Девяносто третий год

– Чего тебе нужно, Радуб?

– Имею ли я право на небольшую награду, господин полковник?

– Конечно, имеешь. Говори, чего ты желаешь?

– Я желал бы, чтобы мне дозволено было первому идти наверх по лестнице.

Трудно было бы отказать ему в этой просьбе. Да к тому же он бы сделал то, о чем просил, и без разрешения.

XI. Отчаянные

Тем временем, пока во втором этаже шло совещание, на третьем наскоро сооружалась баррикада. Успех опьяняет, неудачи приводят в ярость. Между обоими ярусами должна была начаться борьба не на жизнь, а на смерть. Нижний этаж, в предвидении победы, предавался надежде, которая была бы самою значительной из всех сил человеческой души, если бы не существовало отчаяния.

Отчаяние царило наверху, отчаяние спокойное, холодное, мрачное.

Добравшись до этого последнего убежища, дальше которого для них уже ничего не существовало, осажденные прежде всего позаботились о том, чтобы загородить вход. Закрывать дверь они сочли бесполезным; им показалось предпочтительнее завалить лестницу. В подобных случаях куча, из-за которой можно видеть и сражаться, гораздо полезнее затворенной двери.

Их освещал факел, воткнутый Иманусом в подфакельник возле фитиля. В этой комнате стоял один из тех больших и тяжелых дубовых сундуков, в которых, до изобретения комодов с выдвижными ящиками, хранились белье и одежда. Осажденные притащили этот сундук и поставили его стоймя к самой двери. Он как раз приходился по ширине ее и плотно закрывал вход. Лишь наверху, около свода, оставалось свободным небольшое пространство, через которое очень удобно можно было стрелять в поднимающихся по узкой лестнице солдат.

Загородив вход, они осмотрелись и стали считать. Из девятнадцати их оставалось только семеро, да и из числа этих семерых только маркиз и Иманус не были ранены. Впрочем, и пятеро раненых, как это часто бывает во время жаркого боя, если только рана не тяжелая, сохранили всю свою бодрость и силу. Эти пятеро были: Шатенэ, по прозванию Роби, Винуазо, Гранар – Золотая Ветка, Брен д’Амур и Гран-Франкёр. Все остальные погибли. У них не хватало пороха; пороховницы были пусты. Они пересчитали свои заряды, и оказалось, что на семь человек у них оставалось всего четыре выстрела. Очевидно было, что им не оставалось ничего иного, как умереть. Они были приперты к самому краю разверстой и ужасной пропасти. Не упасть в нее казалось совершенно невозможным.

Тем временем штурм возобновился, на этот раз медленно и методично. Слышно было, как осаждающие, поднимаясь по лестнице, стучали прикладами ружей по ступенькам. О бегстве нечего было и думать. Через библиотеку? Но на плато стояли шесть пушек, с зажженными фитилями, направленные на библиотеку. Через верхние комнаты? Но к чему бы это привело? Из них был только один выход – на крышу башни, откуда можно было разве что только броситься вниз головой.

Семь человек, переживавших этот бой титанов, оказались в плену у той самой толстой стены, которая еще недавно защищала их, а теперь стала их темницей. Они не были еще схвачены, но уже были пленниками.

– Друзья мои, – все кончено, – обратился маркиз к остальным, повысив голос, и, немного помолчав, он прибавил: – Пускай Гран-Франкёр снова превратится на время в аббата Тюрмо.

Все встали на колени, взяв в руки четки. Удары прикладами осаждающих слышались все ближе и ближе.

Гран-Франкёр, с лицом, покрытым кровью от полученной им раны в голову, причем была содрана часть кожи, поднял правою рукой распятие. Маркиз, хотя и скептик в душе, преклонил колени.

– Пусть каждый из вас, – проговорил Гран-Франкёр, – громко покается в своих грехах, господин маркиз, начинайте!

– Я убивал, – ответил маркиз.

– Я убивал, – сказал Гранар.

– Я убивал, – сказал Гинуазо.

– Я убивал, – сказал Брен д’Амур.

– Я убивал, – сказал Шатенэ.

– Я убивал, – сказал Иманус.

– Во имя Пресвятой Троицы, – проговорил Гран-Франкёр, – отпускаю вам грехи ваши. Да отыдут ваши души с миром. Аминь.

– Аминь, – повторили в один голос остальные шестеро.

– А теперь давайте умирать, – проговорил маркиз, поднимаясь на ноги.

– И убивать, – добавил Иманус.

Удары прикладами уже слышались у самой двери. Загораживавший ее сундук зашатался.

– Думайте о Боге, – проговорил аббат. – Земля уже более не существует для вас.

– Да, – подтвердил маркиз, – мы все уже находимся в могиле.

Все преклонили головы и, встав на колени, стали креститься. Только маркиз и аббат продолжали стоять. Устремив глаза в землю, священник молился, крестьяне молились, маркиз о чем-то думал. Сундук издавал глухие, зловещие звуки, точно под ударами молотов.

В эту самую минуту громкий голос вдруг раздался за их спинами и воскликнул:

– Ведь я же правду говорил, господин маркиз!

Все в изумлении оглянулись. В стене неожиданно открылось отверстие. Камень, аккуратно пригнанный к остальным, но не скрепленный цементом, с железными скобами наверху и внизу, повернулся на своей оси, словно турникет, и, поворачиваясь, открыл отверстие в стене или, вернее сказать, два отверстия, по одному с каждой стороны оси камня; отверстия эти, хотя довольно узкие, позволяли, однако, человеку пролезть в них. Позади этой спасительной двери виднелись ступеньки лестницы. В отверстие выглядывало человеческое лицо.

Маркиз узнал в нем Гальмало.

ХII. Спаситель

– Как! Это ты, Гальмало?

– Я, господин маркиз. Вы видите, что существуют вертящиеся камни, что есть возможность выбраться отсюда. Я, кажется, слава Богу, поспел вовремя. Поторопитесь, и через десять минут вы будете в чаще леса.

– Велик и милосерден Господь! – проговорил аббат.

– Спасайтесь, господин маркиз! – закричали все в один голос.

– Нет, сначала спасайтесь вы все, – спокойно возразил маркиз.

– Вы должны выбраться отсюда первым, господин маркиз, – сказал аббат.

– Нет, я выйду последним, – ответил маркиз и прибавил строгим голосом: – К чему все эти разговоры! У нас нет времени на то, чтобы играть в великодушие. Вы ранены. Я приказываю вам бежать и жить. Пользуйтесь скорее этой лазейкой. Спасибо тебе, Гальмало!

– Так, значит, нам приходится расстаться, господин маркиз? – спросил аббат Тюрмо.

– Внизу – конечно! Ведь бежать можно только поодиночке.

– Но не назначить ли нам, господин маркиз, какое-нибудь место для сбора?

– Непременно. Там, в лесу, есть лужайка, называемая Говэнов камень. Знакомо ли вам это место?

– Оно нам всем знакомо.

– Я буду там завтра в полдень. Пусть там же будут все, кто еще в состоянии ходить, и мы занова начнем борьбу.

Тем временем Гальмало, надавив на вращающийся камень, заметил, что он уже не вертится и что таким образом после бегства нельзя будет снова закрыть отверстие.