Поток сознания. Проза, рассказы

А дальше ты представляешь, – оживился Человек, – у нас тоже порядки к звериной жизни приближаться стали. Говорят, если хоть что-то можешь делать – делай, а не умеешь или не можешь – катись из этой жизни куда подальше. Только сильный, умный, предприимчивый право на жизнь имеет.

Ну, это совсем правильно, – говорит Волк, – чего же тут непонятного. Трудиться надо, лодыри нигде не нужны. Чем ты, Человек, недоволен?

Видишь ли, друг мой, – отвечает Человек, – людям давно пора лететь в далекий темный космос, за голубые небеса, в звездный мир, чтобы спасти свою душу, тело и продолжить жизнь Земли. Согласись, для этого надо очень много умных людей, чтобы они эту сказку былью сделали. А если разбрасываться своими способностями, как предлагаешь ты, не хватит сил для далекого похода. Так можно что-то очень важное пропустить, без чего беда постигнет и уже поздно будет вернуться назад, ошибку исправить. Умная мысль одна на всех дается и неизвестно, в какой голове она промелькнет и найдет пристанище, воплощение мечты своей. Когда-нибудь она обязательно достучится, найдет дорогу к людям, но это моет оказаться слишком поздно. У людей другой закон должен быть: каждого с его способностями к делу пристроить обязательно надо, чтобы себя всем необходимым обеспечивал. Тогда далеко ехать можно и всем всегда всего хватит. Трудная это задача. Только в стае так получается.

Тут Волк припомнил что-то, посмотрел в ту сторону, где обычно бывает Луна, повыл немного, погрустил о тех временах, когда в стаю собираются чтобы покушать, с голоду не умереть, и чтобы самого не съели, вспомнил о волчьих свадьбах, о торжествах продолженья жизни волчьей, зевнул, оскалился вместо улыбки и говорит: – Ладно, Человек, иди дальше в свой далекий мир по этой тропинке в темный лес. У твоего счастья вкус особенный: все слова, да и только, еще отравишься этой идеей. У людей может так и хорошо: каждому досыта, а здесь кому-то покушать, а кому-то в пасть на обед. Людей сколько хочешь быть может, все прокормятся, сами пищу делать научились, а здесь с этой идеей получаются кругом одни волки. Кого же тогда есть?

Человек пожелал Волку удачи в рассуждениях о смысле жизни и о том, в каком мире лучше жить и кем там лучше устроиться волком, собакой, человеком или еще кем-то и отправился дальше в путь. Его провожал шорох леса, аромат хвои и лесных трав и взгляд Волка, олицетворявшего собой все неведомые Человеку силы Земли и Вселенной.

Волк постоял, потоптался, подумал – есть над чем, присмотрелся: нет ли поблизости капкана и подался в чащу леса травку, ягоды пожевать, а то слишком умен стал от общения с цивилизацией, еще чего доброго инстинкт пропадет. Инстинкты не должны пропадать, вкус у них необыкновенный.

Холостяк

Сидят как-то трое: начальник, работник и мужик и разговаривают. Бывают всегда такие минутки перерыва на работе.

Работник; – спрашивает мужик, – а чего ты неженатый. Сколько годков-то?

Да, полсотни скоро стукнет; – отвечает работник. – Как тут объяснить? Понравилась в юности хорошая девушка, хотел с ней познакомиться. Та толком ничего не говорит, а какой-то другой парень подходит и замечает: – Занято! Как это так, – думаю, – кроме меня кто-то лучше оказался, быть такого не может. Получился крутой разговор, криминал. Родители подумали: – Что с ним делать? Дела свои устроить не умеет, тупиковая ситуация из всякой проблемы у него получается, только скандалы да вздохи. Как он дальше жить будет, если мы ему поможем сейчас это дело наладить. И решили: – Пусть пойдет, поучится, ума наберется.

Почему же ты сам за свою любовь бороться не стал? – Спрашивает начальник.

Видишь ли, в чем дело, – говорит работник – оказалось свое мнение на этот счет у предмета увлечения, так что и смысла не было.

Тебе, верно, не посчастливилось догадаться, как с этим предметом обойтись, как с ним быть и бытовать, поэтому так и вышло, – заключил начальник.

Да, фортуна от нас отвернулась, – согласился работник. Только с тех пор казаться стало, будто всякие скандалы, неудачи, разборки смысл родительского заклинания имеют. Если родители возражают, считай, что шпана тебя разгонит с Бродвея, желания не сбудутся. Часто возражения их совпадают с крушением собственных надежд. На путь истинный направляют одинаково и от радужных восхищений избавиться, одинаково помогают: с небес на землю возвращают.

Вот тебе и раз, – удивился мужик. – Если шпана под руководством родителей, то кто же тогда родители?

Родители, они не шпаной, конечно, заведуют, а своим человеком и являются перед ним на его жизненном пути в разных образах на основании своих родительских прав с помощью каких-то непонятных способов, рассуждал работник. – Родители – это, наверно, государство в своем начальном виде, его самая маленькая модель. Только получается машина немецкая: как сам скажешь, произнесешь, так тебе в точности и исполнят, а не как правильно. Никакого совета доброго не добавят и так до тех пор, пока все как надо не скажешь, а это не всегда сразу получается. Мысли словами оформить не просто. А тут еще только разобрался в одном месте, решил все, договорился, смотришь: другой разговор начинается.

Что-то ты разгорячился, – заметил мужик, – так сам шпаной окажешься.

Вот и пошел я поучиться уму разуму, – продолжал работник. – Учился долго, чепухой некогда заниматься было и сильно заболела голова. Оттого выпил немного, загулял. Родители видят, – дурью мается, места себе не находят и решили: – пусть пойдет, поработает, узнает, как копейка трудовая дается. Дурные мысли от безделья появляются. К тем, кто трудится, дурные мысли в гости не ходят. Работал, работал, голова из загула вернулась, но стала совсем седая и волос поубавилось, а мыслей не добавилось. Теперь только про женитьбу заговорю, сразу растление молодежи приписывают, аморальную статью шьют.

А зачем тебе молодежь? – спрашивает начальник, голос у него от возмущения задрожал. Ты что, с ума сошел: на девушке жениться, тебе посолиднее контингент нужен.

Как это, – недоумевает работник. – Что же, за всю свою жизнь я не заработал радости от прелести юной свежести и девственной красоты, того, о чем мечтал всю жизнь.

Да, у меня у самого юная дочь, – возражает мужик. – Я не позволю, не потерплю, не смирюсь, чтобы ее старик обнимал. Ей противно будет, над ней смеяться будут.

Да, – поддержал начальник, – хочешь бесценными красотами наслаждаться, гони монету, зелененькими. У нынешних королев красоты знаешь запросы какие: крутых подавай, миллионы для начала, виллы у моря, счета за границей. Зачем им старик, бедный и нищий.

Я тоже был красивый и гордый, – возразил работник. – Да и теперь неплохо выгляжу. Пару мне подстать надо: королеву хоть какой-нибудь красоты, юную и неиспорченную. Сам говоришь: за деньги кого хочешь обнимут. А если такие запросы в наши времена, значит, надо их осваивать, увеличивать богатство наше личное и страны в целом. Нужен миллион для счастья, значит, он у меня должен быть ради этой великой цели.

Начальник подумал немного и говорит; – красивые слова, только кто тебе должен и обязан этот миллион дать? Что-то я не припомню за тобой таких великих дел, за которые его можно было бы хотя бы оформить.

Ты подумай, кто тебе пара, – поддержал мужик. Женщина, тридцать лет хотя бы. Ей хозяйство твое пригодится, огород. Зарплата вместо миллиона сойдет. Ей человек, мужик нужен, который жизнь наладить во всяких условиях умеет и без миллиона в том числе.

Ты что же, заслуженные мной золотые миллионы на деревянные тыщи поменять хочешь, – не унимался работник. – Нужен ей мужик, пусть мужика ищет. А я парень есть на самом деле, жених и мне невеста нужна. Невеста срок годности имеет: восемнадцать или двадцать лет и не больше, чтобы пик рождаемости не прошел. Так наука говорит.

Наука говорит еще, – возразил мужик, что если тебе пятьдесят, то с молодой женой жить очень сложно будет. Надо жену постарше, да и зачем тебе дети в таком возрасте? Что ты с ними делать будешь.

Дети нужны, чтобы работники продолжались. А то народятся одни начальники и мужики. Кто тогда работать будет, – уверенно заявил работник. Жизнь продолжаться должна. А то женюсь: мне пятьдесят, ей пятьдесят, родится ребенок, а кто его воспитывать будет? Меня вон до пятидесяти лет воспитывали и то, говорят, уму разуму не научили. Что же с ним будет, если посоветовать, поддержать некому. Тогда скажите, что жить можно не восемьдесят, а восемьсот лет. Тогда многие поймут и оценят Ваши усилия в деле выдержки молодых людей до зрелого возраста. Готовили их к самостоятельной жизни. Похвально. Поколение самостоятельных людей получается. А если всю жизнь ожидать какого-то чуда, и в конце пути оказаться дряхлым, ни на что неспособным человеком, извините, это очень скучно. Даже более того – опасно для каждого отдельного человека и для общества в целом. Перезрели плоды Ваших романтических увлечений и особых каких-то убеждений.

Эк тебя раззадорило, – удивился начальник. Когда бы в деле такой был, давно бы женился. А то увидишь кого, словно язык проглотил, двух слов сказать не можешь. Никто не обязан тебе невесту подавать. Должен сам проблему решать. У тебя запросы большие, а предложений никаких.

Ну, почему нет проектов, – возмутился работник. – Вот, например, женюсь на двадцатилетней, а теща мне ровесница, мужика у ней нет. Поживу с молодой женой, отправлю ее в декретный отпуск, а сам с тещей заниматься буду. Ведь после полувекового ожидания супружеской жизни меня так раскочегарит, что, пожалуй, остановиться трудно будет. А остановишься, может, снова и не раскочегаришься. В таком состоянии вредны перерывы в супружеской жизни, даже опасны для здоровья.

Вот так раз, – всполошился начальник, – откуда такой бред, что с тобой? Так долго скрывал свои коварные замыслы и вдруг высказался.

Что же тут удивительного, – продолжал работник. Имею я моральное право восполнить отсутствие счастья за долголетние ожидания? Вот подсчитай: мне пятьдесят, сколько надо добавить людей, чтобы всем по двадцать лет было, если все остальные – по восемнадцать лет девушки?

Пятнадцать девочек и один ты вместе с ними; – вмешался мужик. Только после встречи с одной такой красавицей у тебя приступ случится, а она убежит на сторону. Ежели приступа не получится, ее родственники тебя пришибут, живым трупом в момент оформят или отправят куда-нибудь в переделку. Там тебя стерилизуют, чтобы семейной картины никому не портил, а потом вовсе кто-нибудь уничтожит, чтобы не осталось следов твоего укрощения.

Всех-то не прибили. Почему же так сильно не повезет именно мне? – Возразил работник. – Нужна жена, а не обморок, – продолжал он развивать свою мысль. – Жена, с головой и телом, способными сделать счастливыми себя и меня. Жена – Женя и Наташа, сокращенно жена, двойняшки. Для всех одна женщина, а у меня одна забеременеет, рожать пойдет, а с другой жить буду, по очереди. Чтобы не сбежала, как ты говоришь, на Канары, надо ей вовремя второго ребенка сделать, пусть с ним занимается.

Так тебе сколько детей жене сделать надо для полного счастья: два, четыре или тридцать? – Соображал вслух начальник. В это время у него на столе зазвонил телефон. Начальник радостно схватил трубку, выслушал сообщение, что-то пробурчал, подумал и объявил: – привезли спец-продукты и уже начали выдавать. Идите и принесите, может быть вам там больше повезет, чем в разговорах о любви. Надоели совсем со своей болтовней и анекдотами.

Работник и мужик отправились за спецпитанием. У стойки, где расположили пакеты с товаром, стояла раздатчица. На голове у нее красовался платочек – повязка. Повязка эта в разные времена была то белого, то любого другого цвета. Вокруг уже собралось много людей, в основном дамы приятной внешности.

Как ты думаешь, – поинтересовался работник, – цвет повязки на голове раздатчицы имеет какой-нибудь смысл или нет.

Я не обращал на это внимания, – ответил мужик. – Ты, верно, опять что-нибудь на придумал.

Если получать продукты со своим коллективом, в свою очередь, скорее всего никакого смысла в цвете повязки нет, – согласился сам с собой работник. Ведь должны же быть самые обычные продукты, которые употребляются в пищу всей семьей. А что, если всем этим людям сказали, что они получают продукты не в свою очередь, а с соседним коллективом. Начальник что-то долго выдумывал прежде чем нас послать.

Он думал, как бы наш разговор завершить побыстрее, – предположил мужик.

А может быть он нас сразу куда надо послал, – продолжал работник. Смотри, белый цвет повязки – продукты стерильные. Покушаешь и можно идти целоваться на ветру, раздеваться где-нибудь перед кем-нибудь, свои красоты представлять, чтобы поняли правильно и пара подходящая друг другу состоялась.

Так ведь это же не обязательно раздеваться, – возразил мужик. – Можно условностями обойтись и договориться. А что с любым другим цветом повязки?

Совсем просто, – оживился работник. Кому надо детей рожать, берут продукты, принимают внутрь – и нет проблем.

Резво, – заметил мужик. А если им сегодня этого не надо, как быть с продуктами?

В том-то и дело, что все они здесь люди не случайные, работу с ними ведут, помогают семью создавать, с их согласия, разумеется, размечтался работник. – Значит, дошли куда надо все мои взгляды на жизнь, не пропали даром проекты.

Эк тебя угораздило. Это все твои выдумки, фантазии, – успокаивал его мужик.

А, продукты правда дают, по-настоящему? – спросил работник.

Продукты дают правильные, – согласился мужик.

Хорошо, когда в людях есть согласие, – продолжал работник. Главное, чтобы человек здоров и сыт был, тогда большие дела ему по плечу окажутся. Как только собой заниматься стал, значит, скоро пора жениться.

Продуктов им в этот раз так и не досталось. На голове у раздатчицы была повязка любого другого цвета.