Земля последней надежды – 1. Дети конопатого бога. Всеслав Чародей 2.1.

Жена князя Грозовита умерла давно, а вторично жениться он не захотел – не до того казалось. Да и не было тогда опричь равных ему некрещёных невест, а крещёную навряд ли кто отдал бы за язычника. На боярышне же он жениться не захотел, хоть и не осуждал зятя Брячислава, который женился-таки на Альдоне. Пусть.

Старший Грозовитов сын Мстислав погиб двадцать лет тому на Судоме, где сражался вместе с Брячиславом против новогородцев и киян. Средний, Станислав, умер от трясовицы (провалился на масленицу в прорубь и простыл), не успев жениться (пятнадцать лет было мальчишке). А младшего, Мстивоя, в прошлом году на охоте порвал вепрь – не уследили доезжачие. Был внук, Ярополк Мстиславич, но и тот не зажился на свете, умер от неведомой болезни на следующий год после гибели отца. И старел теперь в одиночестве Грозовит в огромном менском терему, ждал достойного конца. А наследников у Грозовита было только два: один внук – Всеслав в Полоцке, а другой, Ратьслав, от младшей дочери, Любочады – в Гомии, у радимичей. И кому из них достанется престол после его смерти – Грозовит не знал.

Но приезды внуков (Всеслав бывал в Менске гораздо чаще радимича) изрядно-таки скрашивали Грозовитово одиночество.

Всеслав выскочил на высокое крыльцо, не тратя времени на ступеньки, махнул прямо через балясник и приземлился в пыльную траву в крыльца. И метнулся через двор к конюшне, откуда уже доносилось ржание – Воронок чуял хозяина издалека.

Внутри конюшни Всеслав отметил краем глаза метнувшуюся в угол под топот копыт небольшую тень, маловатую даже для жеребёнка. Глянул внимательнее, но не увидел уже ничего, только взвихрилась сенная труха, взметнутая вверх согласным ударом копыт. Протёр глаза – никого. Ошалело помотав головой, Всеслав вдруг понял – вазила, хозяин конюшни. Скрылся. Не любит потаённый народец людям показываться.

Выведя коня из стойла, Всеслав наткнулся на холопа. Умко жалобно глянул на хозяина, который был младше него лет на пять, но княжич не снизошёл:

– Собирайся. Твой конь уже готов. Со мной поедешь.

Холоп только тяжело вздохнул. Ему смерть как не хотелось тащиться с княжичем в дреговскую дебрь, тем паче, что ничего любопытного его там не ждало – пока Всеслав проводил время с волхвом Славимиром, ему, Умко, приходилось работать в лесу около капища – колоть дрова, расчищать дорожки, ведущие к святилищу… да мало ль работы могли придумать волхвы?

– Не вздыхай, – хмуро бросил ему Всеслав. – А не то здесь оставлю, а Крень тебе живо занятие сыщет.

Ключник Грозовита Крень и впрямь обладал редким даром – он словно нюхом чуял бездельничающую челядь и тут же мог придумать для них работу, самую невероятную. Умко опять вздохнул, ещё более обречённо, и тоже нырнул в конюшню – встреча с Кренем его страшила, видимо, больше, чем работа на волхвов. Всеслав с трудом сдержал пренебрежительную усмешку – нерасчётливый должник, Умко погнался за красивой жизнью, залез в долги, на резах издержался[2 - На резах издержался – не смог выплатить проценты по долгу.] и попал в полные холопы, в обели. Всеславу его не было жаль. Думать надо, когда в долги лезешь.

– Вазилу в конюшне не видел? – спросил Всеслав, когда они выехали за ворота детинца.

– Кого? – ошалело спросил Умко, и княжич только махнул рукой. Ничего-то он не видит вокруг…

С берёзы на тесовую кровлю храмины осыпались пожелтевшие серёжки, скатывались вниз и падали в траву, обрываясь со свеса кровли. Падали и на вкопанную у стены лавку, одна или две упали на рубаху Всеслава, третья канула прямо за ворот, но княжич не шевельнулся, заворожено слушая голос волхва.

Голос Славимира журчал ровно без перепадов, словно лесной ручей. Бывает такой ручеёк разгонится по пологому ложу, налетит на могучий корень дерева, и журчит небольшой бурун днями и ночами. Так и голос сказителя…

«Долго терпел Тугарин-витязь, а только не вытерпел, – как только Белая Лебедь Мара Моревна уехала, тотчас бросился в подвалы каменные, отворил двери дубовые, глянул – а там змей о двенадцати головах, о двенадцати хоботах на железных крюках висит, из его ран кровь течёт».

Где-то в лесу раздавались удары тупицы – колол дрова Умко, выполнял ежедневный урок. С самого начала обучения Славимир оповестил княжича, что тот должен в святилище делать всё сам, без помощи слуг. Но правила вежества и княжьи обычаи требовали, чтобы княжича сопровождал слуга («Сам же ты, владыко, говорил, что обычай сильнее богов даже!»), поэтому и пришлось Умко трудиться для нужд святилища. А дров волхвам надо было много…

«Кощей домой ворочается, конь под ним спотыкается. „Что ты, волчья сыть, кляча несытая, спотыкаешься? Или какую беду-невзгоду чуешь во дворце моём?“ – „Витязь Тугарин приезжал, Мару Моревну увёз в свой царство-государство“. – „А можно ль их догнать?“. – „Если сейчас поедем, то авось и догоним, у него конь – мой младший брат!“. Погнал Чёрный Кощей вслед за витязем, вот-вот нагонит. Говорит тут конь Тугарина Кощееву коню таковы слова: „Ах, брат, для чего ж ты служишь такому нечистому чудищу? Сбрось его наземь, да и ударь копытом!“. Конь послушался, сбросил Кощея, а конь Тугарина-витязя ударил со всего размаху копытом Кощея Бессмертного и размозжил ему голову».

Всеслав несколько мгновений помолчал, подавленный услышанным.

– Неужели тебе не доводилось слышать этого раньше? – удивлённо спросил Славимир, шевельнув густыми кустистыми бровями. В этот миг он почему-то невероятно был похож на деда, князя Грозовита, хотя на первый взгляд казалось, что они вовсе и не схожи. Славимир высокий и худой, Грозовит – коренастый, Славимир спокоен, Грозовит о сю пору порывист, хоть ему уже и на восьмой десяток никак поворотило. Вот только порывистости той хватало сейчас ненадолго – годы всё ж брали своё. Чем же схожи? Седина, властность в осанке и взгляде, и какой-то одинаковый побыт держать себя, государский, что ли?

Иной раз княжич начинал подозревать, что они, Грозовит и Славимир – братья, только один стал волхвом, а другой остался княжичем. Когда-то давно, когда в Киеве ещё правил прадед Владимир Святославич, а в Полоцке – дед Изяслав с бабкой Гостивитой. Молодые.

– Доводилось, – нехотя ответил Всеслав. – Бабка Гостивита рассказывала… но не так… не знаю как сказать. Проще, что ли…

– Проще, – задумчиво кивнул волхв. – Всё верно, проще. Кощуны таковы – то, что попроще, знают многие… баснями зовут. А сами кощуны знают волхвы…

Всеслав поднял голову, поражённый неожиданной мыслью:

– Владыко! Но почему бы их не записать?!

– Что? – не понял Славимир.

– Ну как что? – Всеслав даже заёрзал на лавке, до того ему захотелось объяснить волхву замечательную вещь, до которой он додумался. – Кощуны записать! На бересту, а то – харатью!

– Зачем? – в голосе Славимира прорезался холодок, словно ученик предлагал ему что-то непристойное или преступное.

– Ну как зачем?! Ну вот смотри… ты их помнишь наизусть… ученики твои – тоже… так?

– Ну – так, – косматая голова качнулась, вспыхнули искорки солнца на седине.

– Ну а если они что забудут? Исказят? Не смогут передать дальше, погибнут? Ведь люди не будут этого знать! А если записать…

– А если записать, то враги смогут эти записи сжечь, – тем же тоном продолжил волхв. – Опасность тоже есть…

– Но записи можно спрятать, скрыть, их не исказишь! – не отступил Всеслав. – Создать книгу священную, как у христиан! Почему нет?!

– Нельзя, – покачал головой волхв. Холодок из его голоса исчез, он понял, что ученик задумал не непристойность какую, а искренне хочет помочь.

– П… почему? – ошалело спросил Всеслав.

– Боги заповедали, – коротко ответил волхв.

Княжич несколько мгновений молчал, потом вдруг спросил, подымая глаза:

– Обычай?

– Обычай, – кивнул Славимир, и его прищуренные глаза подобрели. – Ты, должно быть, уже заметил, Всеславе, что обычай – это надмирная сила, его не только волхвы альбо князья слушаются, ему даже боги подвластны.

– Заметил, – прошептал Всеслав, опуская глаза.

– Вот так и тут, – Славимир не отводил от него взгляда. – Обычай запрещает записывать кощуны. Только от человека к человеку. Это уже закон, и его не пересилить.

Всеслав молчал, не подымая глаз. И волхв почувствовал вдруг, что ученик впервые с ним не согласен.

Ну что ж… может быть, пришло иное время…

ПОВЕСТЬ ПЕРВАЯ

ВОЛЧЬЕ МОРЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

В ДЕБРЯХ

1. Кривская земля. Гориславль[3 - Сейчас город Краслава в Латвии.]. Весна 1066 года, травень

Расписная лодья высоко задрала выгнутый нос, украшенный сверху резной конской головой с крупными оскаленными зубами. Носовое бревно резало низкие двинские волны, медленно надвигаясь на вымол.

Всеслав Брячиславич покосился на замерших рядом воев, ухватил взглядом невозмутимое лицо рыжего Несмеяна, чуть заметно усмехнулся – и впрямь, в диковину такое пока что в полоцкой земле, такое посольство встречать. Перевёл взгляд в другую сторону – всего в полусажени от него, чуть впереди, стоял сам владыка Славимир (дело ныне Славимирово, не его, княжье). Волхв сумрачно поблёскивал глазами из-под низких косматых бровей, в густой бороде едва заметно шевелились губы, словно Славимир что-то шептал. А может и правда шептал что, Всеслав вслушиваться не стал – у волхвов свои тайны и свои разговоры. Мало ли, может, молится волхв.

Несмеян же и впрямь был невозмутим. Ну, посольство, ну, волхвы. Ну, из Арконы. Впрочем, о том, что в посольстве именно волхвы и именно из Арконы, во всей дружине Всеслава знали пока что только немногие – всего с десяток из полусотни доверенных людей, которых князь взял с собой в Гориславль. А ещё полторы сотни воев рассыпались по окрестным лесам, остерегая город от внезапного нападения, вражьего лазутчика либо ещё какой внезапной напасти.