Темные пророчества (сборник)

Темные пророчества (сборник)
Виктор Ночкин

В этом сборнике пять повестей и рассказов фэнтези. Пять миров, пять историй, пять загадок.

Виктор Ночкин

Темные пророчества

Ночь, дождь, город

Клариссе было не по себе. Скорей всего, из-за дождя… А может, виноват Гвенлин? Кларисса нарочно убралась подальше от его логова, чтобы не видеть и не вспоминать. Гвенлин… Именно Гвенлин сделал ее такой, какова она нынче, подарил новую жизнь, избавил от прозябания в унылом родительском доме… и никогда не забывает напоминать об этом. Да… Подарил новую жизнь? Да жизнь ли?

Вот позавчера нагрянул… как обычно, веселый, улыбающийся, в щегольском наряде. Прикатил в собственной карете с глухими черными шторками на окнах. Следует отдать Гвенлину должное – он не боится путешествовать днем. Не боится нанимать кучера… Он много чего не боится… не то, что Кларисса, которая забилась в темную нору и покидает дом лишь по ночам и не чаще, чем раз в неделю.

Дождь тогда уже лил вовсю, поэтому Гвенлин покинул темное нутро кареты без опаски и, аккуратно переступая изящными башмачками через лужи и грязь, вошел в клариссин дом.

– Ты никак не приведешь жилье в порядок! – вместо приветствия.

Кларисса пожала тощими плечами. Никак не приведет. Точно. Никогда. Повсюду пыль, под ногами груды хлама, мебель рассохлась, углы заплетены паутиной. И что с того? Она большую часть суток проводит в подвале… впрочем, и там не лучше – разве что пыли поменьше. Девушка прекрасно знает, что Гвенлин живет в чистеньком особняке, у него уютно и мебель новая, по последней моде.

– Кларочка, так нельзя! – без укоризны, наставительно, с прежней белозубой улыбочкой.

Отставил стройную ногу, правой рукой картинно оперся о спинку стула. Изящный кавалер. Именно таким он впервые явился перед ней… и сейчас хорош. А она – замухрышка в грязных лохмотьях. Тощая, бледная, волосы стянуты на затылке тряпочкой. Два года назад выглядела получше, но все равно – замухрышка. Золушка из сказки. А Гвенлин – прекрасный принц.

– Кларочка, ты же знаешь, что я питаю к тебе отцовские чувства… в некотором роде. Мне больно видеть, как ты губишь себя!

Что хуже всего – он, возможно, говорит совершенно искренне насчет отцовских чувств. Кажется, Гвенлин в самом деле пожалел деревенскую дурочку… тогда, два года назад. Ей было шестнадцать, отец, овдовев, женился на пышной блондинке, у которой была собственная дочь. И впрямь – история Золушки. Сводная сестрица, годом старше Клариссы, тоже пышная и тоже блондинка, пользовалась успехом, а угрюмая младшенькая… ну, Золушка, точно. Ей постоянно казалось, что отец больше не любит ее, что забыл маму… с этой визгливой толстухой. Должно быть, Кларисса с самого начала была груба с мачехой и сестрицей, чего же удивляться, если семья стала платить тем же… И тут возник Гвенлин – изящный, улыбчивый, остроумный… и главное, понимающий. Клариссу никто не понимал так, как этот милый кавалер. Он всегда появлялся лишь после заката – так романтично! Сперва Кларисса отнеслась настороженно к этому франту, не верилось, что столь симпатичный кавалер по-настоящему интересуется угрюмой девчонкой. Но Гвенлин терпеливо сносил ее колкости, улыбался неуклюжим остротам… Кларисса привыкла, а когда он не являлся – тосковала. Часами высматривала, высовываясь из окошка едва ли не по пояс – не мелькнет ли внизу нарядный камзол?

Как-то постепенно получилось, что она не может обходиться без встреч со странным кавалером… Полуночные беседы стали настоящей жизнью, а днем Кларисса никого не желала видеть – угрюмая, бледная, не выспавшаяся. Девушка ненавидела домашних с их низкими делишками… То ли дело – Гвенлин. Он всегда говорил то, что нужно. То, что интересовало Клариссу по-настоящему. Он понимал.

Девушка не задумывалась, почему он улыбается лишь губами, не показывает зубов. С другой стороны, это тоже казалось утонченным и изящным. Сестрины ухажеры ржали, широко развевая пасти – фу, гадость. Только потом, когда знакомство стало близким, Кларисса поняла, что Гвенлин не хотел, чтобы она раньше времени видела его зубы. Зато теперь он улыбается, демонстрируя клыки.

– Кларочка, тебе следует изменить образ жизни. Изменить коренным образом! У тебя нездоровый вид. Нужно питаться регулярно.

– Ничего, сойдет… – Кларисса так и осталась угрюмым подростком, нравоучения ее раздражают.

Она охотится раз в неделю или еще реже. Ей хватает. Конечно, кожа сделалась сухой и шершавой, под глазами лиловые круги, Кларисса отощала, выглядит отвратительно, Гвенлин прав.

– Ты полагаешь, что сумеешь продержаться дольше, если станешь привлекать к себе меньше внимания? Поверь, это ошибка. Не ты первая, кто так считал. Наш образ жизни сложился за века! Рано или поздно за тебя возьмутся, Кларочка. Ты должна перестать убивать.

– Ерунда, я беру лишь тех, кто не нужен общине – шваль, человеческий сор. И я одна, много ли нужно одной? Зато если появится целая толпа…

– Нет, малышка, это не поможет. Тебе следует создать собственный клан, не убивать каждого… Все так поступают. Кларочка, вспомни, как мы с тобой…

Да, она помнит. Ей отчаянно хотелось понимания, хотелось любви и близости… Об этом мечтают все девочки шестнадцати лет. И однажды она ушла с Гвенлином – ушла, чтоб никогда не вернуться. Ох, как она ошиблась!

– Я помню. Поэтому и не хочу, чтобы еще кто-то стал таким же, как я.

– Мы-то полагали, что ты перебралась сюда, чтобы основать собственную семью, а ты все одна и одна. Кларочка…

Два года назад ей нравилось, когда он звал ее «Кларочкой», теперь это имя ненавистно. Она мечтала о любви, о близости, а теперь обречена оставаться девственницей всю жизнь. Или это не жизнь? Трудно сказать. Зачем ей клан? Зачем ей вообще хоть кто-то? И от Гвенлина Кларисса ушла, чтобы никого не видеть. Он просил остаться, обещал то и это… ей ничего не нужно, Кларисса в состоянии позаботиться о себе!

И ушла, перебралась в этот город. Поселилась на отшибе, охотится раз в неделю, а то и реже. И непременно убивает. Если оставить «надкушенного» в живых, он станет таким, как она. Станет кровопийцей. Потом – еще и еще. Она превратится в главу семьи, все вампиры этого города станут подчиняться девчонке Клариссе, родоначальнице и метрессе. Основательнице колонии. Холодная расчетливая преданность. Никакой любви. Она обречена оставаться девственницей! Навеки – шестнадцатилетняя замухрышка. Проклятый Гвенлин, так обмануть деревенскую дурочку!

Природа рациональна – и потому организм вампира лишен половой функции, эта порода размножается другим способом. Они бывшие женщины и бывшие мужчины.

– Кларочка, послушай меня, никогда не поздно начать заново. Наведи здесь порядок, обзаведись семьей. Питайся регулярно, следи за собой. Поверь, я о тебе забочусь… Кстати, через месяц бал, ты не забыла? Бал и выборы.

О ней он заботится, как же. Рассчитывает, что вновь созданный клан Клариссы станет подчиняться ему и голосовать, за кого укажет Гвенлин. А может, он сам метит в совет? Почему бы и нет. Надеется, что шестнадцатилетняя дурочка будет по-прежнему во всем покорна сказочному принцу.

Гвенлин уехал, а Кларисса потеряла покой. Она даже вышла днем под дождь, а ведь прежде покидала убежище только после заката. Из-за непогоды улицы обезлюдели, и девушка бродила одна… не охотилась, а так… вспоминала. Кларисса проголодалась, но она уже научилась сдерживаться, она умела обуздать голод. Охотиться – только ночью. Зато ночью она никого не настигла на мокрых улицах. Проклятый дождь! Проклятый Гвенлин! Все против нее!

Нынче она тоже выбралась до заката. Тучи, затянувшие небо, позволили бродить без опаски. Кларисса снова увидела красивого мужчину. Статный, подвижный – хорош даже под дождем, укутанный в тяжелый плащ. Он иногда появлялся в городе по ночам, на него приятно было смотреть, Кларисса даже начал считать этого парня кем-то сродни себе… Однажды она видела, как он оглушил здоровенного бородатого толстяка, затащил в подворотню… При виде крови, которая сочилась из разбитой головы бородача, Кларисса едва сдержалась и поскорей сбежала. Она никогда не нападала на тех, кто одет богато, чтобы не навлечь гнев сильных мира сего. Если убивать отребье, то, возможно, Клариссе удастся продержаться достаточно долго. Зачем? Просто продержаться, без цели. За неимением иных перспектив – просуществовать как можно дольше.

И вот сегодня – снова этот красавец. Кларисса с удовольствием отметила, что парень чует ее близость. Он будто ощутил взгляд вампира, огляделся, нырнул в переулок… Ловкий, осторожный! Точь-в-точь, как она! Кларисса отступила в тень и тяжело вздохнула. Если бы она могла любить, непременно влюбилась бы в этого парня. Но – увы!

Кларисса, тяжело вздохнув, отбросила тяжелые мокрые пряди со лба и поплелась в ночь. Как-то неспокойно ей нынче. Возможно, виной тому приезд Гвенлина. А может, затянувшийся дождь, из-за которого невозможно отыскать добычу… или эта встреча с красавчиком. А что, если укусить его? Нет, бесполезно. Ей суждено остаться девственницей…

* * *

Кеннет ничего не имел против дождя. Напротив, дождь частенько мог оказаться полезен. В непогоду на улицах меньше прохожих, стало быть – меньше свидетелей. Дождь смывает кровь, значит, трудней отыскать следы… К тому же все натягивают капюшоны, кутаются в плащи, становятся похожими. С какой стороны ни гляди, способствует…

Однако в этот раз зарядило основательно, льет третий день. Когда такая слякоть начинается летом – это чересчур похоже на знамение. Будто небеса шлют недобрый знак. Все стали нервными, раздражительными, встречные косятся… Впрочем, сейчас Кеннет брел по пустынным мокрым улицам и никого не замечал. Непогода разогнала горожан по домам. Наверняка и в «Треснутой кружке» будет не слишком людно. «Треснутую кружку» Кеннет не любил. Заведение для богатых, которым охота поиграть. Важные господа любят заглянуть в трактир, отведать простой пищи, поглядеть на простой народ… Потрепаться о простых делах…

К демонам! В «Треснутой кружке» не бывает простого народа, ученики ремесленников, грузчики и подмастерья выбирают заведения на окраинах, куда не заглядывает стража. Там дешевое пиво и привычные развлечения. Там беднякам привычно и вольготно. А если что не по нутру, если вдруг стало не вольготно, если не нравится кто – и в рыло можно дать.

А «Треснутая кружка» только подражает по-настоящему веселым местечкам. Здесь другие люди, другие порядки, только случись что – и стража тут, как тут. Цены, кстати, тоже не такие, как на окраине.

Жратва, разумеется, здесь получше… и, покупая пирог в «Треснутой кружке», всегда можно наверняка узнать, что за мясо пошло на начинку. Здесь крысятиной не накормят. Однако Кеннету этот трактир не по душе. Кеннет не привередлив, и всегда при деньгах, однако предпочитает другие заведения. Если бы не работа – не пошел бы в «Треснутую кружку». Но ничего не поделать, – заказчики, все как один, уверены, что именно здесь прилично встречаться с подозрительными типами, вроде Кеннета. Что ж, наемник не против, пусть думают, что угодно.

Кеннет замедлил шаги – странное мимолетное ощущение, будто кто-то глядит в спину из сырой темноты. Ничего определенного… но наемник привык доверять предчувствиям. Что касается предстоящего дельца, сомнения зародились у Кеннета сразу же, едва была названа сумма. Многовато… Но посулили треть авансом, да и человек, который сосватал заказ, был Кеннету давно знаком…

Наемник зашагал медленней, вслушиваясь в шепот капель. Свернул в переулок и отступил в нишу. Снова прислушался – ничего. Похоже, показалось. Иногда шум дождевой воды может сыграть странную шутку со слухом. Кеннет пожал плечами – по плащу скатились струйки. Время в запасе имеется – наемник, прежде чем зайти в «Треснутую кружку», сделал круг, обошел окрестные улицы. Никого и ничего, горожане сидят по домам и ставни заперли. Тем удивительней показалось Кеннету, когда, завершая обход, он заметил незнакомца, бредущего под холодными редкими каплями. Человек плелся, покачиваясь, медленно переставляя ноги, словно наугад. Мокрая ткань облепила сутулую фигуру, и при каждом шаге с промокшей насквозь одежды незнакомца обильно падали капли.

Куда может тащиться этот бедолага поздним вечером в непогоду? Оказалось, в «Треснутую кружку». Когда незнакомец открыл дверь, и на него упал свет горящих в трактире ламп, Кеннет разглядел, что человек одет в лохмотья, сквозь прорехи на мокрую мостовую просочились лучи. Совсем странно. Нищему здешняя жратва не по карману. Интересно было бы поглядеть на его рожу, когда назовут цену. «Треснутая кружка» Кеннету не нравилась еще и потому, что хозяином там был неприятный грубый малый. С наемником-то этот хам не позволял себе лишнего, но Кеннет не раз замечал, как он оскорбляет и унижает тех, кто выглядит не столь внушительно, как рослый плечистый Кеннет. Особенно таких, как нынешний гость – в дрянном дырявом плаще с оборванным краем, висящим неровной бахромой.

Кеннет ускорил шаги и скользнул в дверь следом за чужаком. Тот, неуверенно озираясь, двинулся по пустому залу к стойке, а наемник сел за стол у двери. Немногочисленные гости – а их было в «Треснутой кружке» семеро – провожали взглядами оборванца. Кеннет убедился, что на него не смотрят, и переместился за соседний столик, снова у стены, в тени. Большой нужды в таком поведении не было, он таился по привычке.

Когда незнакомец в рваном плаще приблизился к стойке, Кеннет уже сидел в углу, откинувшись на спинку стула, будто бы уже давно здесь расположился. Мокрый плащ истекал дождевой водой подле наемника… Теперь можно расслабиться, до условленного часа есть время.

Человек в рваной накидке встал перед хозяином трактира, стянул капюшон. Чужеземец – смуглый, волосы черные, густые, вьются прядями, блестят в огнях свечей. Кеннет приготовился глядеть спектакль – сейчас угрюмый бородач, владелец «Треснутой кружки», станет куражиться над бедным чужестранцем. Хотя, возможно, жена заступится. Супруга хозяина – добрая женщина, обычно она на кухне, приглядывает за поварятами, но нынче стряпни мало, и толстуха сидит рядом с мужем – синий чепец торчит над стойкой.

Тот пробормотал едва слышно длинную фразу – Кеннет не разобрал ни слова. Трактирщик раздвинул толстые губы в недоброй ухмылке и хмыкнул. Смуглый добавил несколько слов. Звякнула о полированное дерево стойки монета…

– Молоко хлебать – негоже настоящему мужчине, – пробасил трактирщик. – Не изволит ли ваша милость винца отведать?

Странно, нынче грубиян попытался придать голосу любезные нотки.

– Ну что ты, дорогуша, – сипло возразила хозяйка, – если господину с дороги угодно молочка, я тотчас же подам!