Провинциалы. Книга 3. Гамлетовский вопрос

В большом кабинете главного идеологического отдела стояло три стола. Самый большой, заведующего, возле окна, так, чтобы обозревать остальные. На нем был идеальный порядок: на углу слева – стопка чистых листов, в центре – письменный прибор с набором ручек и карандашей и последний субботний номер газеты, справа – бордовый том из собрания сочинений Ульянова – Ленина и еще пара книг на современную комсомольскую тематику.

– Странный разговор у нас с Сергеем сейчас состоялся, – не выдержал Жовнер, прикрывая дверь.

– Ультимативный? – догадливо усмехнулся Виктор, вешая пиджак на спинку стула. – Кантаров у нас теперь большой начальник… На ответственном посту… Шутить ему теперь некогда, да и непозволительно. Шишка на ровном месте…

– Мне казалось, вы друзьями были…

– Скорее, приятелями. На каком-то этапе – единомышленниками. Как Ленин с Троцким… Начальственное кресло, Саша, имеет соблазн непогрешимого всезнания… Увы, Сергей против этого соблазна не устоял…

– Я не заметил, чтобы газета особо изменилась… Слабых материалов поубавилось, не спорю, но заметных не прибавилось…

– Программная установка нашего ответственного секретаря, кстати, поддержанная редактором и утвержденная редколлегией, – поднять уровень публикаций до среднего, подтягивая слабых и сглаживая сильных, – словно процитировал Красавин. – Так что учти, выделяться тебе не дадут. Стратегическая задача – добиться устойчивой работы редакции, чтобы в запасе материалов было на два номера…

– Я насчет уровня что-то не понял…

– Скоро поймешь, – иронично улыбнулся Красавин.

– А ты с Кантаровым…

– Не общаемся, – не дал закончить тот. – Разошлись по тактическим соображениям… Но не хочу навязывать свое мнение, сам разберешься… Только учти, редактор на его стороне. Пока вытягивай отдел, а пиши так, как умеешь…

Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянула Галина Селиверстова. Нарочито удивилась, выразив свою радость по поводу появления Жовнера полуулыбкой:

– С приездом, Саша… Мы тебя заждались… Да, тебя Заворот разыскивает.

И, не закрыв дверь, зацокала каблуками по коридору.

Жовнер взглянул на саркастически улыбающегося Красавина.

– Разведка, – негромко пояснил тот. – Будь готов к профилактическому разговору с ответственным секретарем по поводу контактов с коллегами во время рабочего дня…

– Да ну вас, – отмахнулся Сашка и пошел к редактору…

Заворотный в приемной давал распоряжение Олечке что-то оперативно напечатать и, не заходя к себе, повел Жовнера к Кантарову.

– Мы уже определились, – предупредил его представление ответственный секретарь.

– Вот и хорошо. Я только хотел уточнить порядок сдачи материалов. Неделю мы даем Александру Ивановичу на вхождение, а потом строго по сетевому графику, без снисхождений.

– Я так и сказал.

– Понятно, – подтвердил Жовнер, умолчав, что о конкретных сроках сдачи первый раз слышит.

Потом пошли в отдел писем, где их встретила Березина, одетая в яркий, цветастый и короткий сарафанчик, соблазнительно оголявший шоколадного цвета плечи и почти не скрывавший аппетитного цвета ноги. Фигура у нее действительно была изумительная, Сашка даже на некоторое время выпал из разговора, опять вспомнил Лариску Шепетову – только та могла бы посоперничать с Мариной. Но исключительно фигурой, на лицо Березина была бесспорно симпатичнее.

Она постаралась изобразить радость от появления долгожданного заведующего, но тут же пожаловалась редактору, что возня с письмами ей не нравится.

– Давайте я вернусь к Селиверстовой, – с настойчиво-просительной интонацией произнесла она. – Галка же часто болеет. А оперативные материалы по теме отдела делать надо… Александр здесь с письмами один справится.

– Подумаем, – благодушно пообещал Заворотный. – Ты расскажи ему все, покажи.

– Ну, он уже большой мальчик, сам разберется, – выстрелила та взглядом неопределенного цвета глаз под черными длинными ресницами.

– Ладно, соблазняй не в рабочее время, – строжась, произнес редактор. – Мужу скажу.

– Муж не стена…

– Марина! – перебил ее Заворотный, повысив голос. – Поможешь, а потом вернешься в свой отдел…

…Неделя у Жовнера ушла на то, чтобы вникнуть в дела и разобраться с почтой, до которой у Березиной, пару недель назад, после увольнения Пасекова, брошенной сюда на прорыв, руки не дошли. На второй день Сашка понял почему. Рабочий день ее начинался после неспешного чаепития в кабинете Селиверстовой, который в редакции был зоной, закрытой от каких-либо репрессий. Затем она долго красовалась перед зеркалом, висящим на стене, без стеснения делясь с Сашкой новостями личного характера: о капризничавшем с утра сыне, задержавшемся в командировке муже, о душной ночи, которую она провела, раскинувшись в одиночестве на двуспальной кровати совершенно голая, и о том, каким взглядом ее провожал сегодня совсем юный, похожий на Есенина, мальчик… Наконец со вздохом садилась за стол и начинала неторопливо перебирать письма, сортируя их по темам. Вдруг начинала вслух читать понравившееся или рассмешившее, а последнее еще бежала показать Селиверстовой или Кантарову.

После обеда, с которого она, как правило, возвращалась на полчаса, а то и час позже (проблемы с городским транспортом), начинала писать обзор, но трудовой азарт быстро угасал, и она бралась за то, что было проще, начинала писать запросы в официальные органы, бросая на Сашку взгляды, наполненные невысказанной тайной и явным желанием отвлечь его от скучного занятия – подготовки актуальных писем к публикации.

Но все-таки к пятнице они завершили разбирать почтовый завал («графоманская засада» по Кантарову), Марина вернулась в отдел Селиверстовой, на прощанье выразив сожаление, что Жовнеру достался такой скучный отдел, а к нему перевели Смолина, который, похоже, растерял свою строптивость и был пугающе послушен и исполнителен. Его Сашка и посадил разбирать письма, рассылать по инстанциям жалобы и отвечать на откровения по поводу неразделенной любви, внешне радуясь и тайно огорчаясь тому, что с понедельника уже не будет видеть Марину, слушать ее искушающие откровения…

Хотя и был занят, безвылазно просиживая все дни и вечера в кабинете, тем не менее он ощутил напряжение в редакции. При Белоглазове двери в кабинеты были, как правило, распахнуты, в коридоре громкоголосо обменивались последними житейскими новостями сотрудники, улыбающаяся Олечка порхала туда-сюда, обнадеживая своим бюстом неженатых и стимулируя творческое воображение семейных. Теперь же в редакции было на удивление тихо, все двери плотно закрыты, Олечка все время сидела на своем месте, в кофточке с высоким вырезом, в котором соблазнительную выпирающую матовость девичьей непорочности уже невозможно было разглядеть.

По коридору чаще других громко шествовали или Кантаров в сторону кабинета редактора, или же сам редактор, отправляющийся на очередное важное совещание в вышестоящие органы. Остальные сотрудники скользили безмолвными тенями, торопясь исчезнуть либо в своем кабинете, либо за входной дверью. Эта обстановка чем-то напоминала уже знакомую обкомовскую и никак не вязалась с атмосферой всех предыдущих редакций, в которых он работал…

В пятницу он собирался уехать пораньше домой, уже проинструктировал Смолина, что тому делать до конца рабочего дня, но тут прибежала Олечка: Заворотный его вызывал.

Редактор просматривал полосы завтрашнего номера, был настроен благодушно, поинтересовался, вник ли Сашка в проблемы отдела. Выслушав отчет о проделанном, благосклонно покивал и напомнил, что главное – вовремя по сетевому графику сдавать материалы в секретариат.

– Я с Сергеем Никифоровичем солидарен, – веско произнес он. – Нам надо иметь запас хотя бы на два номера газеты. Сетевое планирование – эффективная форма, надо научиться собственные планы неукоснительно выполнять. У нас тут некоторые умники не согласны, что количество со временем перейдет в качество… Этим они прикрывают желание разгильдяйничать.

Жовнер хотел было возразить, что подобный закон не всегда работает, но по выражению лица редактора понял, что не стоит этого делать.

Пока Заворотный пространно делился своим (и ответственного секретаря) видением перехода от количества плохих материалов через многократные переделки к хорошим, что в будущем должно было вывести газету в лучшие в стране, надежды уехать пораньше становилось все меньше и меньше, и, когда Сашка вышел из кабинета, так до конца и не понявший, зачем его тот вызывал, спешить было уже некуда.

На всякий случай заглянул к Красавину. Тот оказался на месте – заканчивал материал в номер, попросил подождать его.

– Тема есть интересная, – многообещающе бросил он. – Обсудить надо.

Зашел он в конце рабочего дня. Сашка заканчивал писать план на неделю, Смолина он еще раньше отправил в крайком, забрать пришедшее туда письмо. Красавин оглядел кабинет, хмыкнул.

– У Марины меньше порядка было.

– Она особо им и не занималась…

– Это верно. Дама она спонтанная – все делает по настроению.

Но фаворитка, может себе позволить иметь слабости, – Виктор сел на стул напротив. – Ну, как первые впечатления?

– Некогда было разобраться, – уклончиво отозвался Жовнер. – Из кабинета не выходил, завалы… Вот только сегодня редактор своей стратегией поделился…

– О неизбежном переходе количества в качество… – усмехнулся Красавин. – Это не его стратегия, а Кантарова. Серега, в общем-то, неплохой мужик и не дурак, но тут у него бзик. С этой стратегией хорошо штангистов тренировать, мускулы наращивать. А извилин от этого больше не станет. Не понимает, что просто загонит ребят, интерес отобьет, особенно у молодых. Мы на эту тему с Сергеем не раз спорили, – заметил он. – Но характер у него женский: хочу и буду… Да и Галка – стерва еще та. Понятно, он ее слушает, ночная кукушка… А у нее один критерий: кому она нравится, тот и хорош, и талантлив… Пока ты ее хвалишь, она со своими вассалами тебя хвалить будет. А Серега поддерживать…

– За что хвалить? – удивился Сашка. – Пишет она не лучше остальных… План по строкам, как я понял, тоже не делает… – и догадался: – А вы с Сергеем поругались из-за нее?