Мой Ленинградский горный. Табошар урановый

Царственные особы венчались в нем и давали верности обет.

Кутузов-полководец внутри храма похоронен,

И Чайковский-композитор после смерти здесь отпет.

Воронихин-зодчий – из крепостных и не был итальянец,

А созданный им храм похож на тот, что в Риме,

Но по духу он православный, русский, а не иностранец,

Любим он нами и шедевром архитектуры признан в мире.

А теперь, сынок, взгляни направо, —

И на другой собор старушка указала.

Он был разноцветным, пятиглавым,

Храмом Спаса на Крови она его назвала. —

Знаешь, почему сей храм воздвигнут здесь?» —

Спросила бабушка, мне посмотрев в глаза,

А я соврал, сказавши: «Да», – и покраснел аж весь.

Неудобно мне признаться: его историю не знал тогда.

Что неправду я сказал, она, конечно ж, поняла,

И далее расспросами меня терзать не стала,

Тем самым урок мне такта преподала,

А помолчав немного, она вот что далее сказала:

«Когда сей храм на месте смерти Александра II возвели,

Собором Воскресения Христова его назвали,

В народе же ему имя Спаса на Крови

В память о той трагедии навеки дали.

Судьба храма совсем не была простой,

Особенно в советское наше время.

Да и разве быть могла она иной,

Если у нас война объявлена Христовой вере?

Хотели несколько раз его снести к очередной дате Октября,

До войны он был складом овощей, а в блокаду – моргом.

А немного позже театру отдан он под склад инвентаря,

Но устоял от всех напастей храм и стоит поныне – cлава Богу!

А спустя семнадцать лет, как закончилась война,

В храме бомбу неразорвавшуюся под куполом нашли,

И одним сапером там геройски обезврежена она была,

А затем взорвана под Пулково, от города вдали.

Облегченно все в Питере вздохнули – храм спасли».

Еще немного полюбовавшись храмом Спаса на Крови,

Мы далее неспешною походкой по Невскому пошли.

Впереди мост через канал. В зеленый цвет окрашен он.

А за ним – четырехэтажный красивый дом.

И, глядя на него, моя попутчица с улыбкой говорит:

«Всем, кому до?рог Пушкин, хорошо известно это место

И этот дом, где табличка „Невский, 18“ с давних пор висит,

Ведь поэт ушел отсюда на смертельную дуэль с Дантесом.

Но нет, я не права! Он навсегда ушел в бессмертье!

Напротив дворца князей Куракиных дом для себя построил

Их бывший крепостной, а позже уже богач-купец Котомин —

Мол, смотри, каким я стал и общества вашего теперь достоин».

И далее про этот дом моя попутчица продолжила рассказ:

«Хозяева его и назначение поздней менялись, и не раз,