Перед концом света. Синдром восьмидесятника

– Да нет… Слишком правильный… А такие, ты сам знаешь, хорошим людям только жить мешают.

– Ну, тогда давай за нас, хороших!

Осушив фужер, Кауфман прижал к себе Эльвиру. Приятная истома начала обволакивать его тело. Они сидели, утопая в подушках мягкого дивана. Напротив, на стеклянном журнальном столике, стояла откупоренная бутылка с придвинутым к ней пустым фужером, лежал новенький айфон и потрескивала, пламенем подогревая страсти, красная винтовая свеча с державшим её бронзовым амуром.

Неожиданно, как назло, раздался звонок.

– Господин главный экзекутор! С вами говорит оперативный дежурный по чрезвычайным ситуациям. Докладываю: ваш водитель в реанимации.

– Что случилось?

– В двадцати километрах от города он на большой скорости врезался в тракторную тележку, которая без сигнальных огней выехала на трассу. Подробности выясняем.

– Ещё пострадавшие есть?

– Нет. Фермер, что был на тракторе, отделался небольшими ушибами.

Разговаривая с дежурным, Кауфман продолжал сидеть, обхватив плечи Эльвиры левой рукой. Затем положил на место телефон и, отведя голову назад, стал освободившейся рукой чесать едва наметившуюся проплешину на затылке, которую ещё не было видно, но изрядно поредевшие там волосы начали причинять ему беспокойство.

– Как же они все достали! – томно выдохнула Эльвира. Она поставила фужер с недопитым коньяком на столик и, резко поднявшись с дивана, взгромоздилась, как наездница, к экзекутору на колени. Теперь уже её руки лежали на плечах Кауфмана. Затем нежно, слегка прикасаясь, красавица провела ладонями по его шее и направила их вверх, к голове; потеребила, перебирая пальчиками, волосы, словно заботливая птичка, чистящая пёрышки своему партнёру.

Наконец, почувствовав, что лёгкий массаж его расслабил, Эльвира пригнулась и сделала медленный глубокий выдох, будто согревая шею экзекутора для последующих прикосновений губами. Словно опытный автогонщик, готовящий к выезду двигатель в холодную погоду, она дополнительно прошлась языком по его шее и вдруг внезапно смачно чмокнула возле уха.

От неожиданности у мужчины мурашки пробежали по коже. Он заводился. Тело Эльвиры едва уловимо пахло лилией и жасмином, чувственное наслаждение усиливалось добавлением ещё каких-то непонятных, но опьяняюще-манящих ароматов – его последний подарок: духи Versense от Версаче. Да к чертям собачьим какого-то там Версаче! В эти мгновенья экзекутор готов был бросить к её ногам целый мир!

Ближе к полуночи, когда в ладошках амура, покорно державшего свечку, прилично набралось оплавленного воска, Кауфман задул чуть потрескивавший фитилёк. Теперь до утра мир мог не тревожиться и спать спокойно.

IV. Что делать с Вовкой?

К воскресенью погода испортилась. Ночью стало прохладно. Пушинки облаков вились вокруг луны, стараясь зацепиться за её стареющий серп, а когда рассвело, тучи заволокли всё небо. Они были похожи на клочья грязной бараньей шерсти. Постепенно уплотнялись, сгущая тёмные краски; угрюмо придавливались к земле, пока, наконец, сами не расплакались. Заморосило под вечер, но надолго. Скорее всего, в ближайшее время погожих дней не ожидалось.

В понедельник в управлении весь день горел свет. От этого хоть немного становилось уютней, что спасало людей, предрасположенных к хандре.

По дороге на службу, несмотря на непогоду и плохое самочувствие, Петрович специально сделал огромный крюк, чтобы осмотреть прилегающую к салону Эльвиры территорию да заодно убедиться в целесообразности установки там пандуса.

Это был угловой и единственный вход, обращённый к улице, в панельной, из лазурно-белой мозаики, пятиэтажке. Мелкий дождь шелестел, слегка постукивая по голубому прозрачному навесу, укрывавшему от непогоды массивную, но изящную кованую лестницу, и подпитывал влагой небольшой партерный газончик, который отчётливо подчёркивал ухоженность травостоя, расположенного рядом с салоном, по сравнению с остальной заросшей бурьяном территорией возле дома.

«Так вот почему Эльвира болезненно отреагировала насчёт пандуса! Она всё построила. Потратилась. Навела уют. Лишь потом решила узаконить. И кто теперь будет виноват? Проектировщики выполнили работу по факту. Коммуникации в порядке. Архитектура утвердит и без согласования с нами. Им не впервой это делать. А потом разбираться не будут. Сколько в городе подобных объектов понастроено!» – мысленно успокаивая себя, Петрович направился в управление, прячась под небольшим чёрным зонтиком от непрекращающейся мороси. Он не был Дон Кихотом, поэтому считал бессмысленным сражаться с ветряными мельницами и ожидать справедливости от тех, кто её обязан, но не желал обеспечивать. Подписывать документ с имеющимися нарушениями Петрович не решался, но и ввязываться в драку, заранее зная печальный результат, тоже не хотелось.

В коридоре толпились посетители. Люди, видно, ещё не утомились ожиданием и, оттаивая в тёплом помещении, мирно разбирались в очерёдности. Начинался приём. Попавшаяся навстречу кадровичка выразительно постучала указательным пальцем по предполагаемым на запястье часам.

– На задании был, – не вдаваясь в подробности, сухо отреагировал Петрович.

В кабинете шибануло в нос прогорклым печным дымом. Напротив Раечки сидела женщина неопределённого возраста, в чёрной мужской куртке, с двухлетней девочкой на коленях, тоже, видно, одетой в курточку с чужого плеча. Рядом с ней стоял мальчик лет пяти в грязных резиновых сапожках.

Раечка вытащила из сумки горсть конфет и положила на стол:

– Угощайтесь.

Мальчик схватил самую большую, чернослив в шоколаде, и, разорвав обёртку, с жадностью принялся отгрызать лакомые кусочки.

– Да ты не торопись, Дима, всё вам! – сказала ему Раечка, пока мать давала конфетку девочке.

Это были давнишние клиенты управления. Раечка познакомилась с ними вскоре после устройства на работу, выехав в дачный посёлок с обследованиями неблагополучных семей. Тогда отца детей за торговлю наркотиками арестовали, а мать, как поступила информация, подмешивала зелье в грудное молоко, чтобы малютка меньше кричала.

В продымлённом домике было холодно и голодно. Из продуктов обнаружилось лишь какое-то месиво из овсяных хлопьев. Оно находилось в закопчённой кастрюле, стоявшей на перепачканной сажей нетопленой печке. Чуть дальше, в маленькой узкой комнатке, больше похожей на чулан, возле двери на ржавых металлических прутьях стоял «козёл» – самодельный обогреватель с намотанной на асбестовую трубу раскалённой спиралью. На выцветшем промасленном диване мальчик, на вид которому было года три, пытался вкрутить крышку в пластиковую бутылку из-под «Буратино». Рядом с ним на подушке с непонятного цвета наволочкой спал завёрнутый в старое верблюжье одеяло грудной ребёнок – дочка хозяйки дачи. «Козёл», видимо, сильно обезвоживал воздух и сжигал кислород, отчего девочка учащённо тяжело дышала и жалобно всхлипывала во сне, а крылышки её носа, постоянно раздуваясь, безуспешно пытались помочь закачать побольше воздуха в лёгкие.

Как оказалось, Раечка приехала вовремя. Информация насчёт зелья не подтвердилась, однако у малышки обнаружили двустороннее воспаление лёгких. Мать с детьми срочно поместили в больницу. Стали готовить документы на лишение её родительских прав. Но суд посчитал аргументы недостаточными. Мать клялась, что всё исправит, что детей никому не отдаст, что просто растерялась и опустила руки от охватившего её шока из-за ареста мужа.

Постепенно обстановка и впрямь начала налаживаться. Раечка взяла шефство над семьёй: срочно оформила субсидии, регулярно завозила продукты, одежду. Баловала деток гостинцами. Однако в последнее время стала замечать: что-то там опять пошло не так.

Был в этой семье ещё и старший сын Вовка. В первый приезд соцработников он находился в школе. Пока девочка болела, Раечка оформила его в приют. Когда всё в семье нормализовалось, мать забрала сына обратно.

И вот около двух месяцев назад возникла новая проблема. Матери предъявили штраф, потому что у Вовки нет паспорта, хотя ему уже исполнилось пятнадцать. А паспорта нет, так как на дачах прописка запрещена. Женщина была в панике: не знала, как найти выход из очередного житейского лабиринта. Раечка прописала Вовку у себя дома. Когда пришло время получать паспорт, сам Вовка куда-то исчез.

– Раиса Фёдоровна, прям не знаю, что делать! Связался с какими-то дружками. У одного из них днюет и ночует. Школу пропускает. Выпивать начал. Я запретила ему гуленьки. Так он совсем сбежал.

– Валя, а ты сама самогон варишь? – спросила Раечка, пристально глядя ей в глаза.

Ничего не выражавший тупой взгляд застыл на грубом обветренном лице женщины, словно в мозгах не сработал механизм, когда она одновременно попыталась включить две передачи, и их заклинило.

– А как же жить? – после небольшой паузы недовольно заявила мама Валя, тупо уставившись на чиновницу. – На полях работы уже нет. Наняться некуда. Где взять лишнюю копейку? Я на продажу. Одними вашими субсидиями деток не накормишь.

И хотя по лицу женщины Петровичу было понятно, что пила она не только свячёную воду, последняя фраза отвлекла его внимание от своих дел и заставила задуматься:

– И впрямь, как им выживать?

Об этом он и спросил Раечку, когда посетители удалились из кабинета.

– А вы как думаете? Вы же умный? – ответила она вопросом на вопрос и повернула голову к Петровичу, обхватив и поглаживая большим и указательным пальцами подбородок, что означало: она внимательно слушает собеседника. Но её глаза не сфокусировались ни на Петровиче, ни на расположенном за его столом окне, ни даже на пытавшихся выплакаться тучах. Видно, Раечка все ещё силилась разглядеть то место, где прячется Вовка.

– Знаешь, сколько мы ни будем жилы рвать – не вытащим их из ямы. Вот ты постоянно помогаешь вещами, деньгами, продуктами. Прописала Вовку у себя, а он, шельмец, всё равно сбежал. Папаша в тюрьме. Мамашка в прострации самогонку варит. Сама пьёт. И Вовка скоро сопьётся. Боюсь, никакие твои конфетки ему не помогут. Забота о народосбережении – это компетенция государства. Когда есть такие рецидивы – идёт самозаражение семей, надо менять политику.

– Ну-у, после ваших страшилок хоть ложись да помирай!

Раечка оставила подбородок в покое, взяла ручку и стала чертить какие-то иероглифы на чистом листе бумаги.

Петрович поднялся со стула, подошёл к окну и, задумчиво глядя на уныло торчащие мокрые ветки, медленно проговорил:

– Мы похожи на родственников, которые пытаются спасти умирающего больного примочками. Долг выполняем. Совесть свою спасаем. А он скоро всё равно помрёт, если не подключатся хирурги и не удалят нарыв.

Затем, видимо, собравшись с мыслями, Петрович решительно повернулся спиной к окну и, упёршись ладонями в подоконник, продолжил:

– Как быть с Вовками – история многократно отвечала на этот вопрос. Детскими трудовыми колониями после Гражданской войны, где мальчишки делали лучшие в стране фотоаппараты; суворовскими и нахимовскими училищами – после Великой Отечественной.

Однако договорить ему не удалось. В дверь постучали. Вошла женщина с укутанным в застиранное одеяльце ребёнком. За ней – следующая, потом ещё одна и ещё… Каждая со своими проблемами: работы нет, мужа посадили, или бросил, или пьёт, но всё сводилось к одному – к поиску средств для выживания.

«Странное дело, в таких очередях мужиков почти не бывает. Или им всего хватает, или просто всё пофигу? – подумал Петрович, выйдя через время в коридор с электрочайником, чтобы набрать воды. – Да-а, мы – твари толстошкурые…»