Экопсихология. Парадигмальный поиск

Аналогично с экологической (средовой) позиции Гибсон меняет понимание времени и движения как объектов непосредственного восприятия: «Главное внимание будет уделено изменениям, событиям и периодически повторяющимся явлениям того уровня физического мира, к которому относится земная поверхность. Я буду говорить об изменениях, событиях и последовательностях событий, а не о времени как таковом. Течение абстрактного, пустого времени лишено реальности для животного, хотя для физика это понятие представляет известный интерес. Мы воспринимаем не время, а процессы и изменения, последовательности. Внутри любого события существуют другие события, подобно тому как внутри всякой формы – другие формы. <…> При этом длительность действий животных сравнима с длительностью событий в окружающем мире. Элементарных, атомарных реакций здесь тоже не существует» (там же, с. 36–37).

«Движение в окружающем мире в действительности столь существенно отличается от движения, которое изучал Исаак Ньютон, что лучше представлять его себе в виде изменения структуры, а не как изменение положения точек; в виде изменений формы, а не координат; в виде изменений в компоновке, а не как движение в обычном смысле слова» (там же, с. 42; курсив мой. – В. П.).

Приведенные высказывания Дж. Гибсона хорошо показывают, что согласно его подходу свойства среды обитания в качестве объекта восприятия не существуют как абстрактные понятия типа «точка» или «прямая» в геометрии, а существуют, воспринимаются наблюдателем и описываются исследователем во взаимодополнении с эволюционно сформировавшимися органами восприятия, способом жизнедеятельности данного живого существа.

2. Физическая модель оптического устройства глаза (по подобию фотокамеры) была заменена на экологическую модель освещенности объектов восприятия как компонентов среды обитания. Классическая психология зрительного восприятия взяла за основу модель прохождения световых лучей и оптического изображения объекта восприятия на сетчатке глаза разработанную в физиологической оптике. Для нее характерно, что каждой точке пространства соответствует только один световой отраженный луч. Проецируясь на сетчатку глаза, он отображает на ней данную точку внешнего пространства. На это Гибсон возражает, что на самом деле, в реальных (не лабораторных!) условиях любая точка пространства отражает от себя бесконечное и вариативное множество световых лучей, и потому она представлена в зрительном восприятии не прямой проекцией на сетчатку глаза, а «инвариантом объемлющего светового потока».

3. Произведен отказ от неподвижности глаза как необходимого условия для осуществления процесса восприятия. В качестве такого условия постулированы собственные движения глаза, головы и тела наблюдателя (локомоции). Классическая психология восприятия требовала, чтобы изображение на сетчатке глаза в момент эксперимента было неподвижным[16 - С этой целью, в частности, были изобретены подбородники, неподвижно фиксирующие голову наблюдателя, и даже микроприсоски, устанавливаемые на глазное яблоко для того, чтобы в экспериментальной ситуации исключить влияние собственных движений глаза на процесс восприятия. См.: Барабанщиков, 1990; Ярбус, 1995.]. В противном случае оптическая модель глаза не работает. Но, возражает Дж. Гибсон, в реальных, естественных условиях восприятие осуществляется при наличии и посредством собственного движения наблюдателя (его локомоции). Отсюда встает вопрос об экологической валидности экспериментальных методик и процедур, то есть о том, что они не должны искусственно (лабораторно) ограничивать и тем самым искажать проявления собственной природы наблюдателя в процессе зрительного акта.

4. В качестве исходного основания для определения объекта восприятия выступает система «индивид – среда обитания», где в роли «индивида» оказывается наблюдатель как представитель определенного биологического вида с соответствующими ему возможностями к восприятию и действию, а в роли объекта восприятия выступает «среда обитания» как совокупность положительных и отрицательных возможностей для осуществления жизнедеятельности данного живого существа.

Дж. Гибсон особо подчеркивает, что «возможности окружающего мира – это то, что он предоставляет животному, чем он его обеспечивает и что он ему предлагает, – неважно, полезное или вредное. Нужно сказать, что в существительное "возможность" я вкладываю смысл, отличный от того, который вы можете найти в толковом словаре или в словаре математических терминов. Под ним я подразумеваю нечто, что относится одновременно и к окружающему миру, и к животному таким образом, который не передается ни одним из существующих терминов. Он подразумевает взаимодополнительность окружающего мира и животного» (там же, с. 18).

Отсюда следует, что понятием среды должна обозначаться не вся и не любая совокупность пространственных, социальных и иных отношений и свойств, в окружении которых находится индивид. Среда – это прежде всего те естественные условия обитания человека как биологического вида, которые непосредственно воспринимаются им как пространство его возможностей для тех или иных действий и которые поэтому находятся во взаимодополнительном соотношении к жизненным потребностям человека. Можно сказать, что среда как понятие – это абстракция нашего мышления, ибо, в отличие от объектов психического отражения в традиционной психологии восприятия, среда (средовые условия) не существует сама по себе. Она существует, как показывает Дж. Гибсон, только во взаимодополнении к перцептивным и поведенческим возможностям данного живого существа, то есть к тем способам действия по преобразованию пространственных отношений, которыми оно обладает и которые имеет возможность совершать благодаря своей собственной природе и свойствам окружающей среды.

Представление о среде как совокупности возможностей, взаимодополнительных к потребностям и возможностям данного индивида (или живого существа), означает, что одна и та же пространственная среда для разных видов живых существ и для разных индивидов предстает различной.

В дальнейшем, разрабатывая экологический подход к восприятию, Дж. Гибсон (1988) особо оговаривает несоответствие физического описания окружающего мира (как «объекта восприятия») действительному содержанию процесса восприятия. Отказываясь от описания окружающего мира через его физические свойства и отношения он описывает его как единство «среды», «вещества» и «поверхностей». (Заметим, что в нашей логике это тоже продукты восприятия, используемые в качестве исходного основания.) Вследствие этого световой поток, по-разному объемля среду и отражаясь в ней, характеризуется такой вариативностью, в которой любому фрагменту окружающего мира соответствует тот или иной инвариант.

Постулирование априорного наличия такого инварианта светового потока – это то, что А. И. Миракян (1990) обозначил как постулирование «имплицитной самости» объекта. Только в классических теориях восприятия в роли этой самости рассматривались физические свойства объектов (форма, движение) или их феноменологические отношения (фигура-фон), а Дж. Гибсон в качестве таковой предопределяет указанный инвариант, оставляя открытым вопрос, посредством какого перцептивного механизма осуществляется первичное порождение существования этого инварианта.

При этом Гибсон (1988, с. 42) совершенно справедливо утверждает, что движение как объект восприятия – это не то движение, которое изучается в механистической физике: «Движение предметов в окружающем мире представляет собой явление совершенно иного порядка, нежели движение тел в пространстве. <…> Движение в окружающем мире в действительности столь существенно отличается от движения, которое изучал Исаак Ньютон, что лучше представлять его себе в виде изменений структуры, а не как изменение положения точек; в виде изменений в компоновке, а не как движение в обычном смысле слова». Однако, предлагая отказаться от представления движения как изменения пространственного положения точек, он опять же остается на продуктных основаниях полагания предмета исследования, поскольку подменяет «точку» (как продукт восприятия) «формой» и «компоновку» (тоже продукт восприятия).

Существенно также отметить, что «Гибсон называл свою теорию "прямой", "непосредственной", подчеркивая тем самым, что главная задача заключается в установлении прямой, непосредственной связи между образами и инвариантами-стимулами. Никакого промежуточного процесса (нервного или психического), опосредствующего эту связь, с точки зрения Гибсона, нет» (Логвиненко, 1988, с. 11).

Поэтому Дж. Гибсон считает, что «неизменным объектам соответствуют определенные инварианты оптической структуры, которые сами по себе лишены какой бы то ни было формы, а любому движению объекта соответствует свое особое возмущение оптической структуры – перспективное преобразование» (Дж. Гибсон, 1988, с. 350). Описывая же процесс восприятия, он говорит, что «происходит просто извлечение либо факта совпадения строя с самим собой, либо факта его диспаратности по отношению к самому себе, причем последний встречается чаще» (там же, с. 351).

Произведенная Дж. Гибсоном критика физикальной парадигмы изучения зрительного восприятия и предложенная им экологическая парадигма оказали большое влияние на представления психологов о том, что и как надо исследовать в психологии восприятия и в других областях психологической науки. В частности, представление об экологической валидности экспериментальных методов и процедур (т. е. требования их соответствия естественным условиям протекания изучаемого психического явления) стало применяться в самых разных психологических исследованиях. Кроме того, представление о среде обитания как совокупности условий и возможностей, находящихся в отношении взаимодополнительности к субъекту восприятия, послужило основой для психодидактической разработки понятия и концепции образовательной среды (Лебедева, 2000; Панов, 2000, 2004; Ясвин, 1997).

Оценивая экологический подход к восприятию Дж. Гибсона в контексте данной книги и в наших терминах, необходимо отметить, что этот исследователь сумел убедительно продемонстрировать ограниченность методологических возможностей гносеологической парадигмы при изучении непосредственного восприятия пространственных свойств и отношений в практической деятельности человека. Во-первых, он показал непродуктивность использования гносеологически заданных (уже познанных в физике и геометрии) пространственных свойств и отношений для концептуализаци «объекта восприятия» при изучении непосредственного восприятия в естественных (экологически валидных) условиях жизнедеятельности человека. Во-вторых, он показал, что при изучении непосредственных процессов восприятия в естественных условиях необходимо вместо концепта «объект восприятия» использовать концепт «среда обитания». В-третьих, Дж. Гибсон отказался от гносеологически заданного отношения «субъект восприятия – объект восприятия» как исходной предпослыки для изучения непосредственного восприятия, сменив его на отношение «индивид как субъект жизнедеятельности – среда обитания, эволюционно сложившаяся для данного биологического вида». В сочетании с требованием изучать процесс восприятия «так, как он происходит сам по себе», то есть в естественных, экологически валидных для данного индивида условиях, это означает введение онтологического аспекта в качестве исходного основания для разработки своего экологического подхода к восприятию. Но, учитывая постулирование Дж. Гибсоном прямого соответствия между инвариантом светового потока (а значит, его изначальной заданостью) и продуктом его непосредственного восприятия, следует признать, что его экологический подход к воспритияю скорее принадлежит гносеологической, чем онтологической парадигме.

Парадигмальное значение введения понятия «среда обитания» (или шире «окружающая среда») вместо гносеологической заданности физикальных свойств «объекта восприятия» определяется тем, что при этом происходит, образно выражаясь, смысловое размывание самого понятия «объект восприятия». Дело в том, что «среда как объект восприятия» отличается субъективной неопределенностью, потому что она характеризуется:

– сопредставленностью различных объектных свойств и отношений разной модальности;

– различной функциональной и субъективной значимостью сопредставленных свойств и отношений окружающей среды, подлежащих восприятию;

– тем, что количество и структурированность сопредставленных средовых свойств и отношений имеет субъективно относительный характер, так как зависит от состояния индивида, от выполняемого им действия (деятельности), от этнокультурной принадлежности и других индивидуально-психологических особенностей (Дерябо, Ясвин, 1996; Панов, 2004).

Поэтому пространственные свойства «объекта восприятия» при таком «средовом» подходе к восприятию становятся относительными, так как начинают определяться не только и не столько собственными (объекта) свойствами, сколько свойствами данной зрительной системы, с одной стороны, и функциональными потребностями человека как субъекта восприятия – с другой. «Объектом восприятия» при онтологическом подходе становится, как показывает В. А. Барабанщиков (2001, с. 111–112), сама «ситуация восприятия», включающая свойства и окружающего мира (среды), и самого субъекта восприятия:

«Объект восприятия – интегративное образование, включающее разнородные элементы индивида и среды, объединенные общностью места и времени их существования, объективными связями (причинно-следственными, генетическими, структурными, функциональными и др.) и отношениями, в том числе потребностями субъекта и возможностями их удовлетворения. Речь идет о форме единства индивида и среды, которая неплохо описывается в терминах "ситуации" (Argale, Pumham, Graham, 1981; Lewin, 1935; Magnusson, 1981), "жизненного пространства" или "мира" (Голд, 1990; Рубинштейн, 1973; Lewin, 1935; Uexkull, 1955), выражающих способ объединения разнонаправленных "сил" и потенций в некоторое целое, в котором цементирующая роль и инициатива принадлежат индивиду. Это – его ситуация (мир), а не ситуация (мир) вообще. Объект-ситуация изначально противоречив и парадоксален: он включает в себя воспринимающего и, одновременно, противостоит ему как нечто внешнее, иное. Одной его стороной оказываются условия жизни, другой – их восприятие и оценка человеком, включенным в ситуацию. Логика развития объекта-ситуации основана на приоритете внутренних связей над внешними, преобладании центростремительных сил над центробежными, динамики над статикой. Осуществляя восприятие, субъект конструирует свое бытие, одновременно подчиняясь ему. Соответственно объект восприятия оказывается и детерминантой (вернее, системой детерминант), и результатом активности субъекта».

Это означает, что в рамках онтологической парадигмы исходной предпосылкой для изучения процесса восприятия становится отношение «субъект восприятия – окружающая среда», а предметом изучения – условия и механизмы осуществления порождающего процесса восприятия как становление бытия порождаемой в нем и посредством него психической реальности (в виде образа, состояния и т. д.).

Более конкретному анализу парадигмальных особенностей изучения порождения движения, скорости и стабильности объектов окружающего мира на непосредственно-чувственном уровне восприятия посвящена следующая глава.

Выводы к главе 2

Это означает, что, в отличие от гносеологической заданности пространственных свойств и отношений «объекта восприятия», в онтологическом плане (когда речь идет о реально происходящем актуальном процессе формирования образа) «объект восприятия» не может рассматриваться как гносеологическая данность (уже познанность) его свойств и отношений, ибо в актуальном процессе восприятия эти свойства еще не восприняты, не отражены. Поэтому переход к онтологическому рассмотрению формирования образа неизбежно приводит к своеобразному размыванию концепта «объект восприятия» вследствие неопределенности и функциональной относительности его свойств, которые будут отражены в образе данного «объекта восприятия». Следовательно, логика исследования актуального формирования образа «объекта восприятия» не может строиться на основе объективной (т. е. уже познанной) данности пространственных свойств «объекта восприятия». «Объектом восприятия» при таком подходе становится не отдельный «объект восприятия (отдельные его свойства)», а совокупность пространственных свойств и отношений, отражение которых в непосредственном образе является необходимым условием для успешности выполнения конкретного предметного действия. Предметом же исследования становятся не механизмы, реализующие «принцип уподобления» и тем самым обеспечивающие адекватность «образа объекта восприятия» объективным характеристикам «объекта восприятия» (по А. Н. Леонтьеву), а перцептивные механизмы, обеспечивающие оперативность восприятия и соответствующую функциональную деформацию «объекта восприятия» в предметном действии (по Д. А. Ошанину) или же функциональную гибкость процессов восприятия, обеспечиваемую перцептивным искажением пространственных свойств и отношений на непосредственно-чувственном уровне восприятия (по А. И. Миракяну), т. е. их способность отражать один и тот же «объект восприятия» по-разному в зависимости от целей и условий осуществляемого с ним предметного действия.

Можно сказать, что в определенном смысле продолжением этой логики становится вопрос, который ломает всю предшествующую парадигму исследования проблемы образа. Это вопрос, который был поставлен Дж. Гибсоном и независимо от него А. И. Миракяном: а действительно ли пространственные или иные свойства объекта существуют для непосредственно воспринимающего их субъекта в объективном, гносеологически заданном (и потому изначально заданном) виде или же они порождаются, конструируются всякий раз (как «в первый раз», заново) в зависимости от задачи и условий предметного действия, осуществляемого данным субъектом?

Глава 3. Историко-философские основы классических и современных подходов к восприятию движения и стабильности объектов: от гносеологических предпосылок к трансцендентальным принципам[17 - Панов В. И. Восприятие движения и стабильности окружающего мира: гносеологическая и трансцендентальная парадигмы // А. И. Миракян и современная психология восприятия: сб. материалов науч. конф. (30 ноября – 1 декабря 2010 г.) / под ред. Н. Л. Мориной, В. И. Панова, Г. В. Шуковой. М.: УРАО «Психологический институт»; Обнинск: ИГ-СОЦИН, 2010. С. 227–252. – Издание осуществлено при финансовой поддержке РГНФ, проект № 10-06-14212 г.]

3.1. Основные подходы к изучению восприятия движения

Взаимодействие человека, как, впрочем, и других живых существ, с окружающей средой начинается с восприятия ее пространственных свойств и отношений, результаты которого затем опосредствуют его поведение в этой среде. Причем если первичный акт такого восприятия происходит на непосредственно-чувственном уровне психического отражения, то есть на уровне формирования ощущений, то протекание последующих перцептивных актов начинает опосредоваться результатами предшествующих перцептивных актов и предшествующего опыта восприятия более высокого уровня, то есть пространственных представлений и понятий. По этой причине различают ощущения, восприятия и представления как разные уровни перцептивного отражения пространственных свойств и отношений окружающего мира.

Проблемы восприятия пространственных свойств и отношений окружающего мира (величины, формы, движения объектов и стабильности видимого мира и др.) относятся к классическим проблемам психологии восприятия. Однако ни классической, ни современной психологии пока не удалось разработать единую теорию, способную объяснить многообразие (а порой и противоречивость) феноменов данного вида восприятия и раскрыть его процессуальные механизмы (Барабанщиков, 1990, 2000; Белопольский, 2007; Костелянец, Леушина, 1971; Миртов, 1983; Панов, 1998; Jung, 1972 и др.).

Это положение ставит перед необходимостью методологического анализа исходных предпосылок, предопределяющих основные подходы к исследованию этих проблем восприятия. В концептуальном плане целесообразно выделить четыре таких подхода: психофизический (включая квазиматематический), сетчаточно-моторный, феноменологический и операциональный (Панов, 1996)[18 - Данное исследование было проведено в конце 1980-х и начале 90-х гг., поэтому в нем не представлены литературные данные по этой проблеме за последние 20 лет. Однако принципиальных изменений в подходах к этой проблеме за эти годы не произошло, не считая системно-генетического подхода к восприятию (Барабанщиков, 1990, 2000, 2002), который требует особого анализа (см. Панов, 1991).].

Психофизический подход, как известно, направлен на изучение и описание количественных отношений между физическими параметрами объекта (стимула) и результатом его восприятия (ощущением, образом). Поэтому собственно процессуальные механизмы восприятия движения в предмет психофизических исследований не входят. Хотя есть ряд квазиматематических работ, в которых предлагаются различные математические интерпретации и описания процесса восприятия движения (Клике, 1965; Логвиненко, 1985; Марр, 1987; Мещеряков, 1982; Ульман, 1983). Основной вывод, который следует из психофизических исследований, состоит в том, что в зависимости от разных факторов объекты могут восприниматься движущимися в условиях, когда они реально неподвижны, и, наоборот, неподвижные объекты в определенных условиях могут восприниматься движущимися (Грехэм, 1963; Креч, Крачфилд, Ливсон, 1975; Рок, 1980; Mack, 1986 и др.).

Сравнительный анализ сетчаточно-моторного (сетчаточно-мышечного) и феноменологического подходов показывает, что, несмотря на явные различия, их общей методологической чертой является перенос физического, механистического представления о движении (как изменении пространственного положения объекта относительно некоторой системы отсчета) на понимание процессуального содержания восприятия движущихся и неподвижных объектов. В то же время концептуальное различие этих подходов определяется ориентацией исследователя на принятие абсолютного или относительного характера пространства и движения. В свою очередь, это предопределяет выбор различных эмпирических оснований (фактов) для изучения и объяснения восприятия движения объектов и стабильности видимого мира.

При сетчаточно-моторном подходе в качестве подобных эмпирических оснований постулируется самоочевидность восприятия движения объекта при смещении проекции этого объекта относительно «пространства» неподвижной сетчатки глаза или же при прослеживании наблюдателем движущегося объекта глазами, головой, всем телом (Вундт, 1912; Мах, 1908; Сеченов, 1947; Титченер, 1914; Helmgoltz, 1896 и др.). Нетрудно заметить, что при таком подходе процесс восприятия движения исходно определяется относительно данности неподвижности или движения глаза или положения наблюдателя, выполняющих роль явной или неявной системы отсчета, и в конечном счете – относительно данности пространства, в котором находится наблюдатель и неподвижность которого постулируется изначально. Последнее, как известно, характерно для представления об абсолютном характере пространства. Эта же логика остается основополагающей и для многих современных исследователей, в частности для сторонников нейронно-детекторных теорий (Глезер, 1976; Грегори, 1970; Зенкин, Петров, 1979; Линдсей, Норман, 1974 и др.).

Представители феноменологического (первоначально гештальтистского) подхода, напротив, реализуют в своих исследованиях представление об относительности пространства, то есть о зависимости его свойств от свойств объектов, составляющих его структуру (Осгуд, 1975; Wertheimer, 1912; Duncker, 1929; Koffka, 1936 и др.). Соответственно, будет ли объект восприниматься в качестве системы отсчета и казаться движущимся или неподвижным, зависит от перцептивной организации феноменального поля, в частности, от его пространственно-временной структуры, результат восприятия которой предопределяет, какие именно компоненты этой структуры будут выступать в роли феноменальной системы отсчета.

В этом смысле движение и неподвижность как «объект восприятия» имеют относительный характер и не обладают той исходной заданностью, которая характерна для постановки проблемы восприятия движения в рамках сетчаточно-моторного подхода. Поэтому естественно, что в качестве эмпирических оснований сторонники феноменологического подхода постулируют исходную данность таких феноменальных результатов восприятия, как «фи-феномен», «фигура-фон», «хорошая фигура», «общая судьба» и т. п. Аналогичная постановка проблемы прослеживается и в более поздних работах, проводимых в рамках указанного подхода (Арнхейм, 1974; Баллах, 1974; Рок, 1980; Mack, 1986 и др.).

Физикальную отягощенность сетчаточно-моторного и феноменологического подходов пытаются преодолеть представители операционального подхода. Согласно их пониманию, восприятие движения возникает на основе более ранних перцептивных феноменов, чем «неподвижность» и «время». В качестве таковых они выделяют «интуицию обгона» (Пиаже, 1966), «текстуру» (Гибсон, 1988), «пространственную локализацию» (Величковский, 1982) и другие подобные феномены, постулируемые как исходная данность по отношению к восприятию движения и неподвижности.

Таким образом, можно утверждать, что, несмотря на концептуальные различия сетчаточно-моторного, феноменологического и операционного подходов, в методологическом отношении все они принадлежат к общей парадигме изучения процессов восприятия.

Определяя предмет исследования, представители этой парадигмы рассматривают процесс восприятия движения объектов и стабильности видимого мира в логике гносеологического отношения «объект-субъект (образ)», для которого характерна данность его исходных компонентов. В первую очередь данность свойств объекта, подлежащих отражению: «движение» и «неподвижность» (объекта или системы отсчета), «форма» и «пространственная локализация» объекта, «фигура-фон», «текстура» и т. п.

Следует заметить, что относительно процесса восприятия, полагаемого в качестве предмета исследования, такая исходная данность объектных свойств возможна лишь в том случае, если они уже восприняты и представлены (идеализированы) в сознании исследователя, представлены в непосредственно-чувственной форме – в виде продукта процесса восприятия (ощущения, образа), и/или в мыслительно-опосредованной форме – в виде представления, понятия (о движении и других объектных свойствах), непосредственно-чувственной основой которых являются опять же продукты уже свершившегося процесса восприятия.

Поэтому при гносеологической (субъект-объектной) постановке вопроса: «Как воспринимается движение?» – процесс восприятия, полагаемый в качестве предмета исследования, оказывается заключенным между продуктами уже свершившихся актов восприятия: между «движением» как гносеологически заданным, то есть противостоящим «субъекту восприятия», отраженным ранее и уже познанным «объектом восприятия», и «движением» («неподвижностью») как актуальным результатом здесь-и-теперь свершившегося процесса восприятия (в виде ощущения, образа, представления и т. п.).

В итоге, рассуждения исследователей о том, что представляет собой процесс восприятия движения и его механизмы, остаются на абстрактно-логическом уровне, на уровне дискурсивно-понятийных логических связей и отношений между продуктами уже свершившихся (ставших, как говорят философы) процессов восприятия. Сам же процесс восприятия, его непосредственно-чувственный уровень, на котором собственно и происходит порождение «движения» и других «пространственных свойств и отношений» как будущих продуктов восприятия, остается вне абстрактно-логического уровня анализа и рассуждений. И потому допродуктный, собственно процессуально-порождающий уровень непосредственно-чувственного восприятия, осуществляющий порождение «движения», «неподвижности» и т. п. «пространственных» данностей как продуктов восприятия, остается вне предмета исследования и, следовательно, неизученным (Миракян, Панов, 1985; Панов, 1998).

И это не удивительно, поскольку в классических и современных исследованиях представление о восприятии движения формируется посредством абстрактно-логического переноса понятийного представления о движении на непосредственно-чувственный уровень процесса восприятия. Такой перенос является общей и традиционной особенностью образа мышления в гносеологической («продуктной», физикальной, по выражению А. И. Миракяна) парадигме изучения восприятия пространственных свойств и отношений (Миракян, 1990, 1992, 1999, 2004), включая восприятие движения объектов и стабильности видимого мира (Миракян, Панов, 1985; Панов, 1998).

Чтобы показать, что дискурсивно-понятийный (абстрактно-логический) способ описания движения как объекта восприятия, характерный для этой парадигмы, не случаен и имеет глубокие историко-философские корни, нами был проведен анализ известной с античных времен апории Зенона «Стрела», а также некоторых рассуждений И. Канта об относительности движения. Этот анализ показывает, что «продуктная» часть рассуждении этих философов о движении и неподвижности объектов, по сути, воспроизводится в способе постановки и решении проблем восприятия движения и стабильности видимого мира как классической, так и современной психологией восприятия.

3.2. Гносеологические предпосылки, обусловливающие «продуктный» характер понимания восприятия движения и неподвижности

3.2.1. Понимание восприятия движения и апории Зенона[19 - Прошу прощения за повтор, необходимый для целостного понимания раздела.]

Методологическая невозможность понять реальное движение вышеуказанным дискурсивным способом – через понятийную дискретизацию движения на отдельные его пространственно-фиксированные моменты (локализации) – была продемонстрирована еще в античной философии Зеноном (Зенон, 1989).

Известны четыре аргумента, которые называются апориями Зенона и которые логически доказывают невозможность движения, несмотря на то, что оно есть. Один из них, «Стрела», излагается (по Симпликию) следующим образом: «Летящая стрела покоится в полете, коль скоро все по необходимости либо движется, либо покоится, а движущееся всегда занимает равное себе пространство. Между тем то, что занимает равное себе пространство, не движется. Следовательно, оно покоится» (там же, с. 310).

Нетрудно заметить, что в качестве логического основания для построения своей апории (т. е. логического противоречия) Зенон использует по сути те же продукты непосредственно-чувственного восприятия, о которых говорилось выше при анализе исходных оснований традиционных теорий восприятия движения. Действительно, фраза «все по необходимости либо движется, либо покоится» говорит о том, что Зенон изначально постулирует данность «движения» (следовательно, уже воспринятого) и данность «неподвижности» (тоже уже воспринятой) как имплицитную самость «всего». При этом именно как имплицитная самость (т. е. понятийная данность (Миракян, 1990, 1992) свойства «движение» и «неподвижность» обособлены друг от друга и тоже противопоставлены друг другу: «либо движется, либо покоится».