Собор Парижской Богоматери (адаптированный пересказ)

– Не прикасайся к ней! Это амулет.

Девушка спрятала ладанку и снова погрузилась в молчание. Гренгуар лихорадочно выдумывал тему, чтобы продолжить разговор.

– Когда ты приехала во Францию?

– Не помню. Я была совсем маленькая.

– А в Париж?

– В прошлом году. Когда в августе наш табор входил в Папские ворота, над головой у меня пролетела камышовая славка. Я еще подумала, что зима будет суровая.

– Да, так оно и было, – подхватил Гренгуар, радуясь, что разговор, наконец, завязался. – У меня всю зиму коченели пальцы. Значит, ты пришла с табором. Ты умеешь гадать?

– Нет.

– Кто тот человек, которого вы называете цыганским герцогом?

– Глава вашего племени.

– Он сочетал нас браком, – робко заметил поэт.

– Я даже не знаю, как тебя зовут.

– Пьер Гренгуар, – поспешно представился поэт.

– Я знаю более красивое имя, – отрезала девушка.

– Оно принадлежит твоему любимому?

Эсмеральда пожала плечами и промолчала.

– Ничего страшного, – заметил Гренгуар. – Может, ты полюбишь меня, узнав поближе. Ты рассказала мне свою историю, теперь моя очередь. Я сын сельского нотариуса. Двадцать лет назад, во время осады Парижа, моего отца повесили, а мать зарезали солдаты. Так в шесть лет я остался сиротой. Подошвами моим ботинкам служили мостовые Парижа. Сам не знаю, как мне удалось выжить. Я побирался. Торговка фруктами давала мне сливу, булочник бросал корочку хлеба. По вечерам я старался, чтобы меня подобрал на улице ночной дозор. Меня отводили в тюрьму, и там давали охапку соломы. Ты никогда не была в тюрьме, Эсмеральда?

Цыганка молчала. Казалось, она не слушала.

– В шестнадцать лет я решил выбрать себе род занятий, – продолжал Гренгуар. – Я пошел было в солдаты, но мне не хватало храбрости. Потом я стал монахом, но оказался недостаточно набожным, а кроме того, не умел пить. С горя я поступил в обучение к плотникам, но они прогнали меня, потому что я был неаккуратен. Больше всего мне хотелось стать школьным учителем. Грамоты я не знал, но это меня не смущало.

Гренгуар помолчал минуту. Эсмеральда не шевелилась, думая о чем-то своем.

– Убедившись, что я ни к чему не пригоден, я стал сочинять стихи и песни, – вновь заговорил поэт. – Это все же лучше, чем промышлять грабежом. К счастью, я познакомился с отцом Клодом Фролло, архидьяконом Собора Парижской Богоматери. Это ему я обязан тем, что стал по-настоящему образованным человеком, знающим латынь, начиная с трудов Цицерона и кончая «Житиями» святых. Я автор мистерии, которая сегодня с таким успехом была представлена во Дворце правосудия.

Гренгуар поглядел на девушку, желая убедиться, какое впечатление произвели его слова. Эсмеральда сидела, уставившись в одну точку, и болтала ногой.

– Я написал философский труд на шестьсот страниц о комете тысяча четыреста шестьдесят пятого года, из-за которой один несчастный сошел с ума, – похвастался Гренгуар. – У меня есть и другие достижения. Я работал над сооружением огромной бомбарды, которая взорвалась на мосту Шарантон и убила двадцать четыре человека. Я для тебя неплохая партия, Эсмеральда. Я напишу и посвящу тебе стихи. Я знаю множество забавных фокусов и могу научить им твою козочку. Например, я умею передразнивать парижского епископа. Потом я получу за свою мистерию большие деньги, если, конечно, мне за нее заплатят. Словом, я весь к твоим услугам; мой ум, мои знания, моя ученость. Я готов жить с тобой так, как тебе будет угодно – в целомудрии или в веселье: как муж с женой или как брат с сестрой…

Гренгуар умолк. Глаза Эсмеральды были опущены.

– Феб, – промолвила она вполголоса. – Что это значит?

Гренгуар не понял, какое отношение этот вопрос имел к тому, о чем он говорил, но воспользовался случаем блеснуть своей ученостью.

– Это латинское слово, оно означает «солнце», – приосанившись, ответил он.

– Солнце! – повторила цыганка.

– Так звали прекрасного бога-стрелка, – присовокупил Гренгуар.

– Бога! – повторила мечтательно Эсмеральда и провела кончиками пальцев по глазам.

Один из ее браслетов расстегнулся и упал на пол. Гренгуар наклонился, чтобы поднять его. Когда он выпрямился, девушка и козочка исчезли. Поэт услышал, как щелкнула задвижка на дверце, которая вела в соседнюю каморку. Эсмеральда заперлась изнутри.

– На сегодня все, – вздохнул Гренгуар.

Он обвел каморку взглядом. Лечь спать можно было только на длинном деревянном ларе. Ничего другого не оставалось, и Гренгуар, кряхтя, растянулся на жестком ложе.

– Какая странная брачная ночь! – пробормотал он и тут же уснул.

13. Полеты во сне

Пьеру Гренгуару снилось, что он летает и с высоты птичьего полета обозревает величественный Собор Парижской Богоматери.

Поэт сравнил бы это сооружение с симфонией в камне. Колоссальное творение рук человеческих вырастало внизу во всем своем великолепии, и каждая деталь огромной церкви ярко вспыхивала в воображении Гренгуара.

Во сне он парил над крыльцом с одиннадцатью ступенями, приподнимавшими собор над землей, и касался нижнего ряда статуй, изображавших двадцать восемь древних королей Франции.

Потом поэт взмыл в безоблачное небо и стал медленно кружить в вышине, любуясь раскинувшейся внизу панорамой. В те времена Париж был разделен на три города, резко отличавшихся друг от друга, обладавших каждый своим специальным назначением, своими нравами, обычаями, привилегиями и историей. Эти части назывались Сите, Университет и Город, и Пьер Гренгуар отчетливо видел каждую из них.

Сите располагался на острове. Это была самая древняя и самая незначительная по размерам часть Парижа. Университет занимал левый берег Сены, от башни Турнель до Нельской башни. Город, самая обширная из трех частей Парижа, стоял на правом берегу реки.

В Сите преобладали церкви, в Университете – учебные заведения, в Городе – дворцы. Юридическая власть на острове принадлежала епископу, на левом берегу – ректору, на правом – торговому старшине. В Сите Пьер Гренгуар пролетел Собор Парижской Богоматери, в Университете – Сорбонну, в Городе – Лувр и Ратушу.

Поэт парил в небесах, и душа его пела от счастья. Смутно в голове его стали складываться ритмичные рифмованные строки, которые ему никогда не удавалось написать наяву. Гренгуар силился запомнить их, но они ускользали, не давались ему, хитрили с поэтом, словно малютка Эсмеральда, которая тоже парила над городом. Каждый раз, когда Гренгуар протягивал к девушке руки, она переворачивалась в воздухе и превращалась в маленькую белую козочку.

14. Добрые души

Погожим воскресным сентябрьским утром 1466 года в деревянных яслях на паперти Собора Парижской Богоматери, куда обычно клали подкидышей, корчилось поразительно уродливое живое существо. Оно возбуждало нездоровое любопытство большой группы зрителей, столпившихся рядом.

Ближе остальных к яслям стояли четыре женщины в серых форменных платьях. Все четыре были вдовы, монахини Агнеса ла Герм, Жеанна де ла Тарм, Генриетта ла Готьер и Гошера ла Виолет.

– Что это такое, сестрица? – спросила Агнеса, глядя на странного подкидыша. – Неужели младенец?

– Близок конец света, если стали рождаться такие дети! – воскликнула Жеанна.

– Это обезьяна, – сказала Гошера.

– Это знамение, – покачала головой Генриетта.

– Ну и урод! По-моему, его следует бросить в воду или в огонь, – вставила Жеанна.