Секрет невезучести. Рассказы и фельетоны

Кошка взглянула на него желтым сверкающим взглядом, угрожающе зашипела и бросилась наперерез. У края перрона она остановилась, опять повернула голову в сторону Ухова, фыркнула злобно и спрыгнула под вагон.

Ухов не верил в приметы и не стал выполнять никаких рекомендованных для таких случаев действий: не стал сплевывать через плечо или складывать пальцы в кукиш, он безбоязненно пошел себе дальше. Встреча с этим черным и грязным полудиким животным вызвала у него только неприятное чувство, но оно скоро прошло.

Здание вокзала имело два этажа. Верхний этаж, где размещался зал ожидания и небольшие киоски, находился на одной отметке с перроном, нижний – на уровне привокзальной площади.

Зал ожидания Ухов пересек скорым шагом: здесь по таборному расположились большие группы кавказцев, крикливое поведение которых он плохо переносил. Спустившись вниз, он пошел медленнее, направился было к буфету, но, вздрогнув, остановился.

Неподалеку, у справочного бюро, он увидел то, чего хотел бы видеть сейчас меньше всего, чего опасался во время своих размышлений на тряской поездной полке. Возле бюро стояла Ерохина, работник банно-прачечного отдела их управления, которую Владимир Степанович считал первой сплетницей в городе. «Вот она – черная кошка! – возникла в голове у него первая суеверная мысль.

Ерохина была увлечена разговором с незнакомым Ухову гражданином, и еще оставалась надежда, что она его не заметит. Он съежился и воровато, бочком, стал двигаться к двери, ведущей на улицу.

– Придется завтра сходить на работу, – сказал Владимир Степанович супруге после того, как улеглась суета, вызванная его неожиданным появлением.

– Зачем?!.. У тебя же больше недели в запасе!.. Да ты и не отдохнул по нормальному… А как ты там появился, считай, что твой отпуск закончился…

– Придется, – повторил Ухов со вздохом. – Понимаешь, встретил на вокзале одну из наших бабенок, чтоб ей… Сплетница первой руки! Всем уже, поди, разнесла, как сорока, что я в городе. До Клюева дойдет – будет потом утыкать то и дело: «Не болеешь за коллектив, высиживаешь в отпуске до последней минуты!» Чем старее он становится, тем поганей! Он как-то заявил: задача хорошего руководителя – не давать подчиненным спокойной жизни!.. Совсем из ума выживает!

– Когда же он, наконец-то, угомонится? Он же – пенсионер?..

– По возрасту – да, но он до сих пор даже не оформляется. Он и не думает уходить, говорит – умру на работе!.. Похороните меня, говорит, а над могилой парок будет виться, как над вулканом, вот, дескать, сколько еще энергии… Сколько работаю с ним, а никак не пойму: или он рисуется трудоголиком, или на самом деле такой… Здесь бы до пенсии как-нибудь проскрипеть, последние недели считаешь, часа лишнего не задержусь!.. Потому-то и надо идти – нельзя давать ему повод для издевательств… Побуду часок, поразведаю обстановку и сразу домой… Может, к брату твоему съездим потом… Как они там?..

– Звонил он два раза, спрашивал, когда ты сможешь приехать…

Утром после завтрака Ухов отправился в управление. Уже спустившись на два этажа, он вспомнил, что позабыл про очки. Одна пара очков у него всегда была на работе, но перед отпуском все свои вещи он переправил домой. «Надо вернуться, – забеспокоился Владимир Степанович. – Там обязательно придется просматривать документы, а как без очков?»

– Пути не будет, – не преминула заметить жена, отыскав очки на журнальном столике.

– Что ж, не идти теперь из-за этого? – спросил ее Ухов с досадой. – Язык у вас, женщин, интересно подвешен: если есть возможность сказать неприятное, обязательно скажут!

– Да я так, ничего, – смутилась супруга. – Все так считают… Пустое, конечно…

Выходя из подъезда, Владимир Степанович получил еще один повод подтвердить свое невысокое мнение о женской тактичности. Ему навстречу попалась соседка, ходившая выбрасывать мусор.

– Ох, неудобно-то как, Владимир Степанович! – запричитала она тонким голосом. – С пустым ведром вас встречаю! Примета больно плохая… Ну, ладно, ладно, вы не печальтесь – я не глазливая. Дай-то бог вам всего, дай-то вам бог!..

Ухов поздоровался с женщиной суховато, вышел на улицу и постарался выкинуть из головы эти малозначащие, по его убеждению, слова из области мистики.

День был хорошим, торопиться ему было не надо, и Ухов решил прогуляться по городу. Он не спеша пересек старинный тенистый парк, отмечая признаки близкой осени, долго стоял на мосту через городскую речушку и смотрел на усидчивых рыболовов, потом пошел на центральную улицу. Движение транспорта было на этой улице запрещено, и люди толпами бродили по всей ее площади. Постепенно он дошагал и до улицы, где находилось управление местным хозяйством. Моцион его оказался приятным. «Вот тебе и „дороги не будет“, вот тебе и „ведра пустые“, – хмыкнул он, вспомнив про утренние прогнозы. – Бабские бредни!..»

Сначала Ухов наметил зайти в мастерскую: он вчера обнаружил, что у ванны подтекает смеситель, и хотел получить у слесарей нужную консультацию или помощь. Мастерская находилась во дворе, примыкавшем к зданию управления, там же размещались гаражи для служебных автомашин. Двор был большой, всегда чистый, покрытый асфальтом. Ближе к дверям управления в нем красовалась цветочная клумба, с ней рядом – беседка, где любили отдыхать управленцы в свободное время.

Сейчас двор был пустым, и только повернув к мастерской, Ухов увидел здесь своего сослуживца, Ивина, работавшего главным экономистом. Они, несмотря на разность характеров, находились в приятельских отношениях и вместе иногда посещали популярную финскую баню.

Ивин, всегда жизнерадостный и общительный, сейчас почему-то выглядел опечаленным. Сдержанно поздоровавшись, он прошел было мимо, но Ухов придержал его за рукав.

– Минутку, Семен Иванович, куда так спешим?!.. Приехал, понимаешь ли, только вчера от матери, почти с того конца света, еще отпуска половина осталась, а, представь себе, не могу! Душа болит о работе. Решил побывать вот, узнать о делах… Как здесь у нас?..

– Да так, – ответил Ивин неопределенно. – По-разному… У кого как…

– Ну, а все-таки?.. Я в поезде слышал краешком уха, что Бабайцева опять передвинули?..

Бабайцев – популярная личность в городе, что-то вроде деревенского дурачка. Сам по себе он – человек неплохой: безобидный, старательный, но абсолютно негодный для роли руководителя. Его, по мнению многих, потолок – бригадир маляров-штукатуров, к примеру, в крайнем случае – мастер. Однако тесть Бабайцева, городской прокурор, этого или не понимал, или не хотел с этим мириться и делал титанические усилия, чтобы вырастить из туповатого зятя хоть какого номенклатурного кадра. Пока такие попытки не удавались: после трех-пяти месяцев паузы требовалось новое перемещение. С Бабайцевым мучились и начальники, и его безвинные подчиненные, да и он сам был не в восторге от амбиций своего тестя. Над прокурором, за глаза, потешались, зятя его, скорее, жалели.

Когда Ухов уезжал к матери, Бабайцева запихнули в кресло заместителя начальника торгового управления. Разговор о нем Владимир Степанович начал не потому, что был охотником до городских пересудов, он просто хотел растормошить Ивина, узнать, почему тот так изменился, и какие дела происходят в их собственном управлении. Вопрос о судьбе прокурорского зятя он использовал как проверенный способ втянуть в разговор даже малоактивного собеседника.

Но Ивин на эту хитрость отреагировал вяло:

– Да там же он, твой Бабайцев, чего ему сделается… В том же управлении торговли. Только отделы его кураторства поменяли. Сейчас он там кем-то, как главный завхоз.

– Вот даже как?!.. Ну, а у нас какая погода?..

Ивин передернул плечами и промолчал.

Из дверей гаража вышел Сашка, персональный шофер начальника управления. В руках у него было пластмассовое ведро и мокрая тряпка. С натянутой, будто застывшей улыбкой и замороженным взглядом, Сашка прошел мимо и не поздоровался. Ухову поведение всегда приветливого человека показалось странным, и он озадаченно уставился на спину удалявшегося шофера. И тут же он заметил, что их с Ивиным тоже разглядывают: почти в каждом окне управления виднелись две-три головы, преимущественно, женские.

– Чего они на нас так таращатся, как на диковину? – спросил недоуменно Владимир Степанович.

– Узнаешь, – усмехнулся Ивин невесело. – Ну, мне действительно некогда, извини.

Он приподнял в прощальном приветствии руку, повернулся и быстро пошел к воротам.

– Как дела здесь, Санек? – Ухов теперь обратился к шоферу, идущему обратно с ведром, полным воды.

– Нормально, – ответил тот чуть небрежно, потом, помедлив, добавил. – Зря вы с ним так миндальничали: шеф его выгоняет с позором.

– Да что ты?!! – ахнул Владимир Степанович. – За что?!!..

Рот его приоткрылся, сердце вдруг нервно заколотилось, стало трудно дышать. Он машинально двинулся вслед за шофером, а когда они оказались внутри гаража, повторил свой вопрос:

– За что?.. Что здесь такого случилось?!..

– Кляузу кто-то подбросил в газету, – ответил шофер. – Шеф вычислил, что это он, Ивин. Его Ерохина видела возле редакции.

«Опять эта Ерохина!», – констатировал Ухов со все нарастающей тревогой. Он почувствовал, что может стать невольно участником какой-то непонятной и опасной интриги. Услужливое воображение немедленно выдало крайне нежелательный вариант ее развития: Клюев узнает о его приятельских отношениях с Ивиным (а они налицо) и автоматически распространяет свою неприязнь на него, Ухова, со всеми вытекающими из этой неприязни последствиями. Последствия могут быть жесткими, даже не исключено увольнение. «И это перед самым уходом на пенсию! – запаниковал Владимир Степанович. – Какая напасть на мою голову!.. Ивин – враг Юрия Борисовича, а я, выходит, с ним заодно!» В памяти всплыл афоризм, часто употребляемый Клюевым: «Тот, кто дружен с врагом, сам есть враг!»

Быть причисленным к явным недругам Клюева Ухов категорически не хотел, об этом он не мог даже думать. «А все выглядит именно так!.. Надо выбираться из этой пакостной ситуации!»

Многолетний опыт чиновничьей службы подсказал Владимиру Степановичу спасительный путь. «Надо, – соображал он, – немедленно и демонстративно отмежеваться от Ивина! Чтобы все увидели и поняли это!»

– Да что же он так?! – почти с искренним возмущением воскликнул Владимир Степанович. – Вот ведь какой негодяй!.. А я-то, я-то! Действительно! Могут подумать, что и я заодно!.. Но я же, Саша, не знал ничего! Я абсолютно не в курсе, могу поклясться тебе!.. Я только вчера с поезда, и ни с кем еще не встречался. Правда, встретил Ерохину на вокзале, но издали, ни словом не обмолвился с ней… Надо же так!.. И он как назло мне первый попался, будто наколдовал кто!

Торопясь озвучить эти слова, Ухов вдруг вспомнил и злобный взгляд черной кошки, перебежавшей ему на вокзале дорогу, и тревожные возгласы женщин – жены и соседки. «Неужели действительно есть какая-то связь?!.. Наверно, все-таки есть: ведь это – вековые приметы! Чем-то же они обоснованы!» И он начал почти содрогаться от страха перед вполне реальными неприятностями. «Что будет, что будет, когда Клюев узнает, как я любезничал с этим доносчиком! – об Ивине он стал уже думать с оттенком презрения и неприязни. – А ему доложат именно так – любезничал! И доложат незамедлительно – вон сколько языкастых голов торчали у окон! Это – беда! Надо действовать через Сашку! Вдолбить в его пустую башку, что я-то здесь не при чем, случайно вляпался в эту кашу!.. Сашка может объяснить это Клюеву – он в доверии у Юрия Борисовича, он может помочь… Если захочет, конечно… Надо, чтобы он захотел!»

– То-то, смотрю, что дерганный весь, – заговорил опять Ухов, наблюдая как за шофер натирает старательно капот черной «Волги». – Я его про здоровье Юрия Борисовича спрашиваю, а он весь скривился, как будто я чертом интересуюсь… Кто же мог знать, что он такой негодяй?!..

Ухов не спрашивал, что было написано в том послании в редакцию, и как мог безобиднейший Ивин решиться на такой подвиг, и он ли, на самом-то деле написал это «что-то» в газету. Сейчас Владимиру Степановичу было не до этих деталей. Он думал сейчас о себе, думал, как оградиться от вполне возможного урагана несчастий. Возмущаясь Ивиным-негодяем, он следил за реакцией клюевского шофера, но тот молчал и натирал до блеска машину. Ухов уже высказал все, что приходило на ум, но так и не понял – вставит ли шофер за него хоть словечко в разговоре с непредсказуемым Клюевым. Глубоко вздохнув, Владимир Степанович вышел из гаража и во дворе остановился в раздумье. «Куда идти в таком состоянии?.. Домой? Нет – истерзаешься весь от неизвестности обстоятельств!.. Надо все гасить здесь, пока в большой пожар не раздули, Надо мне самому рассказать Клюеву, как все получилось, надо опередить сплетников».

Приняв такое мужественное решение, он зашагал к дверям управления.