? Вы были на объекте перед подачей заявки на конкурс?

Герман, задавая эти вопросы, хотел узнать не только причины, по которым Новиков так стремился иметь доступ к этому объекту, но и по реакции Петра понять, какие отношения сейчас у отца с сыном. Юст, помнится, недоумевал, почему он не трудится в империи родителя. Это решение отрока, например, как у Якова, развиваться вне успехов отца, или есть какие-то семейные разногласия? И конечно, основным вопросом в этом его долгом монологе был последний. Бенефициар желал знать, был ли Новиков на объекте, до или после объявления конкурса.

Пётр держался отлично, выдержка, у него, нужно отметить, была превосходной, но возраст и неопытность всё-таки выдали его волнение. Он чуть заметно вздрогнул на последнем вопросе, а после слов Германа об отце на секунду свёл брови на переносице, но тут же, взяв себя в руки, расслабил лоб.

Он начал говорить, медленно, но твёрдо выговаривая слова:

– Вы правильно заметили, Герман, что наша компания работает не так давно в этой сфере. Завершённых проектов у нас пока не много, но мы гордимся качеством выполненных работ. От наших заказчиков – только самые положительные отклики. Пока мы вначале своего предпринимательского пути и поэтому берёмся за интересные, возможно, и с не самой высокой маржинальностью проекты. Ваша компания зарекомендовала себя в качестве ответственного заказчика давно, гудвилл «Тальвега» незапятнан, поэтому мы хотим работать с Вами, в том числе, чтобы Вы, увидев качество работ «Новиком», могли анонсировать нас своим партнёрам. По поводу проекта – нам интересно, если хотите, в этом есть некий азарт, завершить работы в ограниченные сроки, не теряя качества, а также получить опыт проведения ревизии со стороны государственных органов. Мы также можем использовать его, как дополнительное преимущество по сравнению с конкурентами. На объекте лично я не был, но, главный инженер «Новиком» выезжал туда, перед подачей заявки, и, конечно мы использовали снимки с доступных спутниковых карт. По поводу протекции отца – я не хочу ей пользоваться, возможно, Вам покажется это странным, но я предпочитаю добиваться всего сам.

Пётр говорил ровно, уверенно, но негромко, поток слов лился неспешным ручейком, гладко и неторопливо. Это была речь квалифицированного управленца. Он ни разу не сбился, не замялся, не задумался над формулировкой фразы и Герман подумал, что это какая-то неестественная, явно выученная, подготовленная речь. Честно говоря, ему нечего было предъявить Петру, не в чем уличить, кроме информации об участии его, в качестве акционера «Петротэк», в аукционе на покупку участка два года назад. Но и Герман, и Пётр знали, что сведения эти конфиденциальны, обнародовать их сейчас, растрачивая свой единственный козырь, было бы крайне предосудительно.

Бенефициару понравился Пётр, конечно, он был ещё молод, но вёл себя достойно.

«Ну, хорошо, – подумал Герман, – сыграем».

Они проговорили ещё с полчаса. Обменявшись визитными карточками и договорившись о встрече на следующей неделе, для подписания контракта, мужчины встали и, пожимая руки у двери кабинета, Герман, отпуская ладонь собеседника, спросил:

– Мне известно о ситуации с Вашим братом. Я Вам искренне сочувствую. Надеюсь, он будет найден.

Пётр дёрнулся, побледнел, и слегка мотнув головой, не смотря на него, гулко ответил:

– Спасибо. Я тоже на это надеюсь.

Оставшись один, бенефициар подошёл к окну. Сегодня было ясно, небо добродушно раздавало свою синеву всем желающим, не скупясь, как обычно осенью и на солнце. Майя сидела в кресле вполоборота, разговаривая о чём-то с Яковом. Раскрасневшаяся, жестикулирующая, он, хотя и не мог этого слышать, чувствовал, что она громко смеётся, откинув голову назад, вытянув длинную шею. Герман видел, как смех заливает её лицо, раскрашивая его, как он превращает её в живую, очень привлекательную женщину. Он и сам улыбнулся, и, нехотя отворачиваясь от окна, подумал: «Не буду мешать. Она так редко смеётся».

НОЯБРЬ

Москва. 18:24. Ноябрь, 05, Вторник

Северная башня.

Светлячками в темноте ноябрьского вечера мелькали огни то включающихся, то гаснущих ламп в соседней башне. Майя сидела в кресле у окна своего кабинета и наблюдала это апериодическое поведение светодиодов в городской среде. Рабочий день уже завершился и она, по приобретённой с поступлением на эту работу традиции, провожала день за созерцанием энтропии излучений искусственных солнц в системе человеческого муравейника, частью которого была и она сама. Раздавшийся в тишине пустой комнаты звонок мобильного телефона нарушил сонную атмосферу. Майя взглянула на экран: «Кира». Улыбнувшись, она ответила:

– Привет, дорогая!

– Привет, привет! Ты где? – Отозвался громкий, звонкий голос.

– На работе. Собираюсь домой. А ты? Что за шум?

Майя слышала какой-то гул, дребезжание колёс, голоса людей.

– Я на вокзале. Отбываю в Петербург. Решила перед отъездом узнать, как у тебя дела? – ответила Кира, переходя почти на крик.

– Дела у меня хорошо. Время ты выбрала. Не опоздаешь?

– Нет, нет, вот, уже захожу в вагон. Сейчас потише будет. Поболтать сможем спокойно. У меня сегодня что-то как кольнуло внутри, очень захотелось услышать тебя. Всё точно хорошо? – затараторила Кира.

Шум в телефоне и, правда прекратился, и голос подруги стал слышен отчётливее и яснее.

– Всё, правда, в порядке, милая. Что за суеверные предчувствия вдруг? – усмехнулась Майя. – Ты по работе путешествуешь или отдохнуть решила?

– Уфф, – что-то зашуршало и зашелестело. – Всё, села, наконец. Успокоила. Ты же знаешь, на меня иногда накатывает что-то. – Она перевела дыхание. – Еду, да, по работе. У меня встреча с новым издателем.

– О, поздравляю! Экземпляр новой книги пришлёшь, когда отпечатают? – обрадовано спросила Зам.

– Пришлю, конечно, ты же мой самый преданный читатель, – засмеялась Кира. – Давай, рассказывай, что нового? Что на работе? Как родители? Что с личной жизнью? Давно не разговаривали, – попросила она.

Они были знакомы с Кирой с семи лет, вместе учились в школе, а потом и в институте. Кира знала про Майю всё, абсолютно всё. С ней не нужно было скрытничать и недоговаривать, маскировать некрасивые, неудобные, стыдливые и интимные вопросы и ответы на них. С ней можно было рассуждать как сама с собой: открыто, без прикрас, стыда и чувства вины. Кира понимала, не всегда одобряла, но, по крайней мере, понимала, по каким причинам Майя совершала те или иные поступки. Знакомым и родственникам Зама, не обладающим этими тайными помыслами, часто её действия казались нелогичными и безрассудными. Подруга, прекрасно владеющая словом, как-то давно назвала её сознание «несчастным», цитируя Гегеля. И только недавно, она же, по её словам, заметила проблеск не счастья, нет, но хотя бы небольшого стремления к этому призрачному состоянию в появившемся интересе к жизни, в участившихся улыбках Зама, в ставшем опять звонком голосе, в расправленных плечах. Кира, как всегда тонко почувствовала, как для Майи важна обретённая недавно свобода, несмотря на то, что ближайшее окружение списало непривычное поведение Зама в последние месяцы на кризис среднего возраста, на пагубное влияние современных психологов, на незрелость и инфантильность. Майю мало кто поддержал искренне: уважая её волю, свободу, различая в ней разумного, взрослого человека, принимая его желания. Полтора месяца назад, когда они общались последний раз, Зам просила подругу дать ей время: свыкнуться с новыми обстоятельствами своей жизни. И Кира поняла и согласилась. Майе нужно освоиться, успокоиться после перемен. Кира не беспокоила её, она любила и понимала. А сегодня она решилась позвонить. Обрадованная этим Зам, собиралась сполна развлечь подругу во время поездки, и начала рассказывать ей всё, что произошло за то время, что они не общались.

Они болтали уже больше получаса. Майя описала свою съемную квартиру, сообщила о том, что там заменила, что нового купила, как украсила; обрисовала соседей и домашних кошек, вольготно разгуливающих по подъезду без присмотра хозяев; рассказала про новых коллег и свой красивый просторный кабинет; упомянула про Главного, Германа и Якова. В этом месте её повествования Кира насела на неё с такими вопросами, что Майя даже раскраснелась, и, смеясь, кинулась возражать:

– Ну, уж нет! Какие такие отношения?! Какой замуж?! Я – свободный человек! Я сполна выплатила свой долг обществу! Меня туда больше не затянешь!

– Ой, Майя, не начинай! – воскликнула Кира, веселясь. – Какие наши годы? Развеяться тебе нужно! Про замуж я, конечно, перегнула, но, небольшой роман исключительно для здоровья, в медицинских, так сказать целях, почему нет?

– Ну, Кира! Не смеши. И вообще, ты не подумала, а может, он староват на мой вкус? Не находишь? – Майя дурачилась вовсю.

– Ах, вот, как ты запела? Юного тела ей подавай! Бери Якова в оборот тогда! – Заливалась подруга. – Только… паспорт… проверь! На предмет возраста… – Кира оглушала своим хохочущим голосом пространство. – Ой, не могу… Расскажешь ему, что после тридцати пяти всем специальную… п… при… прививку ставят! Опыт называется. – Не успокаивалась, уже почти рыдала от своих собственных шуток она. – Научишь его… х…х…хорошо делать плохое! – Кира уже начала заикаться от переполнявшего веселья.

Майя видела её сейчас, словно вживую. Маленькая хрупкая женщина, тоненькая, с чётко очерченным рыжеватым каре, длинными руками, ногами и пальцами, с ямочками на щеках, с белозубой очаровательной улыбкой, с вечными очками на носу, оправы которых ей всегда очень шли, смешливая, умная, тонко чувствующая людей, такая смелая и решительная, в отличие от неё, Майи.

– Ну, всё, хватит! Уже скулы сводит от смеха. Не хочу никаких романов. Мне пока одной хорошо. Там, в поезде, тебе ещё замечания не делают, что громко разговариваешь? – решив закончить обсуждение интимной темы, спросила Майя.

– Да нет, сегодня мало пассажиров, не пятница и не выходные. Полупустой вагон. Ладно, закрыли вопрос. Что ещё? Продолжай! – прогоняя остатки смеха, попросила Кира.

Зам, прокрутив события этих месяцев в голове, решила, что осталось рассказать только о найденных ей записке и числах на флэш-карте в архиве. Подробно описав находки и собственные действия, приведшие к их обнаружению, перечислила рождённые в связи с этими открытиями вопросы, она спросила, не перебивавшую её всё это время Киру:

– Ну, автор детективов, что думаешь?

Подруга задумчиво проговорила:

– Не зря мне сегодня ощущение какое-то неприятное садануло в живот, не нравится мне это Майя. По три цифры в ряд, говоришь? И сколько раз по три?

– Кира! Только пугать меня не нужно. Сама знаешь, мне и так страшно жить. Ничего же не случилось. Там давно всё это лежит. Может, это вообще какой-то розыгрыш? А по числам: по три – восемнадцать штук, а в конце по четыре цифры четыре раза.

– Так, по три сама знаешь, что угодно может быть: слишком много сейчас числовых кодов: город, цвет, паспорт, да полно чего, хоть книжный шифр в библиотеке. А вот по четыре в ряд…, знаешь, я в одной из своих книг использовала точки на карте Москвы, с долготой и широтой, и в итоге восемь цифр получалось: долгота и широта, по два раза, итого – шестнадцать. Может последние четвёрки это тоже координаты? Чем не вариант? – задумчиво проговорила Кира и добавила поспешно:

– Майя, милая моя, ты только не суйся, пожалуйста, никуда… без меня, – хохотнула она под конец. – Я приеду через две недели, ничего не предпринимай, хорошо? Встретимся, обсудим всё, находки мне покажешь, ладно?

– Ладно, ладно! За координаты – спасибо! Посмотрю, подумаю. И лезть не буду никуда. Дождусь. Вдвоём веселее, – отозвалась Майя.

Они проговорили ещё немного и Зам начала прощаться, она уже сильно припозднилась, а нужно было ещё доехать домой и отдохнуть, завтра был будний день – её ждала работа. Кира, закончив разговор, оставила ей их смех и тёплую улыбку на лице. И вечер стал не таким уж хмурым, усталость совсем не давящей, а одиночество – не вечным.

Майя взглянула в окно Южной башни. Герман сидел за столом напротив какого-то поджарого неизвестного мужчины с небольшим пучком волос, собранных на голове. Они смеялись и разговаривали. Герман был не один, и Майя была рада, что сегодня кабинеты тридцать третьего этажа наполнены весельем и общением, уединённая пустота вечера, как обычно, не властвовала над ними.

Москва. 14:47. Ноябрь, 13, Среда