Не-доросли. Холодные перспективы

Не-доросли. Холодные перспективы
Виктор Некрас

Учёба в Морском корпусе продолжается, и трём друзьям-недорослям теперь придётся встретиться с новыми соперниками и познакомиться с новыми людьми.

Виктор Некрас

Не-доросли. Холодные перспективы

Недоросль – молодой дворянин, не достигший совершеннолетия и не поступивший еще на государственную службу.

«Толковый словарь русского языка»

под редакцией Д.Н. Ушакова

Ныне, присно, во веки веков, старина,

И цена есть цена,

и вина есть вина,

И всегда хорошо, если честь спасена,

если другом надёжно прикрыта спина.

Владимир ВЫСОЦКИЙ

Глава 1. Вразнобой

1

На промороженных окнах от печного жара протаяли прозрачные озёрца, в которые косо падали длинные блики – солнце поворотило к западу, и скоро эти блики повернутся и станут не косыми, а прямыми, станут ещё длиннее, дотянутся и до жарко натопленной изразцовой печи.

Окна были высокие, почти в человеческий рост, с тяжёлыми переплётами карельской берёзы, и в каждом – стёкла размером с лист бумаги in quartro[1 - В четверть бумажного листа, т.е. А4.].

Влас стоял коленями на стуле, опершись на выгнутую спинку локтями, задумчиво шевелил ступнями и безотрывно глядел в проталину на окне, прижимаясь лбом к окуржавелому стеклу. Лоб леденило холодом – привычное ощущение. Стёкла у Иевлевых были не самого лучшего качества, чуть мутноваты, там и сям тронулись желтизной, а кое-где и прозеленью, но широкий простор заснеженного залива разглядеть было можно.

Отсюда, с Коломны, вид на залив и так был хорош, а иевлевский дом ещё к тому же стоял у самой набережной, и от морских (морских, да… и всё-таки – морских!) ветров его чуть прикрывали только три сосны на песчаном откосе, сами изогнутые от постоянного ветра.

Кто-то протяжно вздохнул около самого уха, Влас медленно повернул голову.

Венедикт.

Веничка.

– Что там? – таинственным шёпотом спросил кузен, заинтересованно кивая в окно. Власу понадобилось всего мгновение, чтобы понять, что кузен иронизирует. Ну и правильно – ишь, гость, уставился в окно и в ус не дует.

Он нехотя повернулся спиной к окну и уселся на стуле, забросил ногу на ногу, качнул носком штиблета.

– Нет, ну правда, Влас, – Венедикт чуть надулся, упал на соседний стул, толкнул помора в бок. – Чего ты там увидал такое?

– Море, – нехотя ответил Смолятин. Теперь ему и самому уже казалось дивно – эва, моря не видал, что ли? Видал и не таково, как эта Маркизова лужа, настоящее море! – Видел, простор какой?

– Льды, – всё ещё непонимающе сказал Венедикт.

– Ну да, – кивнул Влас. – На Белое море наше похоже. У нас от крыльца в Онеге, бывало вот такой же вид открывался – и льды, и торосы, и далеко-далеко на льду – полынья, а около неё словно пятнышко серое – нерпа подышать вылезла, свинья водяная… только льды – белые-белые, а здесь немножко зеленью отливают…

Голос его дрогнул, чему помор сам несказанно удивился – видимо, всё же стосковался он по дому. Впервой так надолго из дому уехал – хаживал и на Матку, и на Грумант, и в норвеги, только ни разу дольше трёх месяцев не доводилось, да и постоянно рядом свои, знакомцы были, которых знал с малолетства. А сейчас он в Питере уже больше полугода, а из своих знакомцев, которые поморской говоркой умеют – только брат Аникей, да и тот больше по-здешнему изъясняется. Да и сколько ты его видел, того брата-то за полгода? Два раза, да и те на последний месяц пришлись, на декабрь.

– Тоскуешь? – всё так же и тихо и понимающе спросил вдруг Венедикт, и Власа мгновенно охватило сразу два противоречивых чувства.

Сначала – словно чем-то тёплым прошлось по душе, вот-вот – и слёзы на глазах появятся, так, словно кто-то родной рядом возник и по голове погладил. Впрочем, если подумать, то так и есть – Венедикт-то как-никак родня. Но думать не хотелось ничуть.

Потом, сразу вслед за первым – злость. Да что этот мальчишка (пусть даже и ровесник, а всё равно – сопляк!) о себе воображает?! В море не бывал, на кулаках с другими кадетами и то побиться робеет – а туда же, в утешители лезет!

Но прихлынуло волнами и тут же ушло. Мгновенно. Спряталось где-то в глубине, затаилось, словно палтус в песчаном дне.

Венедикт, видимо, всё же что-то почуял, чуть отодвинулся даже, глянул настороженно. Влас выдавил из себя улыбку – должно быть, подействовало, поверил кузен.

Или не поверил. Но понять это ни тот, ни другой уже не успели.

Дверь распахнулась с треском, обе филёнки стукнули о стены, и в комнату вбежали две девчонки в одинаковых платьях тёмно-голубого батиста с кружевами и рюшками, с шиньонами[2 - Шиньон – женская причёска с использованием волос, собранных на затылке, то же, что и пучок (от франц. chignon – затылок). Чаще всего для шиньонов используют накладные волосы.] в тёмно-каштановых волосах – обе были похожи на Иевлева.

Близняшки.

Остроносые, лица как миндальный орех, карие глаза, ямочки на щеках. И не отличишь, только одна чуть ниже ростом и черты лица тоньше и мельче.

Сёстры Венедикта, Наташа и Соня. Натали и Софи, как они представились при знакомстве, но тут же исправились и назвали русские имена, как только мать Венедикта сделала строгое лицо.

– Ага! – звонко выкрикнула Наташа, старшая (Власу втайне уже сообщили, что она старше на четверть часа), та, у которой черты лица покрупнее и ростом повыше. – Нашли! Вот вы где, братцы!

Нет, жаловаться было не на что – помора Иевлевы приняли как своего, так, словно давно забытый родственник воротился после долгой отлучки (тем более, что в какой-то мере так оно и было). У Власа даже возникло странное чувство досады на материну гордость – и чего было дичиться столичной родни?! Хотя в глубине души он, конечно, понимал – чего. И сам, пожалуй, был таким же, как и Аникей. Мало ли что там когда-то прадед Ванятка Рябов женился на дочери капитан-командора? Мужик есть мужик, а дворяне есть дворяне. Как на Дону когда-то говорили – не водись жиды с самарянами, а казаки – с дворянами. Однако вот же – встретились, и всё хорошо.

Девчонки сразу же окрестили его «братцем» – Влас не возражал. Братец так братец, тем более что обе эти егозы живо напомнили ему и дом, и Иринку. Таскали за руки по дому, не пускали в комнату Венедикта, куда кузен несколько раз порывался его затянуть. Потом всё же затянул вот. И тут на Власа накатило – в окно поглядеть.

Однако близняшки и здесь их нашли.

– Матушка велела передать, что ждёт всех к столу через час, – сказала, посмеиваясь, Софи – несмотря на недовольство мадам Иевлевой, Влас всё-таки звал кузин их французскими именами. Про себя звал, но не сомневался, что язык не повернётся звать их иначе и в глаза. Тем более, что и Венедикт звал сестёр так же.

– Натали, Софи, – просительно сказал Венедикт из-за его спины. Девочки весело переглянулись и одновременно рассмеялись.

– Уходим, уже уходим, дорогой брат, – тонко пропела Натали, делая насмешливый книксен. – Как же, понятно, у вас тут мужские тайны…

Близняшки вновь расхохотались и скрылись за дверью.

– Идём, – Венедикт неловко прикоснулся к плечу кузена, словно хотел его подтолкнуть перед собой, но не решился. Нет, Веничка, не меняешься ты, – вздохнул про себя Влас, подчиняясь и шагая ближе к книжному шкафу.

И через мгновение забыл обо всём остальном.

Корешки книг – потёртые и новенькие, матерчатые и кожаные. Буквы – позолоченные и посеребрённые, тиснёные и рисованные киноварью.