Смертная тоска по нелюбимой женщине. Рассказы и были

Сегодня у Василия Петровича опять будет много дел. А впрочем, когда их у него было мало? Ну что же, на то он и директор предприятия.

– Плохо работаем, – говорит он, улыбаясь жене.

– А что так?

– Проблемы. Сборочный цех подводит. Хлопцы, конечно, не виноваты. Не хватает деталей. Их производят только за рубежом, отечественных пока нет.

Вера Ивановна ставит на стол тарелку с яичницей.

– Поешь, Вася.

– Угу… И в механическом не все в порядке… Жалко людей. Получают копейки.

– Ты виноват?

– В принципе – нет. Но я директор. Хозяева предприятия – у них почти семьдесят процентов акций – мной недовольны…

– Могут выгнать тебя?

– Пошли они! Если что – через дорогу в АТП, к Федору Михайловичу пойду. Хоть слесарем. Я работы не боюсь.

Вера Ивановна режет хлеб, подает мужу румяную корочку – он любит.

– Вчера вызывали меня в школу, – говорит она. – Игорек стекло в классе разбил. Отдала пятьсот гривен.

– Я тоже в детстве частенько бил стекла. В основном, из рогатки…

Василий Петрович медленно жует, запивает водой. Он всегда, когда ест, много пьет воды.

– Вера! – вдруг зовет он.

– А?

– Иди сюда. Сядь мне на колени!

Вера Ивановна улыбается.

– Что это с тобой?

– Помнишь, семнадцать лет назад, наши посиделки у Днепра?

– Помню.

– Ты всегда сидела у меня на коленях.

– Вспомнил! – смеется Вера Ивановна, но идет, садится к мужу на колени. Он закрывает глаза.

– Я люблю тебя!

– Я тебя тоже!

Сидят. Обнимаются. И смеются.

Василий Петрович надевает белую рубашку. Завязывает галстук. Машина уже пятнадцать минут стоит под подъездом.

Он на работе.

– Здравствуйте, Василий Петрович! – секретарша Света сегодня особенно хороша. Серый свитер обтягивает ее ладную талию, грудь. Губы – бантик. Ох, эти губы!

– Здравствуй, девочка! – приветливо улыбается Василий Петрович. Он всегда так говорит. – Как дела?

– Хорошо!

– Еще бы! Если бы у меня были такие ноги, как у тебя, то я жил бы, поживал и горя не знал.

– Вы все шутите…

Пышные алые губы секретарши просто завораживают Василия Петровича. Ему трудно отвести от них взгляд.

Кабинет. Высокое удобное кресло вращается туда-сюда. Телефоны – один, второй, третий… Василий Петрович снимает трубку с оранжевого аппарата.

– Механический? Какого черта идет брак?

Начальник цеха, заикаясь, что-то мямлит.

– Втулки – совсем ни в дугу. В чем дело?

– Заготовки это… надо бы получше закаливать…

– Ну, так организуй, проконтролируй! Это ведь твоя прямая обязанность. Ладно! Налаживай процесс!

Василий Петрович бросает трубку на рычаг аппарата. Нет, сегодня совещание он не будет проводить. К чему? И что это дает? Нечего разводить болтологию.

Ну что? Может, поехать к Ирине? Да, надо ее навестить. Хочется.

– Светочка! – говорит Василий Петрович секретарше, зашедшей в кабинет на его вызов кнопкой, что на краешке стола. – Машину! Скажи Петьке, едем недалеко.

– Сейчас! – секретарша, одарив директора кокетливой улыбочкой, виляя красивым задом, удаляется.

– Вот ведьма! – Василий Петрович ухмыляется. – Нет, ее определенно нужно сделать своей любовницей. Ненадолго, конечно, только на некоторое время. Хотя… В общем, будет видно. Займемся этим завтра же. Удачный экземпляр, такой грех пропустить!

Василий Петрович чешет затылок: так, сейчас – к Ирине. Потом, часу в одиннадцатом, нужно решить вопрос о токарном станке с ЧПУ для сборочного. Затем поговорить с начальником цеха гальваники. Его пьянки уже достали. Правда, специалист и организатор он отменный. Что еще? В горисполком надо, на ферросплавный завод, позвонить в Павлоград матери… Потом? Опять к Ирине. Да. Вере можно сказать: очередная командировка. Она к ним привыкла.

Вечером у Василия Петровича начинается вторая жизнь.

Он сидит на кухне, подперев кулаком подбородок, читает газету.

Ирина готовит отбивные. Она в голубом халатике и белых носочках с красной вышивкой. Ей 26 лет. Молодая, наивная. Ни родителей у нее, ни детей. Вольна, как воробей. Василий Петрович знает: Ирина его любит. Не за деньги, а просто как мужика. Почему? Трудно сказать. Впервые два года назад он увидел ее в цехе гальваники с метлой. Директор поразился ее по-детски наивному взгляду, улыбке – доброй, преданной, лишенной всякого дамского лукавства, всякой игривости. И глазам – грустным, печальным, как у человека, полностью утратившего оптимизм, желание жить. В серых с поволокой глазах Ирины и сейчас многое можно увидеть – смятение, боль, тоску и даже безысходность. В душе у этой молодой женщины всего этого, конечно, нет. Просто такие глаза. Но Василий Петрович избегает ее взгляда. Он прожигает душу, заставляет трепетать сердце.