Здесь, возле Лувра, бродит и бьется нищета,
Горячка, смерть и голод здесь вовсе неспроста,
И это к вашим радостям дорога!
Оборваны жасмины, ромашки у Сен-Клу,
Где фавориток рой резвится поутру,
Всем декольте показывая бойко,
На пиршестве, где люстра горит во сто свечей,
И каждая, смеясь, улыбкою своей
Съедает заживо несчастного ребенка!
Кого волнует это? Их жалоб скорбный ряд,
Но будь то император, то князь или прелат,
Они предпочитают веселиться.
Зато народ в слезах, голодный, грустный, злой,
Он должен быть доволен, услышав смех живой,
Взирая на танцующие лица!
И что ж! Наполни свой карман, сундук.
Тролон, Сибур, Барош! Вина полно вокруг!
Нам не хватало этой сцены!
Рыгайте, господа, когда народ в нужде,
И множьте нищету, она уже везде! – Веселием богемы.
IV
Они шагают по тебе, о, бедный мой народ!
И баррикады гул на штурм не позовет,
Лоб кровью залит твой,
Под колесом безумным, сверкающим в глуши,
Карете разудалой, которая летит,
Ты станешь мостовой!
Для государя деньги; для вас же – голодьба,
Плетешься, как собака, презреннее раба,
С хозяином на двор!
Ему наряд пурпурный; тебе – тряпье от них,
Им красота всех женщин и дочерей твоих,
Тебе же – лишь позор!
V
Ему история, как муза, – кто-то скажет,
И голос кто-то свой повысит и прикажет.
Что ж, смейся, истязатель и балбес!
Когда-то Франция вам отомстит сполна,
О, матерь божия! И зазвучит набат,
Мерзавцев убивающий с небес!
Бандиты эти хуже, чем у древнейших рас,
Сжирающих народ, так просто, без прикрас,
Без жалости и вовсе без пощады,
Без сердца, низкие, двуликие, в дворцах,
Все вторят: Ax, поэт! Витает в облаках!
Пусть так. Но с гулким громом рядом.
Джерси. 19 января 1853.
X. Император забавляется
Песня
Для тех, кто изгнан и упрям,