Астикл

Астикл
Виктор Некрасов

Описываемые события произошли, когда Елена отбыла срок своего странного заточения в Ксерампелине.

Виктор Некрасов

Астикл

Описываемые события происходили примерно в 311 – 312 годах. Адвокат Пинарий посетил Елену в захолустной Ксерампелине и сообщил о смерти её бывшего мужа императора Констанция, который завещал ей огромную сумму денег. Заодно выяснилось, что Елена пребывает в заточении только по причине своей юридической неграмотности.

Неизвестно, существовал ли в те времена лозунг "на свободу с чистой совестью", но стоит обратить внимание на душевное состояние Елены. В ней были усталость и нежелание возвращаться в прежнюю жизнь. Она тогда не собиралась никому ничего доказывать, сводить какие-то счёты. Она решила дожить свою жизнь на живописном берегу Понта Эвксинского, вдали от суеты и тщеславия. Но что-то пошло не по намеченному ей маршруту. В её планы вмешался рок, пока ещё не ясно, злой или добрый.

1.

Итак, на Елену неожиданно свалилась свобода вместе с богатством.

Оставаться в Ксерампелине ей как-то не хотелось.

Единственное, что держало её здесь – это её Каупона Лавиния, её гостиница, созданная на деньги Лавинии.

– Тассилея, остаёшься за старшую. Вот тебе флакон-алабаструм из-под духов, в нём обломок ветки. Тот, кто предъявит тебе палочку, совпадающую по разлому, тот хозяин этого заведения «Каупона-Лавиния».

– И к чему эта детективная романтика? Что, мы Лавинию не узнаем без этой палки? У неё же на лбу написано, ты же сама рассказывала.

– Тассилея, не тупи! Лавиния может не сама появиться, она может передать права владения.

– А если никто не придёт?

– И такое может случиться. Тогда поделите всё между собой.

– И сколько ждать в этом подвешенном состоянии?

– Я не знаю, спроси у эдила, как там исчисляется срок давности. Самое главное – чтобы всё было по закону и справедливости!

– Так по закону, или по справедливости? Тебе ведь хорошо известно, что это далеко не одно и то же.

– Не доставай меня, Тассилея! Не тускней в моей памяти! Собери всех девочек, я хочу попрощаться.

– Ну что, подруги мои ненаглядные, последний раз видимся, надеюсь. Живите дружно… Особенно вас это касается, Класта и Альцена! С эдилом не ссорьтесь, если придёт сам или с товарищем – приютите по высшему разряду. Если припрётся с двумя или больше – гоните в шею, не пускайте на голову садиться!

– И где ты нашла новое пристанище, лена? – спросили горничные.

Лена – это не фамильярность, это наоборот. Так тогда уважительно называли владелиц заведений сомнительной репутации. Помните, у Овидия: «Pro facie multis vox sua lena fuit»…

Потом у Елены кончились слова, выливались одни чувства. Помолчав немного, она промокнула глаза и сказала твёрдым голосом:

– Слышите ржание белых лошадей? Это за мной! Прощайте, девочки, не забывайте, что вы наместницы красоты в этом царстве уродства! Этот двор – территория нашего посольства!

– Посольства? А разве у нас не война?

– Нет! У нас мирное сожительство и великодушие к побеждённым!

Елена подняла руку с двумя растопыренными в знак победы пальцами, повернулась и пошла к выходу.

2.

Елена решила перебраться на берег Эвксина. Там, в рыбацком посёлке Посиканта, недалеко от Артаки, она присмотрела себе виллу на морском побережье, элегантную, утопающую в зелени и невероятно дешёвую.

После готских набегов недвижимость на морском берегу сильно упала в цене.

Она уже представляла себя, сидящей на террасе и попивающей вино под рокот волн, крушащих прибрежные скалы.

Однако судьба распорядилась по-другому. Как-то она сидела в термополии (кафе) на городской площади Артаки и ждала продавца заветной виллы.

Но вместо делового партнёра к ней приблизился какой-то бродяга с каким-то костылём.

– Тебе привет от сына Монимоса, он просит срочно приехать, – сказал, подмигивая и странно кривляясь чертами лица. – На его деревья, что он посадил в августе, напали гусеницы.

– Я не знаю никакого Монимоса, ни его сына-придурка, который сажает деревья в августе! – резко отрезала Елена. – Я жду человека, а ты мне мешаешь!

– Из Посиканты? Он не придёт, можешь не ждать! – ухмыльнулся незнакомец и подсел рядом.

Елена поднялась и пошла прочь. Бродяга устремился за ней. Он уже не ковылял, а костыль зажал под мышкой.

– Ну а меня ты узнаёшь? – спросил он тихим голосом.

Елена взглянула в его лицо – действительно, что-то в облике преследователя показалось ей знакомым.

Когда они вышли на безлюдную улицу, незнакомец бесцеремонно схватил Елену за руку.

– Что ты себе позволяешь, хамло?!

– Мне надо удостоверить твою личность. По моим сведениям, на бугорке луны должна быть выколота пентафилея. Вот она, значит всё правильно, это и есть Елена. А ты не ломайся, было время, когда я хватал тебя не только за руку. Это было в Наиссе, но сейчас не до воспоминаний. Меня зовут Астикл, прислал меня твой сын Константин, чтобы я тебя срочно вывез в Треверы. Здесь тебе опасно.

– А ты что, не мог этого сказать сразу?

– Не мог. Весь эмпорий прослушивается скрытыми системами из раструбов и резонаторов. Все те горшки – они не декоративные, это эхеи, они от слова «эхо», чтоб ты знала!

– Что за чушь ты несёшь, кому я нужна, чтобы меня подслушивать?!

– Следят именно за тобой, можешь мне поверить! Эти стелы с изречениями философов расставлены по эллипсу, а тебя посадили именно в фокусе этого эллипса! Поэтому и пришлось шифроваться. «Монимос» – это по-гречески «Констанций», а сын Монимоса – это, следовательно, Константин. Неужели трудно было догадаться – я ж тебе старательно семафорил мимикой лица своего, морганием глаз сигналил.

– А ты не сообразил, что Константин – это ещё и мой сын?

– Если бы я так сказал, нас бы сразу засекли. А про август я упомянул, надеясь указать на город Аугуста Тревирорум, Треверы, где он тебя ждёт… Эх, я так талантливо иносказательно сказал, так хитроумно заметафорил, а ты ничего не поняла, – огорчился Астикл.

– А у Константина поумнее никого не нашлось для моего спасения?! – засмеялась Елена.

– Нет, я самый умный и эффективный. Только я могу отвезти тебя сначала в Тессалоники, а потом во владения Константина.